Микенский цикл - Валентинов Андрей (читать книги без регистрации TXT) 📗
– Нет, погоди, дядя Эвмел...
Все-таки он мне подсказал. Не битва мне нужна! А вот Кеми он к месту помянул. Черную Землю, где поклоняются богам со звериными головами...
– Дядя, я имею в виду не битву – войну. Большую войну. Ну, ты мне говорил про Кеми. Ведь это царство тысячи лет никто не мог захватить! А гиксосы – смогли.Почему?
Долго дядя молчал. Наконец кивнул, палочку свою поудобнее перехватил.
– Хорошо, расскажу, как сам понимаю. Пойдем!
Идти далеко не пришлось. Знакомый стол, на нем щит медный, а на щите – горы, домики, реки, маленький кораблик...
Наш мир.
Номос!
Служанка, наверное, думала, что я до утра не вернусь, и привела своего конюха прямо к нам. Дверь, что она щеколдой изнутри закрыла, я вышиб (тоже мне дверь!), на конюха и смотреть не стал – он и сам в окошко выпрыгнул, голозадый, а у служанки, как она заикаться чуть поменьше стала, поинтересовался лишь, все ли с девушкой в порядке. Оказалось, в п-п-порядке. П-п-помылась. П-п-поела самую малость. П-п-попила. Сп-п-пит.
Ну и пусть себе спит! Я тоже додремал до утра, затем плащ прихватил, велел дверь починить и убежал.
В лес.
А Сфенел говорит, что всех моих служанок вместе с привратником и поваром надо повесить – на потолочных балках. Может, и вправду?
Почему многие леса боятся? Года два назад погнали нас, эфебов, в самую глушь – за реку Инах, к Немее. Конечно, это для Арголиды глушь, а для Аркадии или для моей Этолии – чуть ли не двор проходной. Хотя это еще как посмотреть. Там ведь, у Немей, еще лет тридцать тому львы жили! Пока дядя Геракл не пожаловал.
Задание простое было – неделю в лесу просидеть, костры не жечь, себя не выдавать. И не попасться – другие эфебы по лесу ходят, следы ищут. Поймают – вздуют от души. Кое-кого поймали – вздули. Ферсандра поймать не смогли, зато потом искали два дня. Нашли – а он зеленый, как дриада какая-нибудь. Зеленый – и молчит. То ли от голода (это в лесу-то голодать!), то ли от самого леса. вот чудик!
А я бы в том лесу и месяц просидел! Только без костров холодно.
И действительно, где еще подумать можно, чтобы не мешал никто? Ни пеласги, ни друзья-приятели, ни стража ночная, что прямо в полночь орать начинает: «Спи-и-и-те спокойно-о-о-о, жители сла-а-авного Аргоса-а-а!». А в лесу – благодать! Тем более и костры жечь можно, не запрещает никто.
А таблички с папирусами мне в лесу не нужны. Память хорошая, могу прямо на земле всю нашу Ахайю нарисовать – и реки, и города, и берег морской, и горы. С этого я и начал.
Ночь. Костерок погас, и даже угли уже не светят. Хорошо, что осень теплая, а то я сгоряча не тот плащ захватил. Надо было пастуший брать, из шкур козьих, а я обычный взял – серый, эфебский.
Ночь...
– Мама, тогда под Фивами... Папу нельзя был спасти? Я уже тебя спрашивал, а ты так и не сказала... Мама!
– Он был смертельно ранен, сынок. Ни один знахарь не помог бы. Даже Асклепий...
– Асклепий? А ты, мама? Я знаю – нельзя, но ведь... Ты его любила, мама! Мама, почему ты молчишь? Ведь ты же ИХ не боишься?
– ИХ, сынок? Не их, НАС... Не боюсь. И не люблю. МЫ, Семья и все остальные – не люди, Диомед...
– Знаю, мама.
– Люди могут ненавидеть, могут любить. МЫ тоже можем любить, но не друг друга. Вначале кое-кто из Семьи пытался, как и люди, жениться, детей заводить. Дети-то заводились, а любви не было. А потом поняли – МЫ не любим своих. У отца полно детей, но они либо от людей, как у нас говорят, от «земных» женщин, либо он просто брал НАШИХ женщин силой. Или обманом. И не только он... Знаешь, у тебя был брат, Диомед. Я тебе еще не говорила...
– Б-брат ?! Мама! Но почему ?..
– Он давно умер. Давно-давно, за много лет до того, как мы познакомились с твоим папой. Его звали Эрихтонии, он родился в Аттике, и я его очень любила. Его – но не его отца.
– Тебя... тебя на нем женили? На этом отце?
– Сынок, сынок! Не женили, а выдали замуж. Только меня не выдавали. Отец запретил, ему предсказали, что мой сын станет сильнее отца. А если отец – из НАШИХ, представляешь, что может быть? Поэтому я – Дева. Мне просто нельзя выходить замуж. А тогда меня изнасиловали...
– Мама-а-а! Я... Я его...
– Не надо, сынок! Я с ним сама потом рассчиталась. Теперь он хромой, уродливый... и детей у него уже не будет. А тогда... Я была совсем девчонкой, а он – мой родич, старший родич, я ему доверяла. Он просто набросился на меня, как мерзавцы, которых ты разогнал, на ту бедную девочку. За меня некому было заступиться... Сын мой родился страшным: наполовину человек, наполовину – дракон. Он не стал НАШИМ, хотя и мог бы, ведь он НАШ ребенок. Отец – МОЙ отец – не позволил. Но я очень любила моего Эрихтония, он стал царем, басилеем Афин, все его очень любили, а когда умер – долго плакали...
– Я... Я не знаю... Значит, ВАШ сын – не обязательно такой, как ВЫ? Как же так ?
– Потом, сынок, потом... Расскажу как-нибудь. Дети Семьи – не всегда НАШИ, а дети людей не обязательно уходят к Гадесу. Особенно те, у кого есть НАША кровь...
– Но папа...
– Хочешь правду, Диомед? Тидея можно было спасти. И даже, может быть, сделать НАШИМ. Но не его – его безумие. Понимаешь?
– Значит, правда? Он... Он сошел с ума?
– Его безумие все-таки вырвалось – как зверь из бронзовой клетки. Вырвалось – и само стало Тидеем. Он так и не смог прорваться через огонь. Я знаю, ты пытаешься... Будь сильным, сынок! Отец хотел, чтобы бессмертным стал ты...
– Не хочу! Не хочу! Не хочу быть таким, как ВЫ! ВЫ! Дядя Капаней был прав, прав!..
– Не плачь, маленький, не плачь...
– Я не плачу! Не плачу. Но, мама, почему?..
Костер давно погас, на востоке, над недвижными кронами старых грабов, уже белеет. Не сплю. Ночь...
* * *
Домой я вернулся вовремя, как раз чтобы столкнуться возле дверей (починили-таки двери!) с гонцом от дяди Эгиалея. Вот чудеса! Зачем гонец, я и сам все знаю. На пятый день, в полдень, в Пелопсовых Палатах. Хитон, серый плащ, меч при поясе. Ну и то, что я придумал, само собой.
Как бы не так! Не серый плащ, а фарос. И не меч – кинжал парадный, в золоте который. И диадема. Диадема?
Пока я моргал, гонец дальше побежал, а я у дверей починенных остался. С открытым ртом. Фарос я сразу нашел – отцовский. Хорошо хоть я его раз в год надеваю, поэтому стирать не надо. И кинжал есть с ножнами в золоте. Дрянь ножик, от лезвия труха одно осталась, зато рукоять тем же золотом сверкает. Это еще прадеда – Портаона. Того, от которого мне и меч достался А вот диадема... Отцова – серебряная, давно в храме Афины-на-Лариссе лежит. Да и зачем мне она? Даже по праздникам не надеваю. Ладно! Пока я вепрем эрифманским по дому метался, мне служанка пыталась про кого-то что-то объяснить. Мол, три дня полежала, поплакала, молока козьего попила, потом ушла. И все благодарила, все обещала богов за «господина» молить. Только уже на улице понял, про кого речь была. Понял – и забыл почти сразу. Отлежалась девчонка – и хорошо. А что богов молить станет, так тоже неплохо. Всегда приятно, когда за тебя богов молят!
А ведь ей ВСЕХ мужчин любить положено! Как же это можно, чтобы ВСЕХ?
* * *
– Радуйся, ванакт Адраст, богоравного Талая сын, Аргоса владыка богоравный! Диомед сын Тидея по божественному повелению твоему к стопам твоим припадает! Да будет власть твоя вечной, вековечной!
Уф, не перепутал! Во всяком случае, если и перепутал (то ли «вековечной», то ли «на все века»), то дед и виду не подал. Он вообще виду не подал – и бровью не двинул. а даже позавидовал. Ведь трон каменный, жесткий, каково сидеть на таком? А дед может часами не двигаться – сам видел! Сидит в золотом венце, в пурпурном фаросе, жезл (тоже золотой – тяжелый!) в деснице зажал – и царствует. Не каждый день, понятно – по праздникам, когда в Новый Дворец все приходят. Поздравлять. Или в храм собираются – к Зевсу Трехглазому. Там тоже трон имеется. Теперь в Тронном зале пусто, и факелов всего два – по бокам, и стражников в латах золоченых – тоже двое. Ну и мы, ясное дело. Я и дядя Эгиалей.
