Холодная сварка, или Ближе, чем секс (СИ) - Тулина Светлана (читать книги полные .txt) 📗
В тот раз повезло — увидал её жёлтую алтайку издалека, ещё через ограду даже. И сразу же дал по тормозам. И в ближайшую подворотню крупными скачками. Пока и она чего лишнего не углядела. Типа меня. Хотя мою серую невзрачную куртень пойди ещё разгляди в сгущающихся сумерках, к тому же — из хорошо освещённого сквера. Но бережённый спит спокойнее.
Ну вот, драпанул, значит. Удачно — не отсканировала.Через два проходных двора и переулок вывернул на бульвар Германа Титова. Решил пройти по нему до Аллеи Героев, а там можно снова через дворы наискосок проскочить.
Не люблю эти места. Шумно и мерзко. Особенно по вечерам и часов до трёх ночи — там куча всяких мелкотравчатых рюмочных и распивочных, одна другой гаже. Все три порта — рукой подать, монор напрямую ходит, леталки опять же. И космо, и речной, и авиа. А сама Аллея с вечными огнями в честь Героев — достопримечательность, стало быть. Во всех путеводителях чуть ли не на первой странице, вот турьё и спешит отметиться. Вечно всякий проезжий-пролётный сброд тусуется. Но лучше уж пьяные гопники, чем Раечка с её фальшивым: «Ах, ну надо же, Володенька! Какая неожиданная встреча!». Пьянь, по крайней мере, с поцелуйчиками не лезет. Разве что с обнимашками. Да и то не всегда, чаще вполне нормально проскочить удаётся.
Ну вот, сглазил! Стоило подумать — как из «Северной Ривьеры» (Ривьера, ха! Четыре столика и любительский стриптиз по пятницам на барной стойке!) вывалилась хорошо набравшаяся парочка. Чуть с ног не сшибли, еле отскочить успел. Два таких крупных калорийных мужика в состоянии крайнего изумления. Вертикальны лишь потому, что пребывают в жёсткой сцепке и колеблются несинхронно. Если одного тянет влево — то другой в тот же момент норовит завалиться непременно вправо. И наоборот. Всё никак в резонанс не попадут, бедолаги. Взаимное поглощение асинхронных колебаний, наглядная физика, ага-ага. Аж залюбовался.
А кулаками машут — мимо не проскочить, обязательно огребёшь. Потому что движения их настолько хаотичные, что никакой возможности предположить, в какую именно сторону кого из них мотанет в какой конкретный момент. Один ещё вроде как слегонца повменяемей, а второй в полной бессознанке и агрессии. Вот этот второй как раз больше всего руками и машет. И всё норовит первому по сопатке заехать. И каждый раз невнятно, но матерно удивляется, что промахнулся. А первый его вроде как урезонить пытается, но при этом и по хрюльнику не словить, что усложняет задачу.
Совсем уже было собрался обойти эту парочку по проезжей части — ну их всех с их пьяными разборками! Не люблю. Недавно под окнами в шесть утра тоже концерт устроили. Подобная же парочка и в такой же кондиции. Один другому морду начищает, держа свободной рукой за шкирятник, и громогласно вопиёт при этом: «Я же тебя, суку, любил! Как же ты мог, сука?! Как же ты мог?!» А второй совсем в невминозе, болтается, как червяк на крючке, и вопит ничуть не тише: «Да! Да! Ты прав! Я сука, я это самое, бей меня, бей!..» Из специального клуба, очевидно, возвращались, где один сильно накуролесил, вот и устроили бесплатное представление. Потом тот, что повменяемей, своего суку вразумлять притомился, сунул подмышку и со двора поволок, так что дальнейшего уже не видел, не в нашем дворе оно происходило. Да и не стремился особо. Ну их, короче!
Но тут как раз дверь «Ривьеры» снова открылась, пропуская очередного страдальца к накачанным сиськам и пиву, креплёному оксибутиратом. И в полосу света от раскрытой двери как раз попала воинственная парочка.
Тот, что повменяемей, почти сразу отвернулся, но мне хватило. Да и попробуй не узнай эти белобрысые вихры, которые на каждой физре из любого угла видать.
И даже почудился запах дынной жевательной резинки — именно за пристрастие к ней Дыня своё прозвище и словил.
А ещё вдруг как-то очень отчётливо разобрал, что же именно он бормочет. Очень ясно и чётко так, словно спецмикрофоном все прочие уличные шумы отфильтровало:
— Пойдём, мама ждёт, ну пойдём же…
Он меня не заметил. Что там в тени происходит и кто стоит — со света не слишком-то разберёшь. Но уйти теперь почему-то оказалось совершенно невозможным. Хоть и глупо, наверное…
Злясь на самого себя и на дурру Райку, из-за которой так влип, повёл себя как окончательный кретин — шагнул вперёд. И очень вовремя — мужик как раз начал заваливаться в мою сторону. Один Дыня бы его точно не удержал. А тут как раз удачно вышло, под замахнувшуюся руку поднырнул, плечом его подмышку поймал, как подсадка учила, но проворачивать и опрокидывать не стал, просто основной вес на себя принял.
Устояли.
Хотя мужик и очень пытался нас всех троих уронить. Но меня вообще уронить сложновато, да и у Дыни, видать, опыт по этой части немаленький.
— Спасибо-не-надо-мы-сами, — заученной скороговоркой выдал Дыня на автомате. И вдруг замолчал. Сощурился, твердея скулами. Узнал. И по его враз помрачневшему лицу сразу понятна стала вся беспредельная глупость моего поступка. Раньше Дыня существовал в непересекающейся со мною реальности, ему были безразличны всякие-разные, на физре в дальнем углу прохлаждающиеся. Но вот нарушены правила игры и пересечена некая граница. Мною. А такое не оставляют безнаказанным… Вот же идиот! Мало мне имеющихся неприятностей, надо было вляпаться ещё и в эти! Новенькие.
Но мысли — мыслями, а тело продолжало действовать. Мужик как раз вознамерился зацепить меня по уху, раз уж Дыню никак не получается. Правую его руку, которой он в основном махать пытался, аккуратненько так своею прижал. Лишил, так сказать, свободы манёвра. То ли это подействовало, то ли просто запал у мужика кончился, но он вдруг обмяк, повиснув на нас всей нехиленькой массой, и стало как-то не до разговоров.
Хорошо, тащить оказалось недалеко — до Гагарина, второй дом от угла. Кодовый замок в двери подъезда был выломан давно и надёжно. На лестнице воняло кошками и было темно — ни одной лампочки на первых этажах не горело, даже у лифта. Который не работал. И как они их пожечь умудрились, интересно? Они же вечные, лампочки эти! Принципиально неперегораемые и вандалостойкие! Как-то пытался одну разбить, но так и не смог. А тут — ни единой до четвёртого этажа!
Волочь пришлось на третий. Здесь оказалось уже почти светло, и как-то сразу догадался, какая из шести дверей нам нужна. Вот эта, обитая подраным дерматином с клочками грязно-серого утеплителя, свисающими изо всех дыр. Господи, только в кино такое видел…
Кнопки звонка не было. Вместо неё над дверью свисали два оборванных провода. Думал, что Дыня постучит или достанет ключ. Но он, прислонив вялого папаню плечом к стене, просто соединил два свисающих проводочка — и за дверью прерывисто задребезжало.
А вот такого не видел даже в кино. Режиссёры тоже не видели. Наверное.
Думал, хуже уже быть не может.
Но дверь открыла измученная рано состарившаяся женщина, одетая в застиранный халат, розовенький такой, в цветочек. Почему-то сразу понятно было, что она именно мать Дыни, хотя по виду больше походила на бабушку. А ещё у неё были очень красные руки. Словно ошпаренные. Такое бывает, если передержать в маникюрной капсуле, помню, удивился ещё, как-то мало вязалась эта женщина и маникюр. Позже догадался, конечно, что такими руки становятся не только от спецраствора, но и от просто горячей мыльной воды. Ну то есть, если ими мыть посуду или даже стирать. Именно стирать, а не вынимать из машинки или там прополаскивать. Долго. Часто. В очень горячей воде и с самым дешёвым порошком, в котором полно вредного для кожи щёлока и, наверное, совсем нет антигистаминов и умягчителей.
Но это всё позже.
А тогда увидел измученную старуху с ошпаренными руками. И кучу детишек, что за неё цеплялись. Счастливых таких детишек. Улыбающихся. Вот это и подрубило больше всего.
Если бы они плакали — было бы как-то… правильнее, что ли. Но ведь нет же! Папаня их к тому времени попытался уснуть, пристроившись прямо на пороге, так они через него перешагивали. Ну или перелезали — те, что поменьше. Привычно так. Все такие же белобрысые и улыбчивые, как и Дыня. Только совсем мелкие. Мальчики, девочки… Старшему — лет семь-восемь, не больше. Вернее — старшей. У неё же косичка. Розовый бантик со стразиками. Сколько их было всего — даже и не понять, постоянно вертелись, что-то щебетали, хватали Дыню за руки, улыбались мне. Просто так улыбались, ничего не прося…
