Холодная сварка, или Ближе, чем секс (СИ) - Тулина Светлана (читать книги полные .txt) 📗
Нельзя вешать на воздушную балерину тяжёлые цепи обязательств и благодарностей. Пусть танцует.
Подарок Ириске понравился.
— Ой, какая прелесть! Классно придумано! А я как раз заколку снова потеряла…
О поводе не спросила, но я на всякий случай пробурчал что-то о месяце знакомства, стараясь не краснеть. Всё равно она точную дату вряд ли вспомнит. Секундное огорчение с её стороны из-за отсутствия ответного подарка — и приступ острой паники у меня — обязал? надавил? напряг? огорчил всерьёз?
Обошлось вроде.
Снова берёт меня за руку. Сама.
Ну и какие после этого ещё подарки?!
Моя стерва считает её ведьмой. Лишний повод для паники — ведьмы редко живут долго и счастливо. Обычно их сжигают.
Моя стерва её не любит, но хотя бы относится вполне терпимо. Но она — не показатель. В наше просвещённое время достаточно инквизиторов, готовых упечь на костёр любого, кто хоть чуть выходит за рамки. И не всегда этот костёр — метафорический. А Ириска за всякие рамки не то что выходит — вытанцовывает! Постоянно. Ей для этого даже усилий никаких прикладывать не приходится — само собой получается. Каждый день. Каждый, блин, сраный день!!!
Раньше я полагал, что всё знаю о страхе. Идиот. Страх за себя — ерунда.
За другого куда страшнее.
Особенно, когда от тебя ничего не зависит. Когда тебя почти всё время нет рядом. И ты даже не знаешь, в какой именно момент и что именно может стрястись. Вот сейчас. Или через минуту. Через две, через пять… И остро, буквально до боли, хочется ежесекундно быть рядом — просто для того, чтобы успеть защитить. Если вдруг что. И такое же болезненное понимание — что нельзя. Потому что такое — хуже любых цепей.
Парк аттракционов –– отдушина. Самое безопасное место в городе. Конечно, если не лезть на всякие там тарзанки, аэротрубы, падающие лифты, летающие автобусы, прыжки в ничто, пике или американские горки. На колесе обозрений или энтерпрайсе я её сам пристёгиваю. Чтобы уверенным быть. Плюс тройная защита. Плюс браслеты. Я специально и очень дотошно проштудировал технические характеристики каждой подкупольной хрени, прежде чем отвести на неё Ириску. Бережённого, сами знаете…
В парке сегодня — «июльский вечер». Мне такой антураж нравится больше, чем все эти «после майской грозы» или «осень золотая». Осень только со стороны выглядит красиво. Ну или там на фотках. А так — постоянно сыплется на голову всякая гадость и под ногами хлюпает, а в после грозы нагоняют столько озона, что волосы дыбом стоят. Мне-то пофиг, до опасной концентрации далеко (проверял!), а вот Ириске не нравится. Июльский вечер — самое лучшее их оформление.
Ласковый ветерок щекочет меня её волосами и её дыханием: мягкий, свежий запах моря и каких-то цветов. Не орхидея, к той уже успел принюхаться, ещё что-то. Горьковатое такое, не садовое. Не разбираюсь. Но — никаких зелёных яблок! И уже одно это здорово.
В дорогущее и переполненное кафе Ириска не хочет. Перекусываем на скамейке, возле торгового автомата. Для неё — блины, мороженое, приторно сладкий кофе с синтетическими сливками, я привычно обхожусь томатным соком с зелёными оливками. Вкуснейшая вещь, между прочим. Не понимаю, почему раньше не ценил? Потом катаемся на какой-то карусели, под старину, парные сиденья на цепях совершают неспешный круг над клумбами. Стреляем в старинном механическом тире — цветными шариками с краской по движущимся мишеням. Потом ещё карусель, олени и лошади, а после она тащит меня танцевать. Я упирался безуспешно, куда там…
Поначалу просто неуклюже топчусь рядом, стараясь попадать в такт, но Ириска танцует как дышит, она так живёт, и рядом с ней невозможно жить по иным правилам. Ритм подхватывает, завораживает, ведёт за собой — и в какой-то момент мне делается совершенно всё равно, как это выглядит со стороны. Главным становится ритм, заполнивший всё пространство внутри и снаружи — и радостный смех Ириски, и её рука в моей — левой! — руке.
Мы вертим друг друга по танцполу — легко и непринуждённо, я не знаю, есть ли такой танец, есть ли вообще такие движения в какой-либо хореографии. Свои я придумал сам, на основе дзюдо и тайчи, и ещё чего-то, спасибо подсадке, уже и не помню чего. А Ириска подхватила — для неё ведь это так же естественно, как дышать. Мы крутим друг друга довольно рискованно — но я знаю, что она меня не уронит. И вовсе не потому, что на танцполе понижена гравитация и тройная система безопасности не даст просто так упасть. Просто она — Ириска. Ни разу ведь даже случайно, даже в запале танца не потянулась к моей правой… Она такая. Если бы в себе я был бы так же уверен, как в ней…
Музыка оборвалась как-то совсем неожиданно (позже я понял, что сработала та самая система, сопоставив длительность и интенсивность нашего выступления и отнеся получившийся результат в категорию опасных для здоровья). А в первый момент мы с Ириской вдруг осознали, что стоим одни в середине совершенно пустой площадки. И что это именно нам хлопают расступившиеся в круг люди, хлопают, несмотря на прекратившуюся музыку и даже на то, что мы их, собственно, согнали с танцпола…
Не знаю, как Ириска, а я смутился дико. И мы удрали, даже не ответив на поздравления. Может быть, кто-то посчитал нас актерами-аниматорами, специально приглашёнными для развлечения публики, кажется, нам даже кричали вслед что-то благодарственное; мы бежали по аллеям, держась за руки и давясь от хохота, бежали, хотя нас никто не собирался преследовать.
Потом, раскрасневшиеся и счастливые, мы сели на скамейку у фонтана, пили сок и смеялись. Не над чем-то или кем-то, просто смеялись от удовольствия, потому что вечер был прекрасен и ещё не закончился, и всё вокруг сверкало и смеялось с нами в унисон.
Когда совсем стемнело, мы взяли синюю двухместную леталку. Не для гонок по лабиринтам летодрома, а просто катануться прогулочным маршрутом, полюбоваться парком, каруселями, огнями, людьми и всем этим замечательным вечером. Этот вечер был настолько хорош и далёк от всего привычно-школьного, что я расслабился и утратил всякую осторожность. Мы не пристегнулись.
Оба.
Я не проследил.
И когда Финик протаранил нас над кустами акации, Ириску чуть не выбросило за борт. Чудом я успел схватить её за руку. Правой рукой, правой, левой сам держался за сиденье. Прикусив губу от боли в плече, втащил назад. Леталка без управления почему-то не опустилась на землю, а поднялась на высоту кроны дерева, да так и зависла.
Вообще-то правила гонок допускают таран. При обычных условиях и пристёгнутых ремнях это абсолютно безопасно. А даже если пассажиры и не пристёгнуты, силовое поле летодрома не даст упасть, подхватит в полутора метрах над землёй. Ну, повисит выпавший четверть часа до конца сеанса, беспомощно барахтаясь на потеху случайным зевакам.
Но это — на гонках.
Никто и никогда не таранит леталки с парочками и красным огоньком, сигналом того, что ремни не пристёгнуты, что аппарат вне игры, что не мешайте, пожалуйста. Мало ли почему парень с девушкой не желают пристёгиваться к сиденьям в полумраке прогулочного маршрута. Финик совсем слетел с катушек.
Гад.
Ириску я пристегнул сразу, как втащил. Буквально тем же движением, на автомате. Сам не стал. Левый ремень провалился в щель между сиденьем и бортиком. Несложно достать, руку поглубже засунуть и нашарить. Было бы время. Но его-то как раз…
Две леталки, с двух сторон. Развернулись синхронно и снова на таран. Финик, сволочь, оказался не один. Вот же гады! Школы им мало! У меня аж в глазах потемнело от ненависти. И стало вдруг легко-легко.
И я прыгнул навстречу.
Наша леталка, избавившись от моего веса, рванула на несколько метров вверх, а я угодил прямо в машину Финика. Свалился буквально им на колени — самому Финику и ещё одному пацану из двенадцатого, кажется, «А». Не помню его имени. Не из компании Бороды, вообще не из хулиганов, так, шавка мелкая и почти незнакомая, любитель пнуть сзади и ударить в темноте. Расстегнуть их ремни и вышвырнуть обоих за борт оказалось несложно, хотя в плече снова что-то хрустнуло. Они так оторопели, что почти не оказали сопротивления. Леталка, опустившаяся было под перевесом, снова рванула вверх, я чуть и сам не вылетел. Удержался каким-то чудом. Да ещё злостью, наверное. Потом пристегнулся, догнал вторую и вышиб за пределы лётной площадки. Там канал вокруг, поддерживающее поле над ним как раз кончается, падать нестрашно, но мокро.
