Живой проект (СИ) - Еремина Дарья Викторовна (бесплатные серии книг txt) 📗

Через несколько часов, оказавшись в плотном кольце живых и электронных репортеров, Михаил устало улыбнулся. Как они узнали о его прилете? Как?! Михаил горел желанием нанять всех столпившихся вокруг журналистов в свою службу безопасности. Отвечая на вопросы корреспондентов о том, как отразился на корпорации запрет на эксплуатацию живого проекта: проводник на территории Америк, Михаил думал о существовании танца, в котором танцор делает два маленьких шага назад, а затем один, но большой – вперед. Будь он политиком, этот танец был бы его любимым. Он улыбался, когда врал о целях своего визита. С приветливостью короля на балу в честь коронации он отвечал на вопросы, за которые можно было, не раздумывая, бить в морду. Михаил улыбался и думал о том, какую часть пакета акций Крышаева потребует мистер Эдвард Пэттинсон. Михаил чертовски красиво улыбался. Должно быть, именно эта улыбка подняла акции Live Project Inc. на пол пункта в этот день. В присланной за ним машине Михаил надел очки и обратил внимание на заканчивающийся заряд. Письма шли непрерывно – вязкой и обжигающей, как лава, волной. Он не хотел пускать эту лаву на сетчатку и поморщился, словно на короткий миг ему позволили вдохнуть свежий воздух, и снова запихивали в канализацию. – У вас есть зарядник? – спросил Михаил встретившего его сотрудника, и через несколько секунд новый телохранитель, живой проект Олег протянул провод. Михаил продолжил просматривать почту. Он чувствовал запах страха, практически видел капельки пота, стекающие по искривленному в панике лицу Рудольфа Викторовича: на Песок-2 напала группа подростков. Больше полусотни человек, приехавших на внедорожниках. Михаил пытался пропустить подробности, выловить информацию об ущербе, но перед глазами ярко вырисовывалась картина произошедшего, мешая думать. Они приехали с обычными деревянными лестницами, потому что знали – забор под напряжением. Укрепленные окна бараков выбить невозможно, но звук сирены... такой стандартный звук... Они имитировали сигнал о надвигающейся песчаной буре, и кто-то открыл дверь в один из бараков. Миша зажмурился на мгновение, чтобы заставить глаза раскрыться, продолжить читать – он засыпал на ходу. “Я заблокировал все производственные этажи и лаборатории, но приказать стрелять по детям я не могу! – писал директор станции. – Они пытались поджечь квартиры, но в них мало что горит... СБ отлавливает их с ДЕШО, но они разбрелись по всей станции, прячутся в квартирах, избивают оставшихся наверху служащих!” Миша устало вздохнул и закрыл письмо. Это мелочи, на это уже можно не обращать внимания, Рудольф Викторович справится. “Миша, только не волнуйся, со мной все в порядке! Я пыталась позвонить, но ты недоступен, Макс сказал, что ты взял клона вместо него. Никакого приступа не было, ради бога не волнуйся. Я в больнице просто для того...” – Михаил мгновенно выбрал контакт и позвонил матери. – Мама! – Мишенька, я в порядке! Мне нужно было избавиться от Крышаева, и я не нашла ничего лучше... Машину сильно дернуло, Михаил убрал изображение. – Не выходите! – скомандовал живой проект. Президент крутил головой, пытаясь понять что происходит, но кроме двух черных микроавтобусов спереди и сзади ничего не видел. – Где мы? – спросил в пустоту. Вика назвала город, улицу, ближайший дом и координаты местоположения. Эта информация не оказалась полезной. – Миша! – звала Лариса Сергеевна, и Михаил не позволил себе не ответить. Он проговорил спокойным голосом: – Да, мам, все хорошо, – когда по сторонам от машины появились люди с оружием, Михаил не мог видеть их лиц, – Скажи мне, почему ты в больнице? – Приезжал Николай, – начала Лариса Сергеевна неторопливо. Михаил чувствовал тяжесть в животе, наблюдая, как фигуры остановились у дверей и... постучали в окошки. – Он сказал, что ты улетел в Новый Вашингтон в Чили... – Это шоковое оружие, Михаил Юрьевич, – сказал живой проект. – Мама, у тебя не было приступа, ты хорошо себя чувствуешь? – Да, это было лишь для того, чтобы избавиться от него. – Тогда я перезвоню чуть позже, и мы поговорим. Пока. – Ты уже у Пэттинсона? – Мама, я не могу сейчас. Я перезвоню. Человек, стучавший в стекло, наклонился, чтобы посмотреть в салон машины. Михаил поднял подбородок и в недоумении снял очки. – Разблокируйте. – Мы в бронированном автомобиле, – воспротивился встречающий, – внутри нам ничего не угрожает. – Михаил Юрьевич, не надо, – поддержал соседа живой проект. – Разблокируйте, – повторил Михаил. В следующую секунду после щелчка замков, обе передние двери раскрылись. Михаил не успел ничего заметить и не понял произошедшего: мужчина на водительском кресле и живой проект беззвучно свалились друг к другу, образовав вялый конус из тел. – Тебе придется выйти, Михаил, – говоривший склонился к живому проекту, чтобы усадить его нормально. Президент открыл свою дверь. – Первая серия, первая партия, Кирилл? – спросил Михаил, выйдя. Он видел, что его окружают, но не чувствовал опасности. И это должно было стать главным тревожным сигналом, но не стало. – Нет, – ответил собеседник, захлопнув дверь. Сразу за ним захлопнулась водительская дверь, и второй мужчина обернулся к Михаилу. – Александр?! – Нет, – так же спокойно ответил второй и Михаил недоуменно покачал головой, уже сам понимая, что это невозможно. Александр сейчас выглядел, мягко говоря, плачевно. Лицо стоявшего перед ним живого проекта не было изуродовано. – Кто вы? – требовательно спросил Михаил. – Твои живые проекты? – слишком знакомым голосом и в слишком знакомой манере спросили сбоку. – Слава?! – Михаил опешил. – Нет. В руке подошедшего не-Кирилла показался крохотный инъектор. Михаил сразу понял, что случилось с водителем и телохранителем, но даже не попытался сопротивляться. Он лишь наблюдал, доверчиво и бесстрашно за тем, как его усыпляют, почувствовал заботливо подхватившие руки и удаляющиеся... бессвязные голоса. 10 Вытерев волосы, Ольга повесила полотенце и открыла навесной шкафчик. Она собиралась взять ватные палочки, но рука замерла на половине движения. Женщина смотрела на гигиенические прокладки и пыталась вспомнить, когда у нее последний раз были месячные. Через десять минут ее, с мокрыми волосами и расширенными в ужасе глазами, выходящую из лифта этажом ниже, встретил Максим. – Доброе утро, ты чего такая взъерошенная? – Привет, – кинула она, стремительно проходя мимо. – Оль, ты в порядке? – крикнул тренер ей вслед. Ольга не обернулась, лишь грубо и резко выкинув назад руку: не трогай меня! – Шесть-семь недель, Ольга Петровна, поздравляю! Ольга посмотрела в улыбающееся лицо и на миг закрыла глаза. Медсестра сняла перчатки и села за стол. – Что вы записываете?! – Ольга начала быстро одеваться. – Как что? – удивилась женщина, – информацию о посещении. Я должна завести карточку, таков порядок. – Не надо, прошу вас, – ее голос дрожал, – мне остался месяц до окончания контракта. Я не хочу, чтобы на станции кто-то узнал об этом. Пожалуйста, – закончив торопливое одевание, Ольга подсела к медсестре, – я вас очень прошу, не записывайте ничего и не говорите никому ничего. Как будто я к вам не приходила сегодня... хорошо? Женщина пожала плечами почему-то обиженно: – Хорошо, Ольга Петровна, дело ваше. Выйдя из кабинета, куратор на мгновение остановилась, чтобы осмотреться. Куда бежать? Что делать? Содрогнувшись от омерзения, Ольга взяла себя в руки. Во рту чувствовалась горечь, женщина ощущала, как кривится ее лицо, но была не в силах расслабить мышцы. Столкнувшись со Славой, заходящим в лифт, когда она выходила из него на жилом этаже, Ольга лишь крепче сжала зубы. – Доброе утро, Ольга Петровна, – его нарочито вежливый тон показался ей издевательским. – Если собираешься с нами на полигон, у тебя есть еще десять минут. Ничего не ответив, Ольга протиснулась между ним и створкой лифта и побежала в свою комнату. Ей нужно было лишь несколько минут, чтобы договориться о месте. Ольга прыгнула в кресло, но не стала активировать купол. Поднявшись и пройдя в ванную, медленно собрала волосы в хвост. Она находилась в жесточайшем напряжении, и все ее силы были направлены на одно – не думать. Не размышлять над этим, просто сделать, просто избавиться, просто исчезнуть, просто забыть. Не впускать в себя, не уделять ни мысли, не эмоции, ни секунды своей жизни, не клеточки своего существа, не оставаться с этим наедине – просто, не думать. Накинув ветровку, через десять минут она поднялась в вертолет и спокойно поприветствовала Валета и инструктора. – Не смотри на меня так, – тихо попросила Славу, не сводившего с нее взгляда. Они поднялись в воздух. Валет болтал о каком-то фильме, и эта просьба заставила его на мгновение замолчать и взглянуть на инструктора. Слава белозубо улыбнулся и затенил свои иночи. – Я здесь последний месяц, – сказала Ольга, когда Слава запустил Валета разминаться. – Ты, конечно, вряд ли будешь по мне скучать, – усмехнулась она. – И я по вам тоже не буду. Слава медленно повернулся к сидящей на крутящемся стульчике женщине. – Ты и... все вы... я буду рада о вас забыть, и никогда не вспоминать. И это не значит, что я плохо отношусь к Степе или Максу, они неплохие люди. Я ненавижу это место и то, что здесь творится. Ненавижу сам факт того, что принимаю в этом участие! Что с ним будет? – Ольга дернула подбородком, – Он сам назвал себя рабовладельцем. Ольга подняла взгляд на мужчину, пристально наблюдающего за ней. То, что вылетало из ее рта, не предназначалось для его ушей. Это вообще ни для кого не предназначалось, но Ольга не испугалась того, что он это слышал. Она даже не испугалась того, что он мог понять. – Вы все принадлежите ему! – повысила она голос. – Ты – такой же живой проект, как Валет! Ты не понимаешь, что от него не вырваться, он везде, вы везде! Она замолчала, заметив, что кричит. – Ты понимаешь, что сейчас сказала? – спросил Слава. Она смолчала. – Если ты на самом деле имеешь представление о том, что сейчас сказала... – Что? Я не выйду отсюда живой? – засмеялась Ольга, – Именно так он сказал, чтобы спасти свою паршивую жидовскую шкуру! Слава легонько кивнул, будто отметив, что очередной “он” опять сменился, теперь уже Калманом, и он все еще держит ниточку ее бреда в руках. Ольга в ужасе поднялась. – Я позволила ему уйти, потому что и я принадлежу ему. Я не могу сбежать: он будет везде! И я будто запрограммирована его защищать! Он один из вас... вы все... я даже понять не могу, человек ли передо мной. Я смотрю на людей, вглядываюсь в лица и понимаю, что не узнаю... что никто, никто! Никто не может достоверно сказать, что он человек. Он ко всем так... мы не люди для него, мы все для него... биороботы, создающие для него биороботов. Он хочет сделать таким весь мир, таким же, как он сам. Он хочет сделать такой же меня. Уже сделал! Но через месяц меня тут не будет. Я забуду... – Ольга почувствовала влагу на щеках, вытерла их и посмотрела на потолок, будто капало сверху. Вернув взгляд к Славе, она отступила в угол помещения. Он не двигался с места, но Ольге виделась смертельная угроза, опасность более существенная, чем она ощущала в баре Певека или в архиве станции. – Ты ничего не чувствуешь, как и он, – обвинила она инструктора. – Тебе безразлично, что происходит, что ты делаешь, чему учишь его, к чему все это приведет. Ты просто выполняешь приказ! – Нет, – очень просто, с неожиданной искренностью, ответил инструктор. – Я жду приказа. Ольга не поняла и нахмурилась. Этот ответ вытащил ее из стремительно засасывающего водоворота, и она увидела перед собой инструктора по стрельбе. Женщина дернула головой и в этот момент он улыбнулся. – Слава... Она испугалась. Она и раньше неосознанно боялась его, а теперь ощутила ужас перед его спокойствием и улыбкой – совершенно не свойственной нормальным людям реакцией на все то, что она сказала; реакцией на ее истерику... отсутствием реакции? – Не подходи... – Я стою на месте, Ольга Петровна, – успокоил инструктор. – Видишь, я даже за Валетом не слежу. Я весь – внимание. – Не надо, пожалуйста! – Ты же этого хотела? – предположил инструктор. – Теперь я тебя слушаю. – Не надо, – прошептала она, – я... я прошу прощения, я не хотела... – Чего и когда ты не хотела, Ольга Петровна? Ольга сглотнула, отступая еще на шаг. – Я не хотела оскорбить тебя, прости меня. – Когда именно? – сощурился инструктор. – Когда я пытался работать, а ты пыталась доказать, что должна значить больше, чем ты есть? Ольга опустила голову, взглянула исподлобья. – Что ж, сегодня ты мою работу похерила, так что смогла доказать, что ты больше, чем я думал. Когда еще? – Слава, перестань, я попросила прощения. Можно я уйду? Он засмеялся. – Я не держу тебя, вот дверь! – сказал он бодро и беззлобно, но Ольга не решилась сделать и шага. – Ты либо действительно поняла, что сказала, либо окончательно отключила мозги. Они молчали, не сводя друг с друга взгляда. На панели управления пиликнул таймер, заставив Ольгу вздрогнуть. Слава не шелохнулся. – Ты хотела этого... – проговорил Слава, и в голосе появилось глухое напряжение. – Раздавить себя с моей помощью. Именно за этим ты и пришла той ночью. Ольга закрыла глаза, окончательно приходя в себя. Следов истерики не осталось. Безотчетного страха тоже. Но теперь она уже совершенно ясно, не инстинктами, а головой понимала, что человек перед ней – опасен. Она глубоко вздохнула. – Ты давил меня с нашей первой встречи, – обвинила она, – Да, тогда я хотела этого. – Ты этого хотела и ты это получишь, – пообещал он и, ясно увидев новую волну страха в ее глазах, продолжил. – Ты ведь всегда получала все, что хотела. Ольга сглотнула. – Слава, ты не представляешь себе, с кем говоришь, – попробовала она пригрозить. – Ольга Петровна, неужели ты действительно так думаешь после того, что я сказал? – он тихо и кратко засмеялся. – Ты хочешь иметь те же привилегии, ту же власть, то же величие, но без источника, порождающих их. Ты хочешь, чтобы к тебе относились как к персоне, быть которой ты не хочешь. Ты вообще не хочешь быть, только снимать сливки! Не хочешь думать, только делать выводы. Не хочешь... Ольга стремительным шагом шла к выходу, огибая инструктора по дуге. Он стоял в метре от двери. Для того чтобы схватить Ольгу за плечо и прижать к столу, ему потребовалось лишь выбросить вперед руку. Она не вскрикнула. Это не стало для нее неожиданностью. Не вымолвив ни звука, она уперлась взглядом в глаза инструктора. – От тебя так мало осталось, Ольга Петровна... – Что? – Твой инстинкт самосохранения дышит на ладан. Даже страх накатывает на тебя как воспоминания из прошлого. Ты уже не жива, но сдохнуть не можешь из-за последнего, что в тебе осталось: неверия в справедливость того, что с тобой происходит. Ты пытаешься компенсировать отсутствие самоуважения требованием у окружающих уважать тебя. Ты подсознательно выбрала самого опасного человека на этой станции, чтобы помочь уничтожить себя. Ты все еще жива физически только потому, что он не отпускает тебя. И ты не будешь без него жить, потому что вся ценность твоей жизни... Ольга не могла позволить ему договорить. В таком положении она не успела бы, даже если бы он позволил ей поднять руку, закрыть ему рот. Он не внял бы ее просьбе замолчать, не выполнил бы приказ заткнуться. Встав на цыпочки, Ольга впилась в его губы. В тот момент, лишь бы не слышать того, что он говорит, этот поступок показался ей самым верным. То, что она не сможет его остановить, показалось ей чем-то слишком хорошо знакомым и закономерным, почти привычным. Лишь за то, что он больше не произнес ни слова, за те несколько минут тишины и забытья, почти комы, она была готова заплатить чем угодно. Она не вспомнила бы эти минуты даже под гипнозом. Ее уже не было. Не было в операторской, в теле, в сознании. Ольга не поверила бы, скажи ей кто-то позже, за территорией полигона, станции, Арктики, что произошедшее в следующие минуты – действительно было. Но придя в себя и почувствовав голыми бедрами холодную гладь стола, Ольга тихо застонала. Слава смотрел в окно. Женщина поняла, что какое-то время просидела так молча, уставившись в стул напротив. – Хорошо, – сказал Слава, – возвращайся к вертолету, сейчас подойдем. Ольга Петровна, ты готова? – обратился инструктор уже к ней. Сползя со стола, женщина повалилась на пол: ноги не удержали. Слава не шевельнулся, наблюдая. Ольга подняла взгляд, не ища поддержки, а просто потому, что в комнате был кто-то живой. Инструктор смотрел на нее с еле различимой улыбкой, не выказывая намерения помочь подняться. Ему не доставляло удовольствия это зрелище, она не видела в его лице никаких эмоций, кроме новой, невиданной до этого удовлетворенности. Она не подумала, что могла быть первой женщиной у него, хотя эта мысль была способна уберечь от вопроса, прозвучавшего помимо ее воли: – Как ты можешь все это знать? – Психологическая подготовка и настройка. Когда я вижу человека, я понимаю его, – просто ответил Слава, – ты же читала изначальный план подготовки Валета, должна знать. Вставай, вертолет ждет. – Психологическая подготовка Валета? – не поняла Ольга. – Курс “срез личности”, психическое разложение противника. Подготовка для спецопераций живого проекта: солдат. Валету ее урезали, но ты же читала... – Нет, я... – Ольга тряхнула головой, намереваясь пояснить вопрос, и в этот момент понимание нахлынуло на нее новой удушающей волной. Она вернула к инструктору взгляд полный ужаса. – Нет! На его губах расплылась знакомая белозубая улыбка, он засмеялся. – Нет! Потом как-то по-мальчишески собрал ладонь в пистолет, направил на нее и выстрелил: – Убита... – Нет!