Легенды Безымянного Мира. Пепел (СИ) - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой" (лучшие бесплатные книги txt) 📗

Пролог

Красная комета расчертила небо, привлекая внимания всех тех, кто по ночам не мнет простыни, проверяя на прочность труды столяров. Среди таких оказалась и старая Гвел. Приложив ладонь к морщинистому, пергаментному лбу, она сильнее оперлась на посох и постаралась ускорить шаги немощных ног.

В миг, когда вестник богов затмил красавицу Миристаль, Гвел уже знала, что грядет. Безымянную планету ждали события, которые пошатнут бездну демонов, мир людей, королевство Фейре и даже Седьмое Небо, заставив Яшмового Императора вспомнить о своих обязанностях.

Красная комета — послание самой судьбы, стоящей над всеми богами, бессмертными и смертными. Она сделала свой ход, уверенной, недрогнувшей рукой двинув пешку на клетку вперед. И лишь одного этого хватит, чтобы мир сгорел в сиянии предначертанного.

Гвел шла по тракту, смотря как среди звезд исчезает красный след, оставленный хозяйкой самих богов.

— Я поняла тебя, моя Королева, — шептали иссохшие губы, на миг обнажившие кривые зеленые зубы. — Я поняла тебя.

Комета исчезла и Миристаль, словно фыркнув в след промелькнувшей вертихвостке, вновь залила луга серебряным сиянием. Она пыталась сгладить тот алый отблеск, заполнивший долину неощущаемой кровью, оставившей на языке медный привкус.

История, изменившая мир, начиналась.

Глава 1. Полукровка

Гвел облегченно вздохнула, увидев как над пролеском поднимается черный столб дыма. До её чуткого носа, не в пример полуслепым глазам, донеслись запахи гари и жженых тел. В воздухе еще играла песнь сытой стали, вдоволь напившейся теплой крови.

Нормальный человек, почувствовав как спина покрывается гусиной кожей, а древние инстинкты велят бежать, задумался бы о своих действиях. Но только не Гвел. Она уверенно шла по следу кометы. Кто знает, что судьба уготовила ей, но Королева четко дала понять своей жрице — ты избрана. Неизвестно для чего и почему, впрочем, так оно всегда и бывает. Лишь боги любят разглагольствовать — судьба же молчалива в своем всеведении.

Босые ноги, покрытые черными струпьями, слегка утопали в дорожной пыли, но шаг Гвел был тверд… Насколько это позволял старый посох, выточенный из Чардрева. Не слишком дорогой, но иной тернит-магик позавидовал бы такому.

Трава вокруг шелестела, говоря на языке, который Гвел выучила так давно, что порой путала с человеческим. Облака в небе плыли столь величаво, что можно было подумать, будто они коронованные особы. Но и они говорили с жрицей судьбы и та им внимала.

Ночью, когда вестник пустился в путь по черному покрывалу небес, здесь произошла жаркая битва. Караван из дюжины путешественников натолкнулся на орден Когтистого Крыла. Очередное сборище отверженных некромантов и малефиков.

Безусые юнцы, пьяные от собственных сил и чувства всемогущества. Ну и, понятное дело, любители продать свои нежные, молодые тела демонам. Поколение извращенцев… Именно из-за таких вот отбросов, жители Тринадцати Королевств так яро ненавидят всех тернитов.

Пробравшись по тропинке, разделявшей пролесок на две части, Гвел остановилась перед опушкой.

Облака всегда любят приукрашивать — они ходят высоко, им там плохо видно что происходит в мире. Здесь была вовсе не бойня, а кровавая резня. На земле, цвета мокрого купороса, лежали истерзанные тела защитников каравана. Молодые юноши, рискнувшие взять в руки клинки.

Они жаждали славы и приключений, а вместо этого их матери будут долго плакать у окна, всматриваясь в очередную вереницу купцов. А вдруг там идет их родненький?

Гвел сплюнула.

Больше дворян и королей, она ненавидела таких вот простолюдинов, решивших что у них есть сила, чтобы выйти за городские стены.

Перешагнув через тело бойца, чей начавший распухать язык вывалился из рассеченной глотки, старая жрица подошла к опаленному дилижансу. Именно там — в недрах некогда богатой повозки, чувствовался пульс Терны.

— Подвинься, нелюдь, — и с виду сухая и немощная старуха толкнула высокого красавца, заслонившего вход внутрь.

Пронзенный десятком стрел, разворотивших его кожаный доспех, он отлетел на пару метров в сторону. Первое правило безымянной планеты — ни в коем случае не гневи старух в рваных хламидах. Никогда не знаешь, какой магией они владеют и с кем говорят в своих зачарованных рощах.

— Ну зачем же так… — вздохнула Гвел, когда поняла, что попытки пробраться внутрь принесут лишь ломоту в костях.

Еретики не скупились на средства, разнеся дилижанс в щеп. Снаружи он еще хоть немного походил на средство передвижения кочевников, а вот внутри… Обгоревшие балки упали на пробитый пол, наконечники стрел утыкали обе стены. Небось нападали скопом — со всех сторон. Безвкусно, но действенно.

Вещи разграблены, разбитые сундуки распотрошены, и все перевернуто вверх дном.

— Стара я уже для такого, моя Королева, — прокряхтела Гвел.

Она выпрямилась и ударила посохом о землю. Её губы задвигались, но с языка так и не сорвалось звука, который мог бы разобрать простой человек. Гвел говорила на языке, доступном лишь немногим, отважившихся погрузиться в глубины магических таинств.

Через мгновение балки в дилижансе задрожали, гарь с них начала осыпаться, а развороченные колеса — склеиваться обратно. С земли поднимались лоскуты тканевого навеса, вновь собираясь в единое полотно. Раскуроченные сундуки с радостью воссоединялись с потерянными частями, а осколки стекла со звоном взлетали в воздух, чтобы слиться в склянки и даже пару ваз.

— И кто тут у нас?

Гвел поднялась по скрипучей лесенке и, отодвинув портьеру, вошла в уютное помещение. Видимо кочевники шли долго — может около года, перебираясь из одной части материка в другую. Успели обзавестись достаточным количеством добра, чтобы привлечь внимание еретиков, прикрывающих грабеж своей убогой верой.

На полу, в луже засохшей крови, лежала некогда красивая женщина. Только такую и может охранять огненный Фейре, заслонивший собой вход. Теперь, хотя бы, понятно откуда повсюду следы гари и почему тлеют угли наспех сооруженных баррикад.

Разметались жгуче-черные волосы, под неестественным углом изогнулись конечности, а дешевое, но красивое платье, больше походило на бедняцкую половую тряпку.

— Деточка, деточка, — покачала головой Гвел, с трудом усаживаясь на радостно подскочившую табуретку. Та перебежала из одного конца помещения в другой, вовремя приняв на себя вес жрицы. — Разве мать тебе в детстве не говорила, что пойдешь с Фейре — обратно уже не вернешься.

Жрица краем посоха откинула лохмотья с живота некогда неописуемо красивой кочевницы. Этого не могли скрыть ни порезы, ни множественные синяки, разорванные губы и прочие мерзости, от которых у любой женщины начинает дрожать сердце. Видимо фейре не справился со своей задачей. Кто-то из еретиков проник в дилижанс, а потом и в саму несчастную…

Гвел не понимала, как может вызывать возбуждения беременная на последних месяцах. Пусть даже она была столь очаровательна. Этот надутый живот, больше похожий на бурдюк с водой вызывал отвращение.

— Что же с тобой сделали, — выдохнула жрица.

Внутренним взором она видела яркую искру внутри обтянутого кожей холма. Мать была уже несколько часов как мертва, но ребенок жил в утробе вопреки законам природы и, видимо, против воли богов.

— Плохая у тебя судьба, дите, — Гвел вытащила из складок одежды кривой кинжал. — Во всяком случае, у твоего предшественника, рожденного мертвой, жизнь как-то не задалась.

Лезвие скользнуло по животу, легко вспарывая кожу. Кровь лениво потянулась на пол, заливая доски и капая на и без того багряную землю. Гвел, даже не сморщившись, засунула руки в разрез и вытащила на свет младенца. Маленького, сморщенного, больше похожего на гумункула из пробирки, нежели на богоугодное существо.

Разрезав пуповину, Гвел стащила с головы платок и укутала дите. Её густые, серебряные волосы упали на плечи, открывая выжженный когда-то знак на лбу. Знак рабыни.