Ночь Серебра (СИ) - Кононова Татьяна Андреевна (читать книги без сокращений .TXT) 📗

Пролог

Друзья! Я очень надеюсь, что вам понравится эта история. Она не столько о том, что написано в аннотации, сколько о добре и зле, о любви и дружбе, о низком и прекрасном, о трудностях и умении их преодолевать. Здесь нет идеальных героев, хоть они и обладают некоторыми сверхспособностями, они такие же люди, как и мы: бывают наивны или же, наоборот, несправедливо жестоки, совершают ошибки, пытаются их исправить, ссорятся, влюбляются, но все как один упорно идут к своей цели, которая у каждого из них своя.

Многие имена я придумала, поэтому они могут звучать непривычно. Есть несколько спорных, в которых настоятельно рекомендую ставить ударения следующим образом:

Ольгерд

Ярико

Свартрейн

И ещё заглядывайте в визуализацию, если хотите узнать их поближе. Ну вот, вроде бы и всё.

Я бы очень хотела, чтобы герои и события вам запомнились. Если история отозвалась и нашла отклик в ваших сердцах, напишите об этом! Порадуюсь вместе с вами.

Приятного чтения!

Татьяна

_________

Мокрая, ветреная ночь сменила долгий серый день. Тучи сгущались над маленькой деревенькой, словно предчувствуя беду, горестно покачивались далёкие макушки деревьев. Порывы промозглого ветра, такие непривычные в травень-месяц, заставили Ольгерда поглубже закутаться в тёмно-зелёный плащ, подбитый мехом, и поднять воротник.

— Ну и погодка, мать его…

Из густой берёзовой рощицы доносилось хриплое, сердитое карканье промокшего ворона. Ольгерд поморщился и ускорил шаг.

И надобно было именно сей день о встрече уговариваться…

Он продрался сквозь колючую стену высоких зарослей. Ветка шиповника слегка оцарапала щёку, капли дождя, с шелестом слетев с холодных ветвей, пролились за шиворот. Ольгерд уже трижды проклял тот вечер, когда согласился на то, чтобы прийти на условленное место к ведунье. Верней всего, она его просто зачаровала своим глубоким, тяжёлым взором ярких глаз. А глаза у неё большие, зелёные, опасные глазищи, как омуты…

Она стояла посреди поляны, залитой темнотой. Дождь шуршал по складкам её длинного тёмного плаща. Едва заслышав шорох травы под ногами Ольгерда, она сбросила капюшон. Густая копна неистово рыжих кудрей рассыпалась и волною окутала её плечи. Ольгерд даже слегка прищурился от такого обилия красок: рыжая на тёмно-зелёном, очам больно.

— Не убоялся, — довольно заметила Астра, и холодная улыбка тронула её алые губы, обветренные и оттого чуть припухшие. — Пришёл-таки.

— Что мне ещё оставалось делать, — сердито буркнул Ольгерд, поёжившись. Неуютно было одному посреди мокрого, неприветливого леса с Астрой. Не было тепла подле молодой рыжей ведуньи, костёр её волос не согревал. — Коли только к тебе одной и можно обратиться.

Астра усмехнулась. Губы её исказились в полуулыбке. Худая рука появилась из-под складок чёрного плаща. Сквозь длинные тонкие пальцы, унизанные чёрными перстнями, едва уловимо пробивался слабый золотистый свет. Ольгерд нетерпеливо переступил с ноги на ногу и протянул руку. Астра только крепче сжала кулак.

— А как же клятва? — из-под длинной волны чёлки опасно сверкнули её глаза. — Ты готов?

Ради руны. Готов.

Ольгерд закатал рукав рубахи и разжал ладонь. Вены на запястье взбухли и потемнели от напряжения. Астра задумчиво оглядела протянутую ладонь.

— Глупый, — прошептала она, подойдя чуть ближе и коснувшись свободной рукою подбородка Ольгерда, заросшего светлой щетиной. Её взор вдруг обжёг, глаза оказались совсем-совсем близко. Повеяло травяным настоем и мокрой пылью. — Ты обречёшь себя на одиночество. На вечные страдания. Подумай. Подумай хорошенько.

— В Ночь Серебра исполнится всё, — отмолвил Ольгерд отчего-то так же тихо. — Страдания кончатся. Я обрету себя. Сызнова…

Ведунья снова усмехнулась, но горькою была её усмешка. Ещё раз взглянув на раскрытую ладонь Ольгерда, она сорвала с пояса стальной клинок и одним быстрым движением полоснула по внутренней стороне её. Кровь брызнула из-под остро отточенного лезвия, рука Ольгерда дрогнула, но Астра перехватила его запястье и соединила его руку со своею. Первые несколько мгновений ничего не происходило, а потом вдруг нестерпимо яркое золотистое свечение охватило их соединённые ладони, вспыхнуло золотым кольцом вокруг них, обожгло обнажённую кожу. Ольгерд, не в силах более терпеть жгучую пронизывающую боль, закричал. Болью пронзило всё тело, от кончиков пальцев и до самых коленей, неожиданно дрогнувших, будто сотни невидимых игл вонзились в живую плоть. У Ольгерда потемнело в глазах, он пошатнулся, но сумел устоять на ногах. Где-то вдалеке было слышно, как ворчит и перекатывается гром, готовый вот-вот разразиться. Астра наконец убрала ладонь и протянула Ольгерду руну. Золотистый свет успокоился, стал тихим, едва различимым. Маленькая руна, размером всего в пол-ладони, начала затягивать порез на руке, едва коснувшись его. Ольгерд с изумлением взирал на неё: ничего необыкновенного. Чистый кусочек дерева, гладко обструганный, с несколькими выжженными лучами, выходящими из одной точки. Знак Стрибога. Всего лишь одна…

— Ну а дальше сам, — усмехнулась Астра и снова набросила капюшон. Тут же в лесу стало будто бы темнее: яркий сполох рыжих волос скрылся под тёмною тканью.

— Но ты пообещала мне помогать, — растерялся Ольгерд.

— Обещание здесь только твоё, — молвила Астра в ответ. — Ты поклялся на крови, не я. Тебе надобны руны, не мне.

И с этими словами она взмахнула полами плаща, щёлкнула пальцами и исчезла в тёмном вихре. Ольгерд взглянул на то место, где она только что стояла: трава была покрыта инеем.

1. Беглецы

Ольгерд не ведал, что едва он сошёл с красного крыльца и миновал двор, за ним стали неотступно следить два быстрых зорких глаза.

Из-под земли было почти не видать ничего, кроме алых кожаных сапог, расшитых золотом, к тому же цепляться за мокрое, скользкое бревно было совершенно неудобно, пальцы, взмокшие от напряжения, то и дело скользили. Сквозь крохотное оконце под самым земляным потолком пробивался густой, влажный воздух, тусклые лучи закатного солнца. Наконец Ольгерд вышел через задний двор и запер ворота, и как раз вовремя: именно в то мгновение пальцы соскользнули. Ярико упал на колени на сырую землю и с трудом отдышался.

— Ну что там? Ушёл он?

— Ушёл, — вздохнул Ярико, поглядев на свои мокрые, перепачканные ладони. Работы им в скором времени предстояло много. — Иди, подсобишь мне.

Велена поднялась и подошла к противоположной земляной стене. В срубе было страшно холодно и сыро, она чувствовала, что простудилась, щёки ощутимо горели от жара, но она не признавалась. Знала, что и брат в таком же положении, как и она, и потому не жаловалась: бесполезно. Тем временем Ярико оторвал доску, закрывавшую окно, коротко бросил Велене: "Здесь подержи!" и, пока она придерживала край другой доски, открутил и вторую доску. Этот проход он проделал довольно давно, просто часто приходилось водворять доски на место, ежели приходили стражники или сам Ольгерд — забрать какую-либо работу. А теперь он понял, что пора было уходить: сей день или же никогда.

Вместе с Веленой они освободили себе небольшой проход, такой, что высокому, широкоплечему человеку пробраться можно, и в последний раз оглядели маленький, на большую часть врытый в землю сруб, ставший для них темницей на долгие девять солнцеворотов. Ежели бы не окошко, пропускавшее хоть немного солнечного света, Ярико бы и вовсе забыл, как мир выглядит, а Велена, ещё с самого детства маленькая и слабенькая, совсем зачахла бы в темноте и сырости. Ольгерд дорожил ими обоими: прекрасный оружейник и кружевница, к тому же за работу которым не надобно было платить. И Ярико уже казалось, что он потерял счёт времени, хотя каждый минувший месяц и солнцеворот исправно отмечал на стене крохотной чёрточкой. Ежели в своих расчётах он был точен, им с Веленой минул уже семнадцатый солнцеворот… Много. А жизни толком и не видали.