Магический камень - Нортон Андрэ (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗

Андрэ Нортон

Магический камень

Глава 1

Мерет из Ферндола — записи в личном дневнике по пути в Эсткарп

(по календарю Долин — Месяц Огненного Шипа, год Рогатого Охотника)

Доблестный мой Неуверен, если бы ты увидел, как я веду дневник, то, наверняка бы, улыбнулся. Нет, не просто улыбнулся; вне всякого сомнения, ты бы рассмеялся при виде старухи из Долин, согнувшейся в три погибели, в трюме корабля посреди бушующего зимнего шторма, пытаясь навести хоть какой-то порядок в бумажном хламе, который жители Сулкара гордо именуют грузовыми документами.

Мне бы ничего не оставалось, кроме как мучиться в темноте со счетными палочками, не вспомни я о придуманном тобой хитроумном держателе, с помощью которого лампа всегда остается в одном и том же положении, как бы сильно не раскачивало корабль. Изучив мои чертежи, капитан Халбек приказал плотнику сделать несколько таких держателей для наших кают.

Предвидя зимние сквозняки, о благоразумно запасся достаточным количеством ламп, защищенных роговыми экранами.

Если со светом я не испытываю никаких затруднений, то мое положение на скамье, на которой я сейчас сижу, весьма неустойчиво. Мне приходится очень осторожно обращаться с пером, чтобы избегать помарок и клякс. Клянусь, это труднее, чем писать, сидя верхом — по крайней мере, в этом случае я всегда могла бы придержать лошадь. Если бы этот отчаянно раскачивающийся корабль подчинялся уздечке! Наставниц, обучавших меня в детстве, наверняка разочаровал бы вид этих страниц. К счастью, торговая тайнопись, что придумали мы с тобой много лет назад, не требует особых росчерков и завитушек. Впрочем, будь качка еще сильнее, даже я не смогла бы впоследствии разобрать собственные записи.

О, Неуверен, мне так тебя недостает! Несчетное множество раз слова эти возникали в моих мыслях, и несчетное число раз я писала их за прошедшие двадцать лет. С каждым новым рассветом я все больше тоскую о звуке твоего голоса, о прикосновении твоего рукава за рабочим столом, об отблеске солнечного света в твоих волосах.

Путь, по которому мы шагали по жизни рука об руку, был безжалостно разрушен. Того, что происходит сейчас, я не могла в ту пору даже вообразить. Столь многое изменилось.., но осталась боль утраты, разлучившей нас навеки. Она гложет меня так, словно прошли лишь часы, а не годы с той минуты, когда ты поцеловал на прощание мою руку. Точно так же, как долг перед моим кланом требовал, насколько это было в моих силах, хранить наше семейное торговое дело, так и твой долг требовал от тебя защищать родной Дол от рыщущих в поисках добычи Псов Ализона. Однако, в отличие от всех наших прошлых расставаний, за этим прощанием к нам не пришла радость встречи.

Тот год обрушился на нас, подобно стихийному бедствию, что вполне соответствовало его имени — год Огненного Тролля. Наши Долины ожесточились и душой, и телом, когда на берег хлынули орды Псов. Я слышала рассказы о повозках в металлической броне, которыми снабжали врагов их союзники-колдеры, о ползучих чудовищах, плевавшихся жидким огнем и проламывавших ворота и стены наших прибрежных городов. Я благодарна Янтарной Богине, что смерть твоя была чистой, от лезвия меча. Даже теперь, когда во сне ко мне приходят картины прошлых сражений, я горько сожалею, что меня не было тогда рядом, чтобы жить или умереть вместе с тобой.

Однако я была далеко в глубине материка, а враги напали на Веннеспорт, разграбив наши склады с товаром. То было время кошмаров наяву. Когда мы уходили, спасаясь, в горы на западе, один из беженцев сообщил мне о твоей гибели. Думаю, будь я одна, я бы вернулась, чтобы найти смерть в бою, — но я не могла отказаться от обязательств перед своим кланом Робнор. Среди погибших во время осады Веннеспорта был и мой дядя Паранд. Все оставшиеся в живых братья моей матери и большинство наших друзей-торговцев с побережья пропали без вести. Уцелевшие обратились ко мне, умоляя встать во главе клана. Вне себя от горя и отчаяния, я понимала, что выбор их безнадежен, но не могла отказать их мольбам.

В течение многих мучительных недель, складывавшихся в месяцы, я почти ничего не ела и не могла спать, не в силах смириться с утратой. Я сверяла каждый свой шаг, представляя себе, как бы поступил ты в очередной критической ситуации. Лишь память о тебе удерживала меня, не давая погрузиться в бездну отчаяния.

Я постоянно напоминала себе, что обстоятельства разлучали нас значительно чаще, чем нам доводилось бывать вместе. Как-то раз ты сказал, что письма, связывавшие нас в дни разлуки, могли бы составить пространную хронику — если бы хоть кто-то мог прочесть нашу тайнопись. Несмотря на войну и долгие странствия после войны, я сохранила несколько твоих писем, а также твое лицо — маленький набросок, который сделал Халбек во время давней торговой экспедиции на его корабле. Эти документы — самое ценное, что у меня есть, твое наследство, постоянно напоминающее о тебе.

Другое, совершенно иного рода, наследство заставило меня предпринять нынешнее путешествие, совершенно неуместное в это время года. Подозреваю, ты бы укоризненно покачал головой, узнав, что я делала последние несколько дней. Ты бы спросил: как, после шестидесяти лет в торговле, я могла бросить все и отважиться на столь безнадежное предприятие? Я почти слышу твои слова: лучше уж гоняться за лунной дорожкой или ловить снежные хлопья — и то больше смысла! Однако если бы только я могла изложить тебе свои доводы… Из всех, кого я когда-либо знала, именно ты скорее всего бы понял, почему я должна была так поступить. Уверена, ты сам бы настоял, чтобы я ухватилась за представившийся шанс, сколь безнадежным или глупым это ни казалось.

Дорогой мой Неуверен.., ты всегда был крайне осторожен и предусмотрителен. Дядя Паранд как-то сказал, что ты самый расчетливый из всех, кого он знает, — ты всегда взвешивал соотношение возможных приобретений и потенциальных потерь, прежде чем идти на риск. И какие бы препятствия ни возникали впоследствии., ты не отступал, пока не доводил дело до конца.

Подобным же упорством отличалась и моя мать.

Именно благодаря ее силе воли, выведенная отцом порода овец стала основой наших успехов в торговле. Мне говорили, что я столь же упряма, как и мать, так что черта эта присуща нам всем троим — помню, мы то и дело обвиняли друг друга в излишнем упорстве.

Профессиональные привычки, особенно когда они должным образом вознаграждаются, часто проникают и в другие сферы жизни. Я вспоминаю часы, которые мы с тобой провели вместе, составляя родословные. Как ты обрадовался, обнаружив, что один из твоих дальних предков претендует на кровные узы с нашим кланом Робнор! Ты проехал десятки, сотни лиг в поисках подтверждающих сей факт документов и привез с собой, наверное, добрую половину пыли, скопившейся в архивах аббатства. Мы досконально изучили родословные множества семей. Никогда не забуду пергаментных свитков, хранившихся в покрытом воском морском сундуке из Варка. Ты сказал тогда, что тот клан, несомненно, был предан делу своей жизни, ибо от каждого свитка с записями многих поколений несло рыбой!

И вот теперь я, много лет спустя, вновь задаюсь вопросами о родстве. Однако эти вопросы не касаются недостающих имен из чужих родословных; они касаются моего собственного рода, и чем больше я о них думаю, тем сильнее мое беспокойство. Я не в силах успокоиться, пока не найду ответа. Много лет я не знала даже, где его искать. В моем распоряжении были лишь догадки, подозрения, фрагменты, сами по себе имевшие не много смысла — словно я планировала торговую экспедицию, не зная, куда ехать и какие товары с собой брать.

Затем, почти два месяца назад, в месяц Ободранного Дерева, в Веннеспорте меня настигло письмо наставницы Гверсы. Уверена, у нее и в мыслях не было ничего подобного, но именно ее слова стали тем фитилем, что запалил костер моих накопившихся сомнений. Со времен своих визитов в аббатство Ришдола ты должен помнить об особой любви наставницы к древним записям. С тех пор как закончилась война, она старалась восстановить архивы аббатства — как и несколько других, серьезно пострадавших из-за боев. Сейчас настоятельница Гверса очень стара, она ослепла, но иногда диктует письма для меня, хотя я была ее ученицей почти семьдесят лет назад.