Кельтская волчица - Дьякова Виктория Борисовна (читать книги без регистрации полные .txt) 📗

Виктория Дьякова

КЕЛЬТСКАЯ ВОЛЧИЦА

Вспышка — Тьма. Вспышка — Тьма.

Вспышка. Тьма. Сплошная тьма…

Темно — багровые буквы исчезли с начищенного до зеркального блеска медного блюда, испещрен ного выбитыми на нем египетскими иероглифами, четыре свечи вокруг погасли. Командор снял со стола покрытые черным маслом ногти, сверкавшие при свете свечей как крупные, полупрозрачные топазы, и опустил их для омовения в серебряную чашу с водой. Связь с Центром закончилась. Задание было получено. Теперь ему следует — в который уже раз за все служение длиной в столетия, — обнаружить зарвавшегося врага и спасти человечество, или хотя бы его незначительную часть от посягательств злой и разрушительной силы.

Из распахнутого окна, выходящего на озеро, струился прохладный утренний воздух. Над свинцовым зеркалом воды, залепленным опавшими осенними листьями, низко стелился сырой белесый туман. Издалека доносился заливистый лай собак — кто-то из местных помещиков собирался в лес на охоту.

Глава 1

ДОМ НА КРАЮ ЗЕМЛИ

Молодой Арсений Прозоровский любил начало осени — он слыл заядлым охотником, и потому всегда наведывался в такое время из Петербурга в родные места, в Белозерскую глушь, на берега Андожского озера. Стояла середина сентября — ранние зазимки в здешнем краю. Легкие утренние морозцы заковывали смоченную обильно дождями землю, ярко-зеленые поляны взбучивались, рвались клоками и отступали перед все увеличивающимися полосами буреющих, увядших трав. Кое-где виднелись светло-желтые пятна ярового жнивья с красными проталинами гречихи. Возвышения холмов и леса, бывшие в конце августа еще зелеными островами между черными полями жнивья, делались постепенно золотистыми и ярко-красными вспышками посреди темно-зеленых озимых.

Белозерские леса славились богатым зверьем — русаки уж до половины перелиняли, лисьи выводки начинали разбредаться, а молодые волки вырастали обычно больше собаки. Самое время погоняться за ними.

Отец Арсения, старый князь Федор Иванович Прозоровский, держал издавна большую охоту. К семейству он принадлежал старинному, заслуженному, государями российскими отличаемому. Происходили Прозоровские из Ярославских земель и потомство свое вели от самого святого князя киевского Владимира Мономаха. Служение же московской державе начинали Прозоровские при великом князе Василии, а также при сыне его, первом всеярусском царе Иване Васильевиче Грозном. Служили воеводами, посланцами царскими к государям иноземным, стольниками. В сражениях труса не праздновали. При Петре Великом за государевой казной присматривали без упрека, что не часто случалось на Руси — за то были отмечены императором и прошли при государях да государынях, наследовавших трон, кто в тайные советники да камергеры, а кто по военной линии — в генералы да фельдмаршалы.

Сам Федор Иванович Прозоровский карьеру начинал поручиком в Апшеронском пехотном полку под командой шурина своего, генерал-аншефа Александра Суворова, женатого на родной сестрице князя, Варваре Ивановне Прозоровской. С суворовскими чудо-богатырями прошел Федор Иванович турецкие войны: воевал при Фокшанах и на реке Рымник, штурмовал Измаил. Позднее отправился в далекий италийский поход. За все годы служения своего отличаем был не раз высочайшими орденами Отчества и дослужился до звания генерал-поручика. С тем и ушел на покой при кончине генералиссимуса Александра Васильевича, поселившись в поместье на берегу Андожи.

Выходцы из южно-русских земель, оказались Прозоровские в прославленной подвигами отшельников Северной Фиванаиде еще во времена княжения государя Василия Ивановича на Москве. Посватался за красавицу княжну Прозоровскую, по имени звавшуюся как и сестра Федора Ивановича Варюшей, владелец здешней волости Ухтома, второй из могучего и обширного родственными связями семейства Белозерских князей. Жених был хорош собой, знатен и богат — приглянулся он Варюше, едва только взглянула на него из светелки, как на двор отцовского дома въехал. Отдали Варюшу в Белозерье, а тремя годами после случилось несчастье — родами умерла она, одарив супруга своего единственным сыном-наследником. С тех пор Прозоровские на Белозерье глаз не казали, и с князьями тамошними не знались. Только с полвека тому назад снова перекрестились их пути-дорожки. Сдружился князь Федор Иванович в Петербурге с Александром Михайловичем Белозерским, служившим при императрице Екатерине Второй послом русским в Дрездене, у него и купил давно уже пустующую усадьбу Андожа на самом окаеме белозерских земель, благо ожениться как раз надумал: сватался за полюбившуюся ему княжну Леночку Волконскую, первую красавицу по обеим российским столицам в ту пору и подумывал об устройстве собственного дома.

Супротив покупки Андожи восстали все в семье Федора Ивановича: отец, матушка, сестры. От них услышал он о том, что давнишняя предшественница его, княжна Варенька Прозоровская не так просто родами скончалась на Белозерье, а была изведена в усадьбе Каргол привидением утопленницы. Да и название само «Андожа», если верить толкователям, со старофинского переводится как «край земли». Как же можно поселиться там, средь болот да зарослей непроходимых, да еще с молодой красавицей-женой. Как бы то нибыло, Федор Иванович родственников не послушал — Андожу купил, женился на Леночке. С ней и приехал на Белозерье. Жили они без бед, в согласии и достатке, одно только огорчало супругов: родилось в супружестве их две дочери, а вот сыновей-наследников не было.

Отсутствие сына охладило любовь Федор Ивановича к жене. Прежде он в Леночке души не чаял, и когда узнал о грядущем рождении первого ребенка, то только и говорил всем о том, как назовет своего первенца, как будет растить и воспитывать — князь не сомневался, что родится мальчик. Когда же родилась дочь, Лизонька, он был столь оглушен событием, что заперся на неделю в своем кабинете, не пожелал видеть новорожденную, не пошел к жене, еще накануне столь обожаемой и отменил заранее объявленное угощение для дворовых. На крестинах тоже присутствовал лишь по долгу и никакого пира не устроил.

Однако скорая вторая беременность жены снова вселила в Федора Ивановича надежды. Только и им не суждено оказалось сбыться. Снова родилась девочка, названная Аннушкой. К тему же доктора сообщили Прозоровскому, что поскольку Елена Михайловна женщина очень болезненная и хрупкая, роды она перенесла с трудом и на рождение следующих детей уже надеяться не стоит. Такое сообщение окончательно сразило князя. Он долго не мог примириться с мыслью, что должен навсегда расстаться с мечтою о сыне. Отношения с женой окончательно испортились. Дом разделился на две половины, и князь из своих комнат редко хаживал на сторону княгини. Часто вспоминал он тогда, наедине с собой, глядя в окно на бескрайние серые верхушки деревьев, кутующиеся в сыром тумане, предупреждения своих родственников: не принесет тебе счастья Андожа, нет счастья на краю земли. Только никому не признавался князь в своем разочаровании. После же военные походы и баталии, жизнь на биваках и в учебных лагерях, и вовсе оторвали Федора Ивановича от усадьбы и от семьи.

Как-то в один из недолгих отпусков своих, в самый канун разгрома турок на Дунае — занемоглось тогда княжне Елене Михайловне не на шутку и попросила она супруга слезным письмом схлопотать у Александра Васильевича разрешения, чтоб свидеться, может, и в последний раз, — просидел Федор Иванович всю ночь у постели жены. Лихорадило Елену Михайловну сильно, всякие видения являлись ей нехорошие. Все казалось ей, что смотрит она в чужую жизнь, и чужую жизнь проживает как наяву. То терем старорусский на Московии допетровской явится ей в бреду, то нашествие татарской конницы, то пожар да крики оглашенных надрывные… Так и мечется по постели, потом исходит вся слезами горючими. Ни молитва перед иконами, ни травы настоенные, ни микстуры заморские — ничего не помогает ей.