Янтарный волк (СИ) - Нартова Татьяна (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt) 📗

Янтарный волк.

Ирвесс Мерис

Говорят, что самые заветные желания обязательно сбываются. В это очень хотелось верить молодой художнице… Да только вдруг навалились проблемы. Тут тебе и ссора с другом, и никаких идей, куда девать подобранного на улице мальчишку. А тут еще новая картина “шалит”. И теперь неизвестно, чего же хотеть?

1.

Она смотрела на свою собственную картину так, словно впервые видела. И хотя девушка никогда не считала себя выдающейся художницей, но на сей раз, она не могла не признать того, что вышло что-то необыкновенное.

Карина, вообще, не очень-то верила во всякую ерунду типа перебегающих дорогу черных кошек или сглаженных булавок. Поэтому и сейчас сослалась на свой слишком живой ум и неуемную фантазию.

Она трудилась над этой картиной на протяжении полугода, почти каждый день вырисовывая мелкими штришками то голубое небо, то кроны деревьев. У девушки появилась даже своя любимая березка. Но до последнего момента ей и в голову не могло прейти, что среди переплетений листьев можно угадать очертания волка. Ну, или какой-то крупной собаки, оскалившейся на золотое солнце. Карина тряхнула непослушной гривой прямых темных волос, с раздражением подбирая их в высокий хвост. Давно собиралась отрезать и перекрасить. Но все окружающие, как один твердили художнице, что этого делать не стоит.

‘А ведь они не правы! Мне замечательно будет блондинкой. А лучше, если на фоне совсем светлых прядей будут мелькать золотистые. Тонкие, как ниточки… золотые’, - Карина невольно улыбнулась, представив себя совершенно другой, обновленной. Точнее, даже не себя, а какую-то незнакомку, легкую, воздушную, свободную, лица которой она не могла разглядеть. Вообще, девушка была способна видеть в деталях даже те пейзажи, которые никогда ранее не видела. Выдумать любое человеческое или не совсем человеческое существо. Пару раз она рисовала для своей подруги портреты эльфов. Та была просто свернута на всяких сказочных историях о благородных магах и добрых вампирах. В отличие от Лерки, Карина никогда не приходила в исступление и не роняла слезы над фразами, вроде: ‘Он взял ее за руку и повел по тропинки в светлое будущее…’. Впрочем, и само светлое будущее было для Карины чем-то весьма сомнительным.. Но дело было не в этом. Те самые портреты вышли так красочно, что Лерка еще неделю ходила за художницей, цитируя очередную книгу и доказывая, что нормальный человек не способен изобразить эльфов настолько реалистично. Такое ощущение, что она их живьем видела.

Карина отошла от мольберта, усаживаясь в продавленное кресло с ногами. Теперь можно было и комбинезон постирать. Заляпанная до неузнаваемости джинсовая тряпка почти слилась цветом с майкой и руками. Наверное, не обошлось без пятен на лице, но девушку это не особенно беспокоило. Она неотрывно смотрела в одну-единственную точку своего нового шедевра, пока глаза не начали слезиться. И все равно, даже после этого желтые кроны никак не захотели разбиваться на отдельные листочки. Они по-прежнему скалилась зверем. Художница решительно встала, хватая кисточку. Конечно, пытаться хоть как-то исправить уже готовую работу неимоверно сложно, но уж слишком резко отличался беспорядок других веток с упорядоченностью этих ‘волчьих’. Однако, она так и не смогла даже коснуться кисточкой картины. Что-то внутри заорало: ‘Это же настоящая фишка!’. А еще глубже, почти неосознанно зазвонил колокольчик беспокойства: ‘Нельзя! Он должен жить’. Правда Карина так и не поняла, кого имело в виду подсознание. Но раз сознание согласилось с ним, пришлось ей отступить под их совместным натиском.

Тщательно укутав свою первую картину на тему осени, девушка с осторожностью проверила каждый сантиметр желтоватого брезента. Карине очень не хотелось, чтобы ее зеленая травка уже через неделю пребывания на чердаке потускнела или совсем выцвела. Конечно, производители на упаковках, словно сговорившись, уверяли, что их ‘ультра современные краски, сделанные с помощью инновационных технологий не подвержены губительному воздействию ультрафиолетовых лучей, повышенной влажности и температур’. Да только береженого, как говориться, бог бережет. Хотя и в последнего Канина не очень-то верила.

Девушка невесело хмыкнула, ловя себя на очередном противоречии. В бога она не верит, а между тем не может не признавать, что есть что-то высшее, чем люди, чем весь этот свихнувшийся на оружии и разврате мир. И что же это, если не бог?

-Действительно, что? - уже вслух произнесла Карина, в задумчивости опираясь на низкий подоконник. Большущее окно, специально прорубленное отцом для того, чтобы его любимая дочурка могла часами торчать в своей мастерской, выходило как раз в небольшой садик. Только-только начали зацветать яблони, а абрикосы потихоньку ронять свои чуть розоватые лепестки на дорожки. Теплая, прогретая, казалось, до самой мантии почва, неспешно покрывалась зеленым налетом трав. Девушка в который раз позавидовала черным пластам. Представила, как тяжелые лучи солнца растекаются по саду, словно целуя и лаская землю. И почти почувствовала себя такой же счастливо-разморенной. Она с укором перевела взгляд на высокие стволы фруктовых деревьев, способных рождать что-то ценное, способных с тихим спокойствием покрыться снегом, замереть, уйти от этой ненормальной жизни.

Именно за это Карина и ненавидела весну. Не потому, что бесконечные грязь и лужи весь март, а то и часть апреля мешали нормально ходить по городу. И не потому, что весной начиналась главная нехватка витаминов. Нет. Девушка просто завидовала, до боли и огорчения завидовала тем проявлением радости и жизни, что все сильнее вопили о себе первыми птицами, укорачивающимися ночами и грозами. Видимо поэтому, последние месяцы она и рисовала осень. Золотую, наполненные светом, не менее яркую и цветастую, но более сдержанную. И последние годы такую родную и любимую Кариной.

Уходить с чердака не хотелось, поэтому художница просто уселась обратно в кресло с уже испорченным настроением. Даже если это самое высшее и было богом, то он как-то неправильно слепил ее. Все вокруг, словно заведенные, носились по проспектам. Ее подруги наперебой трещали об очередных романах, жалуясь на незапланированное недосыпание и протекающие в приятных хлопотах дни. И только Карина неизменно хмыкала и предпочитала отсиживаться или в спальне, или в своей мастерской. Темные шторы топорщились от врывающегося в комнаты ветра, но девушка старалась не распахивать их широко.

И вот теперь еще картина. Художница досадливо закусила губу, срывая брезентовую обертку с мольберта. И обмерла, едва пересиливая себя, чтобы не закричать не то от удивления, не то от страха: картина была прекрасна, как и прежде, но никаких очертаний, похожих на волчьи на ней не было.

Столик в глубине зала был свободен. Днем подобные заведения были почти пусты. В крайнем случае, примерно к часу - двум дня сюда начинался стекаться народ на обеденный перерыв, чтобы выпить чашечку кофе и засунуть в себя пирожное. Однако, Карине не куда было торопиться, так что она спокойно и размерено принялась изучать меню, очень надеясь, что за ней уже следят. И точно, не успела художница просмотреть и семи наименований, как рядом с ней выросла знакомая фигура хозяина кафе. Девушка даже через кожаную папку почувствовала его заинтересованный взгляд глаз-вишен. Или точнее, глаз-черносливен, ведь никакого намека на багрянец в них не было.

Понимая, что отдельно глаза, как и другие части тела, находиться не могут, художница немедленно подобралась, собираясь поприветствовать их владельца. Тот не обманул ожиданий, поспешно выходя из тени, отбрасываемой очередной бутафорской статуей, внутри оказывающейся полой. Ник, как всегда был в своем репертуаре, предпочитая лично следить за всем происходящим в его заведении.

Девушка страшно завидовала парню всю свою сознательную жизнь. Они выросли в одном дворе. Но ни друзьями, ни даже знакомыми не были, пока не попали в один класс. Никита уже тогда отличался от остальных сверстников необычайно взрослым взглядом на жизнь. Возможно, поэтому уже в двадцать четыре года он смог открыть собственное кафе и закончить институт. Пока приятель делал себя сам, Карину делали ее родители. И это был только первый пункт в списке поводов для зависти Никите. Кроме того, парень умел играть на пианино, гитаре, флейте и от души барабанил по всему, что издавало громкие звуки. Учитывая, что у девушки напрочь отсутствовал музыкальный слух, не было ничего удивительного в том, что и это обстоятельство вошло в список. Еще Никита был свободен, как птица, вовремя сбежав от своих родственников на отдельную жилплощадь. Но больше всего художницу добивало то, что друг имел приятный голос и незаурядную внешность. Причем это был уже не просто “пунктик”, а целая статья, которая доводила порой до бешенства.