Ученик пекаря - Джонс Джулия (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗

Джулия Джонс

Ученик пекаря

ПРОЛОГ

— Дело сделано, хозяин. — У Луска осталось лишь мгновение, чтобы заметить, как сверкнул длинный нож, и лишь доля мгновения, чтобы понять, что это означает.

Баралис вскрыл тело Луска одним мощным, но изящным ударом, распоров своего слугу от горла до паха. Когда тело с глухим стуком упало на пол, он содрогнулся и поднес руку к лицу, ощутив что-то мокрое и липкое: кровь Луска. Повинуясь внезапному порыву, Баралис сунул палец в рот и лизнул. Этот вкус был ему знаком: медный, солоноватый и еще теплый.

Отвернувшись от безжизненного тела, Баралис заметил, что кровь брызнула и на одежду, образовав на сером правильную алую дугу. Полумесяц. Баралис улыбнулся. Это добрый знак: полумесяц знаменует собой начало, новые рождения, новые возможности — то, что должно осуществиться этой ночью.

Теперь следовало позаботиться о некоторых мелочах. Во-первых, нужно переодеться — нельзя же идти на свидание с возлюбленной в запятнанной кровью одежде — и, конечно, не мешало бы избавиться от трупа. Луск был верным слугой, однако водился за ним грешок — слишком он любил трепать языком. Но ни одному выпивохе, любителю эля и пьяных откровений не дано поставить под угрозу терпеливо взлелеянные планы Баралиса.

Уложив труп на вытертый коврик, Баралис ощутил знакомую режущую боль в руках. Недавно он принял болеутоляющее, чтобы не оплошать с ножом, но лекарство быстро перестало действовать, как всегда в последнее время, а принять большую дозу Баралис не хотел, опасаясь, что это может помешать ему.

Он снова взмахнул ножом, восхищаясь остротой лезвия и тем, как он, не профессионал в подобных делах, ловко им орудует. Потом завернул то, что прежде было лицом Луска, в полотняную тряпицу, сразу пропитавшуюся кровью. Вот что по-настоящему неприятно. Баралис не любил кровопролития, но при необходимости шел на это. Он пересек комнату и бросил сверток в огонь.

Вдалеке начали бить куранты. Баралис насчитал восемь ударов — пора было помыться и сменить одежду. Останки Луска уберет отсюда утром великан-недоумок Кроп. Уж этот-то ничего никому не расскажет.

Менее часа спустя Баралис тихо вышел из своих покоев. Чтобы достичь цели, ему следовало подняться вверх, но пока что он направился вниз. Главное — никому не попасться на глаза: ни чересчур рьяному стражу, ни праздношатающемуся придворному.

Баралис спустился в полуподвальный этаж. Обычно он не брал с собой свечу, но теперь прихватил: этой ночью лучше не допускать никаких случайностей и не искушать судьбу.

Сырость пронизывала суставы его пальцев, и рука дрожала, но боль была в этом повинна лишь отчасти. Свеча колебалась, и горячий жидкий воск стекал на кожу. Внезапная судорога скрючила пальцы — и свеча упала, погаснув, и оставила Баралиса в темноте. Он выругался свистящим шепотом — не было времени вновь зажигать огонь, да и руку ломило невыносимо. Нельзя мешкать и возиться с огнивом — придется идти дальше в темноте.

Он ощупью добрался до дальней стены и стал водить по ней пальцами, словно насекомое усиками. Найдя знакомую шероховатость, он слегка нажал на нее и отступил в сторону. Стена повернулась, и Баралис прошел в брешь. Там он проделал те же манипуляции, и стена встала на место. Теперь можно подниматься наверх.

Баралис улыбнулся. Все шло как задумано. Отсутствие света — беда небольшая. Ну, побродит он немного в потемках — это ничтожная малость по сравнению с тем, что ему предстоит.

Дорогу он находил с поразительной легкостью. Не видя ни дверей, ни лестниц, он чувствовал их приближение и знал, куда следует свернуть. Он любил это темное подбрюшье замка. Были те, кто подозревал о его существовании, но немногие знали, как проникнуть сюда. А воспользоваться тайным ходом только для того, чтобы застать пышную камеристку на горшке, и вовсе никому не взбрело бы в голову. Баралис же с помощью сети подземных коридоров мог пробраться и к худородным, и к знатным. Худородными тоже не следует пренебрегать. Самые ценные свои сведения он добывал порой, подслушав случайную беседу молочницы с подручным ключника: кто против кого злоумышляет, кто с кем спит и у кого завелось больше золота, чем нужно для его блага.

Но этой ночью ему до худородных дела нет: этой ночью он проникнет в святая святых замка — в опочивальню королевы.

Он шел вверх, потирая руки, чтобы согреть их. Он волновался — но только дурак на его месте сохранял бы спокойствие. Ему предстояло впервые войти в спальню королевы. Много часов он провел в наблюдениях, усваивая привычки королевы, следя за ее женской жизнью, записывая каждую мелочь, каждый штрих. В последнее время эти наблюдения стало скрашивать предвкушение.

Баралис заглянул в щелку, чтобы удостовериться, спит ли королева. Она, полностью одетая, лежала на кровати с закрытыми глазами. Трепет пробежал по телу Баралиса. Итак, королева выпила приправленное им вино: Луск исправно сделал свое дело. С превеликой осторожностью Баралис вошел в комнату, решив оставить проем в стене открытым на случай, если придется поспешно уходить. Потом пробрался к двери спальни и закрыл ее на засов. Никто, кроме него, не войдет сюда этой ночью.

Он подошел к кровати. Королева, столь гордая и надменная обычно, казалась теперь чрезвычайно уязвимой, и не только казалась, но и была. Баралис потряс ее за руку — сперва слегка, потом сильнее; она не шевельнулась. Он взглянул на штоф с вином — тот был пуст, золотая чаша тоже. Баралис озабоченно наморщил лоб. Неужто королева одна выпила целый штоф? Ей, должно быть, помогла одна из ее фрейлин. Это не слишком встревожило Баралиса: девица проспит ночь необычайно крепко и наутро проснется с немного тяжелой головой, только и всего. Однако это было упущением, а упущений он не любил. Надо будет утром проверить, все ли в порядке.

Несколько минут он отстраненно взирал на королеву. Сон ей к лицу. Он разглаживает ее чело и смягчает надменно стиснутый рот. Насмотревшись, Баралис подсунул под королеву руки, перевернул ее на живот и принялся расшнуровывать платье. На это требовалось время — руки его утратили гибкость, а шнуровка была хитрая.

Наконец он справился и опять перевернул спящую на спину. Он раскрыл лиф платья спереди, обнажив бледные полукружия грудей. В последние годы он почти не позволял себе плотских удовольствий, и это зрелище невольно возбудило его. Поэты и менестрели не уставали воспевать красоту королевы, но Баралис всегда оставался к ней равнодушен — до этого мгновения. Вся ирония в том, что королева должна была лишиться чувств, чтобы стать для него желанной. Хмыкнув, Баралис задрал ей юбки, развязал и снял панталоны, раздвинув ноги.

Ляжки у нее были мягкие и гладкие, чуть холодноватые, возможно, но этого следовало ожидать — проявляется побочное действие снотворного. Баралису не было неприятным ощущение холодности кожи. Он с облегчением отметил, что достаточно возбужден. Он опасался, что этого может не произойти: все-таки королева не в его вкусе. В тех редких случаях, когда ему приходила охота, он предпочитал совсем юных. Пусть у нее мягкие ляжки, ее невинность осталась в далеком прошлом, и обилие голубых жилок под кожей изобличает ее возраст. И все же она хороша — ноги у нее длинные и стройные, а округлые бедра способны соблазнить любого мужчину. Тело у нее в отличие от большинства ее ровесниц не подпорчено деторождением. Груди остались полными, а живот плоским, точно камень алтаря. Баралис спустил с себя штаны и приступил к делу.

Он был уверен, что королева сейчас способна к зачатию: он достаточно долго шпионил за ней, чтобы знать, когда у нее бывают месячные. Некоторые мужчины, как слышал Баралис, способны чувствовать, в какой фазе находится женщина, по одному лишь ее присутствию: они ощущают ее приливы и отливы как нечто осязаемое. Но столь высокое искусство Баралису было недоступно, и приходилось полагаться на более прозаические методы.