Королевский пират - Фейст (Фэйст) Рэймонд Элиас (прочитать книгу .txt) 📗

Раймонд Фейст

Королевский пират

ЧАСТЬ 1

Пролог. ВСТРЕЧА

Гуда поднялся, вздохнул и сладко потянулся. Сквозь полурастворенную дверь откуда-то из глубин дома до слуха его донесся визгливый женский возглас:

— Убирайся отсюда!

Бывший наемный охранник торговых караванов снова уселся в удобное кресло, стоявшее на крохотной открытой веранде трактира у самого порога, и водрузил ноги на перила. Тем временем перебранка в зале для посетителей, начавшаяся несколько минут назад, грозила перерасти в нешуточную потасовку. Подобное повторялось из вечера в вечер. Клиенты побогаче, как правило, предпочитали останавливаться в уютных и просторных городских гостиницах, проезжие средней руки — в многочисленных постоялых дворах на побережье. И лишь самые бедные и незнатные из путников — возчики, наемные солдаты, крестьяне из близлежащих селений — искали приюта в «Зубчатом Гребне», трактире, которым владел Гуда Буле. Подвыпив, они нередко затевали между собой шумные ссоры и драки.

— Ты что же, хочешь, чтоб я позвала на помощь городскую стражу?! — вновь послышалось из зала.

Обычно дородной сожительнице Гуды без особого труда удавалось утихомирить буянящих постояльцев и лишь изредка ему самому — высокому, жилистому и сухощавому бывшему вояке, не утратившему за годы оседлой жизни боевой сноровки и недюжинной силы, случалось вышвыривать вон из «Гребня» одного или нескольких драчунов.

Больше всего на свете он любил смотреть на закаты. Неподвижно сидя в своем уютном кресле у порога трактира, он мог подолгу любоваться солнечным диском, который, плавно скользя по небосводу к линии горизонта, озарял багровыми отсветами воды Элариальского залива и окрашивал белоснежные стены городских строений в золотисто-оранжевые тона. Лишь в эти быстротечные мгновения, предшествующие ужину, Гуда позволял себе полностью отрешиться от своих многочисленных забот и обязанностей и погрузиться в созерцание великолепного зрелища, что открывалось его взору. Он никогда не уставал дивиться тому, что финал любого из дней, проходивших по большей части в бестолковой суете и мелочных расчетах, неизменно оказывался таким роскошным, таким торжественным и сказочно прекрасным. Поэтому, услыхав позади себя оглушительный грохот, он лишь досадливо повел плечами, но с места не сдвинулся. Если сожительница не справится с буянами в одиночку, она кликнет его на подмогу.

— А ну-ка выметайтесь отсюда оба подобру-поздорову! У нас здесь не место для драк!

Пояс Гуды украшала пара кожаных ножен с торчавшими из них рукоятками кинжалов. Вынув один из них, он рассеянно провел большим пальцем по острому лезвию. Лицо Гуды, давно разменявшего шестой десяток лет, с загрубевшей от солнца и изборожденной глубокими морщинами кожей, походило на географическую карту, которую чья-то нетвердая рука Бог весть когда нанесла на кусок старого, потрескавшегося пергамента. На этом лице без труда читалась вся долгая и затейливая, изобиловавшая опасностями и приключениями история его жизни. Отразились на нем и лишения, которые Гуде довелось претерпеть на своем веку: жара и холод, непосильная работа, скверная, скудная еда и еще более скверное питье. Нос бывшего наемника был сломан и расплющен ударом чьего-то дюжего кулака, его крупную голову с обширной лысиной посередине обрамлял венчик тонких и прямых седых волос, закрывавших уши и спускавшихся до самых плеч. Никто даже много лет тому назад не назвал бы его красавцем, теперь же дряблая, морщинистая старческая кожа самым невыгодным образом обрисовывала его не правильные, изуродованные черты, но При всем том лицо хозяина трактира вовсе не было отталкивающим. В пристальном, открытом взгляде светло-голубых, выцветших на солнце глаз бывшего наемного солдата читались недюжинный ум, прямота и честность, отвага, дружелюбие и жизнерадостная веселость, что поневоле вызывало приязнь и мгновенное расположение у всякого, кто встречался и заговаривал с ним.

Гуда в который уже раз окинул восхищенным взором ясный горизонт в розовых отблесках вечерней зари, золотистые гребни волн и белоснежных чаек, которые с пронзительными криками носились над морской гладью. Жара спала, сменившись легкой предвечерней прохладой. Одноэтажное здание трактира отбрасывало на ярко-желтый песок косую продолговатую тень. Из груди Гуды вырвался долгий, счастливый вздох. Поистине, он ныне обладал всем, о чем только мог мечтать человек его звания. Он не дерзнул бы даже помышлять о большем. Напротив, у него были все основания считать, что судьба обошлась с ним на редкость милостиво, одарив на склоне лет пусть скромным, но надежным достатком, подругой жизни, покоем и уютом, а также возможностью каждый вечер любоваться солнечными закатами.

Внезапно у самого края горизонта появилась темная точка. Стоило ей там возникнуть, и в сердце Гуды закралось тревожное предчувствие, сродни безотчетному страху, от которого по коже старого воина пробежал озноб и которое все росло и росло по мере того, как точка увеличивалась в размерах. От былого благодушия трактирщика не осталось и следа. Он напряженно вглядывался вдаль блеклыми голубыми глазами, нисколько, впрочем, не утратившими былой зоркости, и вскоре ему уже удалось рассмотреть неведомого путника, фигурка которого лишь поначалу являла собой некое подобие крошечной черной точки, и убедиться, что незнакомец быстрым шагом следовал как раз по той дороге, которая вела к порогу «Зубчатого Гребня». Путник был мал ростом, тщедушен и настолько кривоног, что издали казалось, будто он каким-то немыслимым образом передвигается верхом на огромном прозрачном мяче, обхватив его хилыми, тонкими ножонками. Теперь Гуда без труда мог уже различить заплаты на грязном и надорванном у подола голубом балахоне нежданного гостя, а также безошибочно угадать в нем исалани — жителя небольшого государства, именуемого Исаланом и находящегося у южной окраины Империи Великого Кеша. Левое плечо странного путника, при ходьбе опиравшегося на длинный деревянный посох, было стянуто черным кожаным ремнем заплечного мешка.

Гуда, который еще не мог ясно разглядеть черты лица исалани, но уже узнал его и понял, что мрачное предчувствие его не обмануло, пробормотал, однако, краткую молитву, надеясь с ее помощью хотя бы ненадолго оттянуть миг неизбежной встречи:

— Милосердные боги, сжальтесь надо мной и сделайте так, чтоб это оказался не он или чтобы он прошел мимо!

Когда он поднялся навстречу гостю, из недр дома в очередной раз донесся душераздирающий вопль. Гуда вздохнул и поморщился. Тем временем путник легко взбежал наверх по деревянным ступеням крыльца и, остановившись перед Гудой, скинул с плеча лямку потертого кожаного мешка и поставил его у перил. Выпрямившись, он воззрился на хозяина трактира с нарочитой и строгой торжественностью, которая нисколько не шла к его маленькому, сморщенному плутоватому личику, чертами и выражением напоминавшему не то мордочку хорька или лисенка, не то голову птенца-подлетыша какой-нибудь хищной птицы вроде ястреба или грифа. В довершение этого сходства лысую голову гостя обрамлял на уровне ушей и затылка венчик легкого и редкого светлого пуха. Он испытующе оглядел Гуду с ног до головы своими узкими, как щелки, черными глазами, затем, широко улыбнувшись и кивнув, наклонился к мешку и распустил стягивавшие его веревки.

— Апельсин хочешь? — спросил он вместо приветствия.

Не дожидаясь ответа, путник пошарил рукой в мешке и извлек оттуда два крупных ярко-оранжевых апельсина. Гуда поймал на лету плод, который гость небрежно ему бросил, покачал головой и обреченно вздохнул.

— Скажи мне, Накор, волею которого из семи низших демонов ты очутился здесь?

Исалани, прозывавшийся Накором, этот в высшей степени странный и нелепый маленький человечек, которого многие почитали за мудреца и волшебника, а Гуда — за отчаянного безумца, был некогда спутником бывшего наемного солдата в одном весьма опасном путешествии, о котором сам Гуда предпочел бы забыть раз и навсегда. Это ему почти удалось, и лишь изредка, при полной луне, подробности тех страшных приключений и чудовищного риска возвращались к нему в ночных кошмарах. Девять лет тому назад молодой, беззаботный и веселый бродяга уговорил Гуду (убеждать Накора не было нужды, он был заведомо на все согласен) сопровождать его в город Кеш, в результате чего все трое оказались вовлечены в политические интриги, заговоры и кровопролития и лишь чудом остались живы. По телу Гуды прошла дрожь, едва он вспомнил о тех давних днях. Зато потом оказалось, что под личиной безродного бродяги скрывался сам юный Боуррик, наследный принц Королевства Островов. За верную службу его высочеству Гуда получил более чем щедрое вознаграждение, что и позволило ему после недолгих поисков обрести наконец свое покойное, скромное и надежное земное прибежище. Он прибился к вдове трактирщика и осел близ Элариальского залива, в «Зубчатом Гребне», с веранды которого открывался такой восхитительный вид на окрестности. Гуда был убежден, что нигде больше не увидит он таких красивых закатов, и ни за что на свете не согласился бы покинуть эти места. Он молил богов лишь о том, чтобы минута его мирной кончины пришлась на пору заката, и чтобы встретил он ее вот здесь, у порога своего трактира, любуясь оранжево-багровым солнечным диском. Однако появление Накора, похоже, знаменовало собой, что боги остались равнодушны к его мольбам и готовили ему совсем иную участь.