Жребий брошен - Прозоров Александр Дмитриевич (электронные книги бесплатно .TXT) 📗

Александр Прозоров

ЖРЕБИЙ БРОШЕН

Подарок русалки

Прекрасная пора – середина лета. Не нужно кутаться в тяжелые меха, тереть замерзающий нос, не приходится выть от голода, по какой-то причине оказавшись в лесу без припасов. Лето всегда прокормит путника грибами, ягодами да орехами, выстелет постель из мягкой травы, согреет солнечными лучами. А коли даже косоворотка и полотняные штаны слишком жаркими покажутся, или пояс с саблей вспотеть заставит – всегда можно в прохладной реке обмакнуться, пропитаться свежестью так, что потом на солнце поваляться только в удовольствие будет.

Хорошо летом. И как-то забывается о том, что по злой прихоти судьбы остался он беден, как церковная крыса, что все товары, которые купил на скопленное за несколько лет серебро, остались гнить на речном дне вместе с ладьями, а из доброй сотни славных крепких молодцев в живых остались только он с невольницей, беглый холоп Муромского князя да купец Любовод с одним из своих кормчих.

– Ну, да ладно, – негромко буркнул себе под нос Олег. – Начинал я свой путь таким же нищим. Да еще и не знал, куда колдовством собственным заброшен. Не пропадем.

– Чего молвишь, друже? – поднял от воды курчавую голову Любовод.

– Спрашиваю, готово ли?

– Да, все уже, затянул, – вместо купца ответил с плота Ксандр, накручивая ивовые ветки на рогатину над грубо выстроганным веслом. – Подсохнуть бы им, да уж ладно. Ветвей по берегам много – коли что, подлатаем.

Плот по размерам лишь ненамного превосходил крохотную хозяйскую каморку на ладье. Несколько сосновых бревен, связанных вместе в два слоя, два весла – на корме и на носу, да брошенные поверх этого для мягкости охапки травы. Шедевром кораблестроения назвать это было нельзя – но многого от плота и не требовалось. Всего-то скатиться вниз по течению до Каспийского моря, которое в нынешние времена называли кто Хазарским, кто Персидским, да как-нибудь добраться до устья Волги. А там ладьи русские часто ходят. Кто-нибудь да подберет невезучих соотечественников. Ксандр утверждал, что плот этот путь выдержит, что впятером они с изделием своим управятся. А он кормчий, ему виднее.

Александр Коршунов дернул покрепче черенок ветки, заправил его под другие, попробовал, свободно ли ходит в импровизированной уключине выстроганное из березового стволика весло, облегченно выдохнул и перекрестился:

– Слава Богу. Кажись, управились. Весла есть, рогатины стоят прочно, плот тоже, чую, не гуляет. Сделали, хозяин. Грузиться нам нечем, посему хоть сей час отправляться можем.

– Слыхал, ведун? – Любовод еще раз ополоснул лицо и выпрямился. – Плыть пора. А где девка твоя, холоп куды убег? Торопишь, а людишек не собрал.

– Урсула за мной шла, вот-вот нагонит. Ветки для веревок помогала резать. Видать, много набрала, не унести. – Середин сладко потянулся. – А Будута и вовсе не мой, а княжеский. Грибы, небось, собирает. Те самые, что мы все вместе кушать изволим. Так что не серчай на него. Чем больше соберет, тем дольше переход первый удастся сделать, пока брюхо не подведет.

– Разве ж я серчаю? – Купец поднялся выше на берег, уселся на траву возле ног Олега. – Ныне мы с ним ровней стали. Он уха куньего не стоит – да и я не больше. Меч дедовский да имя доброе – вот и все теперь мое богатство.

– Не грусти, друже, – опустился Середин рядом с ним. – Имя доброе и меч вострый тоже немалого стоят. Помнишь, как меня первый раз встретил? Даже ложки у меня тогда не имелось. А нынешней весной ты меня сам же в сотоварищи взял. Пусть и не на равных, ан близок я стал с тобой, купцом потомственным. Ну, не повезло нам в сей раз. Ништо, года за два-три отобьем назад потери свои. Невозможно же все время барыши грести! Проигрывать тоже нужно уметь.

– Ты меня с собою не равняй, – болезненно поморщился Любовод. – Ты колдун, твое богатство – в знании тайном, в травах собранных, в зельях хитрых. Пока голова твоя на плечах, то и сила всегда с тобой, и удача, и прибыток. А купцу серебро важнее головы и рук будет. Токмо серебром он хлеб свой промышляет, токмо ладья ему прибыток везет. Ныне же я и без мошны, и без ладей остался. Как дело делать стану, чем барыш добывать? С лотком по весям феней ходить? А Зориславе что скажу, отцу ее? Они ведь с богатым купцом новгородским роднились, а не с голью перекатной! Как любой своей в глаза гляну? Я ведь ей подарки дорогие обещал. Украшенья заморские, шелка китайские, злато-серебро. А ныне чем хвалиться стану? Травой морской да речною тиной?

– Ну, положим не совсем уж ты без штанов остался, – попытался утешить его ведун. – Я так понимаю, угол свой у тебя в Новгороде есть, да и отец в беде не бросит, нищенствовать не заставит.

– То-то и оно, что угол, – громко хмыкнул Любовод. – Угол свой, да дом отцовский. Мне, как купцу зажиточному, мужу взрослому, женатому, хоромы новые артельщики справить обещались, двор обширный огородить, с амбарами да хлевами. Ну, и что теперича? Куда жену молодую вести, как в глаза людям смотреть? Улетал соколом гордым, а вернулся воробьем щипаным? В приказчиках на побегушках ходить да ждать, пока доля от отца останется? Да и оставит ли он долю в хозяйстве, коли добра беречь да приумножать не умею… И-и-и-эх!

– Может, мать поможет? – понизил голос Середин, глядя в сторону Ксандра. Кормчий вполне мог и не знать, что мать купца – русалка. – Материнское сердце доброе – сжалится, поможет, чем сумеет. По рекам да омутам, по морям да отмелям добра много всякого лежит… Кстати, ты посылку русалочью сохранил? Ну, помнишь? Тот кусочек зеленого малахита, что я тебе из омута принес, когда сюда плыли? Ну, еще перед поворотом, перед самым устьем Урала? В смысле, реки этой?

– Да, точно… – Купец рывком поднялся. – Камень с ладонь размером. На нем руны какие-то были неведомые. Мы еще гадали, что он нам принести должен – удачу или хлопоты лишние?

– Он самый. – Ведун выпрямился рядом, отряхнул штаны. – Отдать бы его надо твоей матушке. Глядишь, в ответ спросить чего можно будет.

– Я так мыслю, нельзя нам отправляться, – начал нервно кусать губу купец. – Некуда. Чего матери скажу? Сберег, не сберег… Видать, отринулись от меня боги. И Похвист, и Стрибог, а уж Макошь и вовсе прогневалась. Ни отцу нельзя показаться, ни невесте любой, ни матери кровной.

– Ты о чем, Любовод? – не понял Середин.

– О посылке той, осколке каменном, – чуть не зарычал купец. – Не в кошеле же мне его носить, не за пазухой! Тяжел больно, неудобен, да и нужды не было.

– Ты яснее выражаться умеешь?

– Да уж чего яснее?! – передернул плечами Любовод. – Не держал я его при себе! В конуре моей он на ладье остался. В сундуке с серебром да прочим добром. Грамотами, списками, дозволениями. На дне ныне покоится. На дне!

– Дык… – кашлянул Олег. – Дык, достать, стало быть, нужно. Чего же ты молчал? О нищете плачешься, а про сундук с серебром молчишь.

– Ну, какое там серебро, – отмахнулся купец. – Растратились мы перед дорогой. Осталось несколько гривен на случай внезапной надобности, вот и все добро. Токмо как его достанешь?

– А чего не достать? – не понял ведун. – Медный воин, как я понимаю, ушел. Раз он нас убивать не стал, чего ему тут торчать? А уж у твоей ладьи – тем более. Лежит она на самой стремнине. Где утонула – кроме нас и медного воина, никто не знает, разграбить не могли. Эта чушка днище ладьи мечом пропорола. Стояла она на дне – стало быть, больше трех саженей глубина никак не будет. Достанем.

– Как? – Любовод, в свою очередь, оглянулся на кормчего, который продолжал колдовать с веслом, и понизил голос: – Здешние реки от наших далеко больно. Маму тут могут и не знать вовсе. Мыслю так, помощи у водяных, навок и русалок здешних мне не выпросить. Да и защиты тоже.

– А просто нырять ты никогда не пробовал? – укоризненно хмыкнул Середин.

– Зачем? – не понял купец. – Там же нежить по дну таится. А ну, попадешься? У нас многие из Волхова не выплывают…