Волчий мир. Трилогия (СИ) - Даль Дмитрий (библиотека книг .txt) 📗

Дмитрий Даль

Волчий Мир. Трилогия

Дмитрий ДальВолчий отряд

Когда клубится страх кромешный

и тьму пронзает лай погонь,

благословен любой, посмевший

не задувать в себе огонь.

Игорь Губерман

Глава 1Западня

Пахло жутко. Чем‑то гнилым, отсыревшим и плесневелым.

Сергей Одинцов с трудом разлепил глаза и ничего не увидел. Но вскоре глаза привыкли к сумраку, и он обнаружил, что находится в каком‑то темном тесном помещении шагов десять в длину и столько же в ширину. Нависающий над головой потолок, с которого равномерно капала холодная ржавая вода. Кирпичная кладка стены, узкое окно, забранное решеткой. За ним темнота. И деревянные нары, покрытые какой‑то дерюгой, а на этих нарах он сам и лежит. Вот так ход конем. К этому он явно не был готов.

И как он здесь оказался?

Серега приподнялся на локтях и сел на нарах. Беглый осмотр ничего не дал. Сам вроде цел. Хотя все тело болит, словно предыдущие несколько дней он провел на каменоломне. Рубашка в дырах, штаны грязные. Да, ничего не скажешь – положеньице. И где он так успел наприключаться. Попытка вспомнить ни к чему не привела. Кажется, память отшибло начисто, видно, одним из тех крепких ударов, чей след остался на рубахе. И впрямь ему удалось разглядеть на плотной ткани рифленый оттиск чьей‑то подошвы.

Ничего, память вернется. В свое время. Сейчас надо решить, как отсюда выбраться. Явно каникулы в каземате ничего хорошего не предвещали.

Сергей поднялся, добрел до дверной решетки, вцепился в нее как утопающий и попробовал выглянуть наружу. Даже голову попытался протиснуть сквозь прутья. Впрочем, безуспешно.

Все, что ему удалось разглядеть, это темные камеры напротив и слабо шевелящиеся тени внутри них. Теперь стало ясно, что камеры обитаемы. Вдали справа виднелся коридор, единственное освещенное место. Но до него далеко, и людей не видно. Да, негусто. Можно было крикнуть, позвать кого‑нибудь из живых, но отчего‑то Сергею не хотелось это делать. Ему очень не нравились эти тени в камерах напротив. Мало ли кто там прячется. Может, какие бандюки, а может, и монстры, пожирающие людей заживо, как в голливудских блокбастерах. В свое время он пересмотрел их большое количество.

Одинцов вернулся на нары, забрался на них с ногами, обхватил руками коленки, скрючился и задумался. В этой позе ему всегда мыслилось лучше. Правда, заниматься мыслительным процессом на больную голову очень сомнительное удовольствие. Но другого выхода не было. Чтобы понять, как выбраться из этой западни, надо сначала разобраться, как он сюда угодил.

Посидеть, подумать ему толком не дали. За дверной решеткой послышались тихие шаги, скорее и не шаги вовсе, а старческое шарканье. В первую секунду Серега подумал, что это тени из соседних камер выбрались на свободу и теперь ищут, чем бы можно было поживиться. Каким‑нибудь сладким мясом. Чего только в голову не придет!

В коридоре между камерами показалась невысокая сгорбленная фигура. Она застыла напротив его номера. Серега тут же почувствовал чужой изучающий взгляд. И вскоре раздался противный скрипучий голос:

– О! Очнулся болезный. Сейчас пошамкать принесу.

Фигура еще постояла с минуту, словно ожидала ответа, а затем исчезла из поля зрения.

Одинцов не успел досчитать до двадцати, как его тюремщик вернулся. Сначала появился всполох света, пляшущий по стенам и решеткам камер, а затем – хромоногий человек в кожаной грязной куртке с развязанными шнурками, кожаных замызганных штанах и сапогах со стоптанными каблуками. Ничего себе, рокер на пенсии. Только металлических заклепок на куртке и штанах не хватало да какой‑нибудь фирменной футболки и банданы с логотипом известной команды, типа «Ария» или «Iron Maiden». Ничего этого и в помине не было, зато на поясе старичка‑хиппаря висел самый настоящий меч в потертых ножнах, хотя похоже, его давно оттуда не извлекали. В одной руке старичок сжимал факел, которым и освещал себе дорогу, а в другой металлическую миску с обещанным ужином.

Остановившись напротив Сереги, хиппи поставил миску на пол и толкнул ее сапогом в камеру. Половина содержимого выплеснулась, а то, что осталось, аппетита не вызывало. В неверном свете факела Сергею удалось разглядеть мутную густую жидкость, в которой плавали какие‑то овощи и длинные кожаные веревочки. Далеко не сразу Сергей понял, что эти веревочки являются не чем иным, как крысиными хвостами.

Накатила тошнота. Основательно так накатила. Тут еще и запах сыграл свою злую роль. От миски воняло так тошнотворно, что аж глаза слезились. Серега еле успел допрыгнуть до отхожего места, вонючей дырки в полу с грязными следами вокруг. Явно предыдущие обитатели этой камеры не славились снайперской меткостью. Склонившись над дырой, Серега изрядно облегчил желудок. По крайней мере, теперь окружающая вонь уже не так сильно угнетала его нервную систему и чувствительное обоняние.

– Эк тебя, болезный, проняло. А вот зря ты так. Мамка Фёкла вкусно готовит. Конечно, не как в «Лесном трактире», но тоже вполне себе так аппетитно, – проскрипел тюремщик.

Серега резко распрямился и бросил на него пристальный злой взгляд. Тюремщик отпрянул в сторону. Факел дернулся, осветил его лицо. И не такой уж он старый. А вернее сказать, совсем молодой. Лет двадцать‑двадцать пять. Ровесник, стало быть. Только его сильно жизнь покалечила. Впалые глаза, бледный лоб, перекошенное на сторону туловище, шрам через все лицо и почти лысая голова. Если, конечно, не считать с десяток волосинок, размазанных по блестящему черепу.

Но не это удивило и насторожило Одинцова. А слова тюремщика. Вернее, одно название, больно ударившее по нервам. «Лесной трактир». Отчего‑то это словосочетание было ему знакомо. И не просто знакомо. С названием трактира были связаны какие‑то воспоминания.

– Ты это, дергунчик, пошамкаешь, а миску потом в коридор толкни. И смотри мне, веди себя мирно. А то я вернусь да не один. Чесун тебя быстро научит быть паинькой.

Тюремщик для убедительности погрозил кулаком. Развернулся и побрел обратно. Вскоре камера утонула в темноте.

Серега вернулся на нары. Принял размышлительную позу и крепко так задумался. Теперь у него появилась зацепка. Еще бы понять, что с ней делать.

– Слышь, мужик, тать ты или лиходей мне сие неведомо, да и по барабану. Но если ты жрать не будешь, может угостишь горемыку, – раздался тихий просительный голос.

Похоже, сегодня все сговорились: отвлечь Серегу и не дать ему ничего толкового вспомнить.

Сергей вновь поднялся с нар и выглянул в коридор. Голос доносился из камеры напротив. Только вот ничего увидеть не получалось. Слишком темно.

– Ты кто? – спросил он.

И ему ответили.

– Это тебя надо спросить. Я‑то тут давно сижу, а вот ты новичок. Стало быть, тебе первым представляться нужно.

– Сергеем меня зовут. Сергей Одинцов.

– А меня Лехом Шустрым. Или по‑простому Шустриком. Так ты пожрать дашь или все‑таки сам думаешь шамку уговорить?

В соседней камере тени пришли в движение и к решетке прильнуло худое, если не сказать истощенное, тело паренька в драных обносках. При одном взгляде на него впечатлительные мамаши бы прослезились. На второй взгляд времени не осталось бы. Начали бы откармливать.

– Да. Сейчас. Попробую.

Серега склонился над миской, взял ее в руки и попробовал просунуть сквозь прутья решетки, чем вызвал приступ глухого сдерживаемого смеха у нового знакомца.

– Это кто же так… Ты чего… По полу толкай… По‑другому не пойдет, умник…

Одинцов поставил миску на пол и толкнул в сторону камеры напротив. Несильно так толкнул. Боялся расплескать оставшееся. В результате миска встала в коридоре аккурат между камерами. Эта неудача вызвала у Шустрика приступ грязных ругательств, среди которых самое безобидное было относительно умственных способностей соседа.