Хозяйка Судьба - Мах Макс (онлайн книги бесплатно полные txt) 📗

Макс Мах

(Карл Ругер — 2)

* * *

Пролог

Давным-давно, в далекой стране…

Так начиналась эта песня. И эта, и многие другие, подобные ей песни, начинаются с того, чтобы определиться со временем и местом описываемых событий. Так принято, так повелось от века: сначала следует сказать, когда и где. Чтобы сразу стало понятно, не здесь, не сейчас. Где-то, когда-то…

Давным-давно, в далекой стране — в Майенской земле, где высокие горы касаются снежными вершинами нежного шелка небес…

Канон предполагает, что это должно быть необычайно красивое место.

Земля, где белопенные реки, подобно обезумевшим скакунам, несутся с гор в зеленые долы, туда, где тучные пашни и прозрачные воды озер…

Таким был и Майен, когда и где он, разумеется, был. Одна беда — никто теперь не знает, где она была, Майенская земля, и была ли когда-нибудь вообще. Но присказка заканчивается и начинается сказка, и, значит, пришло время представить героя песни, того, ради кого она, собственно, и поется.

Жил в ту пору в Майене молодой рыцарь, и звали его Виктор де Майен, потому что был он плоть от плоти той земли, а еще приходился оный Виктор королю Майена родичем. И был Виктор де Майен кавалером учтивым и чистым душой, и сердцем был он отважен, и в бою и на охоте не знал себе равных…

Вот так, и только так, разумеется, потому что не мы сложили те каноны, не нам их и менять. Если герой баллады старик, то, уж верно, он величавый, убеленный сединами и мудрый старец. Если девушка, то красавицей и умницей должна она быть, нежной, как дуновение весеннего ветерка, благонравной, как юной деве от века и положено, и нравом кроткой. Ну а если герой сказания кавалер, то всем прочим не чета. Рыцарь без страха и упрека, боец, каких в свете не сыскать, и по имени не назвать. В общем, герой.

Карл усмехнулся своим мыслям и плотнее закутался в плащ. Ночь выдалась сырая и холодная, и порывы ветра приносили по временам клочья дождя, шумевшего где-то над невидимым в ночной тьме морем. Но волн, настоящих высоких валов, накатывающих на берег, как ни странно, не было. Бурные воды были почти спокойны. Впрочем, не надолго. К утру должна была разыграться буря — Карл уже чувствовал ее жестокое дыхание — однако случиться этому предстояло только на рассвете, а пока редкие, медленные и пологие волны лениво набегали на пирс, да покачивали пришвартованные к берегу купеческие галеры. Тишина. Разве что шуршит где-то далеко дождь, трещат в костре сгорающие ветки, и медлительно, «с чувством» рассказывает свою долгую историю двум замершим в напряженном внимании мальчикам старик в изношенном коричневом плаще.

А в те поры случилась в Майене война, и рыцари обрядились в свои сверкающие латы, опоясались острыми мечами, взяли в руки прямые ясеневые копья, вышли из города и поскакали на запад…

«Война», — слово это Карлу решительно не нравилось, но, как говорят в низинных землях, в этих вот именно местах, не возжелай невозможного. Где мир, там и война. По-другому люди не умеют, а коли уж берутся воевать, то быстро теряют то немногое, что даровали им боги, чтобы отличались они от неразумных зверей. Впрочем, и звери не способны сотворить такое, что творят, не задумываясь и не вспоминая о душе, люди на войне. Карл жил на свете так долго и так много войн за эти длинные годы прошло перед его глазами, что, казалось, уже знал о войне все. Все от начала и до конца, хотя, если по совести, и одной войны за глаза хватит, чтобы узнать всю правду о подлой человеческой натуре, о звере, живущем почти в каждом из тех людей, что в годы мира являют и доброту, и участие, и спокойную покорность судьбе.

«Война…» — не раз и не два темные крылья демонов войны касались его души. Но вот, что странно. Случалось это не на поле брани, а в тиши мирных звездных ночей или в наполненные сиянием солнца дни мира и благополучия. И тогда на бумаге и картоне, холсте и пергаменте возникали из-под его руки страшные картины мора и убийства, но Карл не любил эти свидетельства «темной стороны», и, завершив работу, без сожаления уничтожал плоды своего труда и мрачного вдохновения. И тогда огонь принимал в свои беспощадные объятия готовые к долгой жизни картины и рисунки. Не надобно людям знать о себе такое, и негоже искусству рисунка служить Господину Хаоса. Черному Господину и без того хватает слуг, а Карл и меньшему злу даров никогда не приносил.

Впрочем, в героических песнях все обстоит иначе. В них даже злодеи выглядят гораздо благороднее, чем иные из настоящих тружеников войны, идущих на смерть за деньги или по принуждению. И Виктор из Майена — не злодей, а самый что ни наесть герой — уж верно не насиловал крестьянок и не развешивал их мужей и отцов вдоль дорог. Он ведь был кавалер, вот и воевал, исполняя долг перед своей землей и своим народом, но, и воюя, не забывал, разумеется, о благородстве и чести, и о законах рыцарства. Он не рубил безоружного и проявлял уважение к достойному противнику, не казнил признавшего поражение и не бил лежачего. И скрестить мечи совсем не то же самое, что рубиться в собачей свалке ожесточенного сражения, раздавая удары направо и налево, не разбирая, ни своих, ни чужих.

Но вот закончилась война, и с победой вернулись рыцари в родной город…

Разумеется, прошли годы, но Виктор де Майен, прославившийся в боях и поединках и возглавивший, в конце концов, армию Майена, был по-прежнему молод и красив. И, когда у ворот города юная дева поднесла ему венок победителя, то не только он разом полюбил ее, плененный дивной ее красотой, но и она, что не диво, тоже оказалась в «сладком любовном плену», едва успев увидеть Виктора, восседающего в блеске славы на своем могучем боевом коне.

Ну, что ж, в этом как раз не было ничего удивительного. Сколько бы дев и жен не познал в походе рыцарь, война есть война, и походный шатер не родовое палаццо. И если Елена была хотя бы немного похожа на свое описание, то и нет ничего удивительного в том, что в сердце кавалера — «как лесной пожар» — вспыхнула страсть к златовласой красавице с глазами, сиявшими прозрачной синью небес. А ведь кроме глаз и волос, были еще и гибкий стан, и крутые бедра, и груди, подобные «пологим холмам Тайры», то есть все, что раз и навсегда установлено каноном. Но и в том, что и в ее сердце вошла «всепоглощающая любовь» ничего удивительного не было тоже. В кого же и влюбиться девушке из хорошей семьи, которая в силу раннего своего сиротства оказалась на воспитании у Бориса — короля Майена, как не в первого героя и красавца Виктора?