Граф Рысев - Ключевской (Лёха) Алекс (читать книги бесплатно .txt, .fb2) 📗
– Я сам остриг, – признался я, глядя на его аккуратную стрижку. – Они мне мешали, постоянно из ленты выбивались и так и норовили в рану залезть.
– Ну и хорошо, – дед скупо улыбнулся. – Тебе так лучше. А заживет рана окончательно, цирюльника позовём, чтобы нормальную прическу придумал, да изобразил. – И он вышел из комнаты. Наверняка пошёл завтракать в компании барона Соколова и девицы Марии.
Встретиться с жандармами дед меня просил. Если не хочешь ни какие вопросы отвечать, то и не надо, сошлись на сильную головную боль, амнезию, которые подтвердит доктор. А у семьи полно адвокатов и жандармы ещё сами должны останутся, если сильно быковать начнут. А вот пожелание выйти пострелять больше на приказ было похоже: плевать на твою голову, не помираешь и хорошо, наглотаешься зелья – вон тебе его сколько оставили, и вперед. Твой дед желает видеть, что его никто не обманывает, и внук-художник действительно знает из какой части ружья вылетает пуля. И выстрелит в цель, а не в себя, в случае чего.
– Ваша сиятельство, Евгений Фёдорович, вы бы уже покушали чего. Шутка ли вторые сутки не жрамши, – Тихон жалобно посмотрел на меня. Живот ему в ответ заурчал, напомнив мне, что я вчера так и не поел, уснув, как только меня оставили одного.
– Сюда тащи, в столовую я точно не пойду, еще завалюсь по дороге, да прямо под ноги Марии Соколовой к большой радости этой девицы.
Я покосился на мольберт, на котором все еще был расположен холст с портретом. Не понимаю, что меня в ней так зацепило? Что бы это не было, оно быстро прошло. Исчезло, вместе с памятью, будь она неладна. Да и память как-то у меня странно отшибло. Что такое мольберт – я прекрасно помню. Что такое ружье и подавно. А вот как его заряжать – нет. В голову постоянно какие-то бредовые мысли лезут. Про патрон, который обязательно должен в патронник подаваться. И всё на этом. В чём там трудность-то?
Пока ждал Тихона с завтраком, решил обследовать комнату. Может быть, знакомые вещи подтолкнут память, и я уже начну вспоминать?
Надеялся я похоже зря. Абсолютно все вещи до единой не вызывали во мне никаких эмоций. Словно среди них и не было ни одной знакомой. Зато я нашел большое зеркало. Ещё одна неприметная дверь вела в обширную гардеробную. Я разглядывал себя, невольно морщась. То, что целитель назвал «слегка астеничным» телосложением, на самом деле не впечатляло. Худой, местами нескладный парень. Уже немного сутулый. К счастью в гардеробе имелась широкая белая рубашка, которая, если заправить её в штаны, частично скрывала эту кому-то интересную астеничность. Художник, чтоб тебя. Почему не скульптор-то?
Вот там парни накаченные и силой не обделены. А ты попробуй куски мрамора поворочай. Я как-то помогал эти каменюки разгружать, наш взвод привезли в помощь на разгрузку в одну мастерскую. А всё потому, что у взводного сын в этой мастерской скульптурой занимался. У меня чуть пупок не развязался, а ведь слабым я себя никого не считал…
Я оборвал мельтешащие мысли и уставился на себя в зеркале. Какой взвод, о чём я вообще думаю? Я граф, меня не могли заставлять таскать камни для какой-то мастерской. Или могли? Выскочив из гардеробной, я сел на кровать и обхватил руками голову. Если совсем недавно в ней не было ни одной мысли, прямо вселенская пустота, то сейчас мыслей было слишком много. Самое отвратительное заключалось в том, что эти мысли противоречили тому, что я уже о себе знал и видел вокруг.
Чтобы от них избавиться я открыл тумбочку и принялся перебирать содержимое. Пара чистых блокнотов, один заполненный рисунками и куча карандашей.
Тихон, похоже, уехал за завтраком вместе с Аристархом в неведомый город. Или же на кухне кончилась вся готовая еда, и он решил её быстренько приготовить. Но в этом случае, получается, что гости дорогие сожрали всё приготовленное. О чем, в таком случае, повар думал? Или привык, что Евгений Фёдорович нектар у муз выклянчивает и тем сыт? В рыло пойти ему дать, что ли. Вчера мне ужина не хватило, сегодня завтрака. Какой-то заговор против графского внука в доме организовался.
Желудок выдал очередную руладу, и я принялся листать блокнот с рисунками, чтобы попытаться насытиться пищей духовной. Пока Тихон, видимо, с боем вырывает последнюю плюшку из загребущих рук стряпухи, надо было себя чем-то занять.
В основном это были портреты разных девушек. Парочка из них была обнажена – они были нарисованы по пояс, и их платья словно случайно сползли с плеч, обнажив грудь. А ничего так. Я, оказывается, не был чужд прекрасного во всех его проявлениях. Вот эту я знаю, это молодая горничная, которую я видел вчера, когда меня Тихон сюда в комнату практически на себе тащил. То-то она так на меня смотрела. Наверняка ещё попозировать хочет. Так я не против, только голова заживёт, а то весь процесс, хм, позирования может испортить. Думаю, вот здесь на кровати она будет прекрасно смотреться. Подняв карандаш, я посмотрел поверх него. Карандаш словно разделил попавший на него солнечный лучик надвое, и я действительно словно увидел перспективу. Да, определенно, здесь она будет смотреться просто волшебно. Полностью обнаженная, ух-х.
Пролистав весь блокнот, и не найдя в нём ничего, кроме многочисленных портретов не менее многочисленных девиц, я бросил его в ящик, достал чистый блокнот, пару карандашей, небольшой ножик для заточки, лежащий тут же, и откинулся на подушки. Так, как же это делается? Взяв в руки карандаш, я поднёс его к бумаге, и сделал первый штрих. Дальше рука словно сама заскользила по листу, я лишь прикидывал в уме то, что хочу изобразить, не пытаясь как-то влиять на процесс. Постепенно меня увлекло. Я снова впал в некое подобие транса…
– Простите, граф, но мы не могли уехать, не попрощавшись, – приятный баритон выдернул меня из транса. Я даже карандаш уронил, и, чертыхнувшись, поднял взгляд на суетившегося возле стола Тихона, и стоящих возле дверей барона Соколова и Марию. – Господин граф сказал, что вы плохо себя чувствуете.
– Да, неважно, – я рефлекторно прикоснулся к ноющему затылку и посмотрел на свой рисунок. Нарисовал я патрон, как он мне виделся и представлялся. Захлопнув блокнот, я перевёл взгляд на гостей. – А вы что же уже уезжаете?
– Нам пора, – кивнул барон. – Ваши следопыты принесли новость, что пару часов назад произошёл прорыв с третьего уровня изнанки. Теперь-то всё уже успокоилось, и мы вполне можем успеть доехать до барона Свинцова без особых приключений. Что-то в этом году частенько прорывы случаются.
– Так год на год не приходится, ваше благородие, – ответил от стола Тихон. – Два года почитай и не было ничего, а тут один за одним. Ну это ничего, как лето придёт, так и закончится всё. Весна – вот время прорывов. Главное, господина графа без происшествий в Академию доставить с каникул.
Так, ещё одна небольшая, но очень важная новость: я дома не потому, что сбежал, надышавшись красок, и не потому что меня выгнали за неуспеваемость, а потому что у нас каникулы, судя по всему не слишком продолжительные, и скоро нужно будет к моим художествам возвращаться.
Я быстро взглянул на Машу, которая поджала губы, как только услышала про мою Академию. Эх, Маша, ты ещё настоящее искусство не видела, как то, что в одном блокнотике хранится. А я бы тебе показал его, чего уж там. На практике. Потому как, красивая ты всё-таки девка. Я вон до того, как мне память отшибло, сумел уловить эту невинную красоту.
– Тогда, не смею вас задерживать, – я наклонил голову, обозначая этакий полупоклон.
Задницу, правда, от постели не оторвал. Вот ещё, я весь больной и ушибленный, на голову. А это многое прощает. Я даже могу валяться на койке перед девицей, которая не понимает, зачем её дядя сюда вообще притащил. Благодарить она точно не умеет, да и не видит причин меня за что-то благодарить. Поэтому, пока её дядя прощался за них обоих, её взгляд скользил по комнате.
На меня Маша старалась не смотреть. Вот её взгляд остановился на мольберте, и я чертыхнулся про себя. Только того, чтобы она увидела свой портрет мне и не хватало. Вот что помешало рисовать его в блокноте, как всех остальных девиц? К сожалению, я не помню, что заставило меня схватиться за карандаш и начать творить. Так же, как и не было у меня ответа на вопрос о том, какая нелегкая понесла меня почти в тайгу одного, без оружия и даже без шапки.
