Арийка (СИ) - Умнова Елена (книги полностью бесплатно TXT) 📗
Тут зазвонил мой аудофон. Лехо прижал уши и с ужасом уставился на меня.
— Чего он так вопит?
— Звонит, — наученная горьким опытом тупости аладаров, ответила я.
— Я понимаю, но чего так громко?
— Нормальная громкость: и не оглохну, и не прослушаю, — ответила я. Аудофон никак не выуживался из сумки.
— Господи, да выключи ты его! — Лехо еще и руками уши закрыл. Неужели для них это действительно так громко?
Я, наконец, достала сию устрашающую аладаров технику и нажала соединение.
— Да, мам! Да, он точно, — я перешла на арийский и браво затараторила, потом так же долго тараторила мама, рассказывая мне про себя, про папу и про брата. Вскоре я была в курсе всех домашних новостей и того, что посылку мне благополучно отправили, и завтра я могу ее забрать. Вот что значит телепортируемые рейсы! Люди, конечно, так перемещаться не могут, но вот вещи могут, и очень быстро и качественно!
— Ты как из огнемета строчишь! — воскликнул Лехо, когда я, наконец, закончила говорить. — Я бы не понял, даже если бы ты говорила по-неноленски. Да что там! Даже по-олеански бы не понял. У вас там что, все так тараторят?
— Не все так, но арийцы говорят быстро, особенно по сравнению с вами, аладарами, — усмехнулась я.
— Теперь я, кажется, понимаю, за что нас называют тормознутыми, — вздохнул Лехо. — По сравнению с этим поневоле почувствуешь себя ущербным.
— Самокритика — это хорошо! — похвалила я. — Но самосовершенствование — еще лучше. Учи меня олеанскому!
Благодаря присоединившейся Танре я за один вечер доучила всю грамматику, необходимую для сносного понимания олеанского, поправила свое произношение, чтобы не шепелявить и не картавить, научилась многим замечательным выражениям и сильно пополнила свой словарный запас, попутно совершенствуя спряжение и склонение слов. Сложно, и какая каша теперь в голове! Так, надо лечь спать, и пусть голова сама как-нибудь разбирается со всем этим иностранным бредом. Куда уж как арийский проще! Хотя олеанский красивее и мелодичнее.
Проснувшись утром, я поняла, что в голове назойливо крутятся глаголы-исключения в образовании будущего времени. Господи, какой кошмар! Да я же в жизни никогда не занималась языками до такого состояния! Зачем я приехала в эту Олеа?
— Доброе утро! — приветствовала меня Танра.
— Калева, калево, кальт, — просклоняла я слово «утро» в трех основных падежах.
— Верно, — улыбнулась она.
Я до кучи разродилась еще и исключениями, которые, похоже, мне всю ночь снились.
Меня похвалили, в паре мест поправили и предложили позавтракать, на что я ответила, что сначала пробежка, потом завтрак. Переубедить меня у нее не получилось, так что я вскоре уже трусила по просыпающейся улице. Вернувшись, я Танру уже не застала, зато встретила запанного Иву, сонно плетущегося в ванную.
— Физкульт-привет, — сказала я, опережая его и скрываясь в ванной.
Впрочем тот, похоже не особенно огорчился этим обстоятельством, и спокойно сначала позавтракал. Ну, он, конечно, любитель покушать! И куда оно в нем только девается?.. Я даже во времена усиленных тренировок перед соревнованиями столько не ела. Лехо уже радостно прыгал вокруг стола. Неугомонный мальчишка!
— А мы сегодня?.. — заговорщически спросил он.
— Нет, мне надо на почту. Может, позже. Ива, ты мне обещал почту показать, — напомнила я.
— Я помню, — кивнул он, отставляя от себя пустую тарелку, в которой недавно был суп. Ну да, на память аладары не жалуются даже в глубокой старости. — Тебе прямо сейчас?
— Если вещи вчера отправили телепортом, то когда их можно будет взять? Думаешь, уже прибыли?
— Скорее всего, да, — прикинув, кивнул Ива.
— Значит, сейчас.
Ива хотел что-то сказать, но не удержался и зевнул, осоловело похлопал глазами, поднялся и поплелся в ванну.
— Чего это он какой-то не выспавшийся? Вроде бы дома был.
— Так он же у нас великий музыкант, небось, всю ночь песни сочинял! — пожал плечами Лехо.
— Песни? Дома? Ночью? Круто! — неподдельно восхитилась я. — А он тоже на скрипке играет?
— Нет, он на гитаре и еще на фоно.
— И еще на чем?
— На фортепиано.
— А-а. Здорово, — эх, завидки берут!
— А на почту — это долго? А то после обеда мама придет.
— Смотря где почта находится, и пришла ли моя посылка.
Мальчик пригорюнился, видать, далеко была эта самая почта. Ива вышел из ванной, уже не такой сонный, и направился к себе в комнату. Я рассудила, что мне тоже нужно собраться.
— А где почта? — спросила я у Ивы, когда мы вышли из дома, сели в энергичку и куда-то поехали. Эх, надо будет по городу погулять, чтобы ориентироваться на местности. — Слушай, а ты мне город можешь показать? А то еду сама не знаю куда.
— Могу, — кивнул Ива, погруженный в свои мысли.
— А когда?
— Да хоть завтра, — не то чтобы отшил, но и не особенно рад. Ну и бог с ним!
Завтра, так завтра. Я отвернулась от него и завела разговор с пожилой женщиной, сидевшей поблизости и разглядывавшей меня с самого начала поездки. Типичная аладарка, слегка притормаживает, но довольно доброжелательная, к тому же никогда раньше арийцев не видела. Крайне познавательная беседа об удивительности мира. Как же все-таки хорошо, что я хоть примерно стала понимать по-олеански и даже могу односложно отвечать.
— В нашем мире все так быстро течет, что иной раз не успеваешь даже оглянуться, как все изменяется или кончается, — разглагольствовалась пожилая аладарка.
— Да, конечно, — кивнула я.
— Вот, у подруги моей внучка еще недавно ходила в школу, а гляди ж ты, уже поступила в университет, а вот завтра хоронить будем.
— Как это? Так быстро? — я аж на месте подскочила от такого резкого перехода. — Может свадьбу справлять?
— Что ты, какая свадьба. Спрыгнула с крыши накануне этой самой свадьбы! И поди же ты ее пойми, — сокрушалась та. — Не хотела замуж — отказалась бы, хотела — так чего бы прыгать.
— И действительно, попробуй, пойми, — согласилась я, крайне озадаченная не столько поведением девушки (мало ли что может взбрести в голову человеку, чтобы он жизнь закончил самоубийством), сколько поведением этой бабуськи. Что-то не припомню я, чтобы аладары страдали такой вот словоохотливостью, да еще и с незнакомыми совсем людьми. Удивлению Ивы тоже не было предела, но он так ничего и не сказал. Интересные они тут, однако!
— А теперь куда? — спросила я, когда Ива, выйдя из энергички, остановился на полдороге. — Ива! Эй, есть кто дома? Ау!
— А? — опомнился парень.
— Куда дальше?
— Сюда, — Ива неопределенно кивнул, и сам в задумчивости побрел совсем в другую сторону.
Да что это с ним?..
— Ива, — осторожно позвала я, эффекта ноль, я потрясла его за плечо, и снова не дождавшись эффекта, одним рывком развернула его к себе. — Ау, ты ничего не путаешь?
Парень сфокусировал на мне расплывающийся взгляд, и тот неожиданно прояснился.
— Подожди! — неожиданно воскликнул он, рывком расстегнул сумку, болтавшуюся у него через плечо, вытащил оттуда какой-то листок, порывшись, нашел огрызок карандаша и стал что-то порывисто не то писать, не то рисовать на листе, усевшись на удачно подвернувшуюся под одно место лавочку. Я с полминуты постояла-подождала, а потом присела рядом и заглянула к нему в листок. Единственное, что я разобрала точно, так это то, что он все-таки писал, но писал с жуткими помарками, неразборчиво, непрерывно что-то зачеркивая и переправляя, втискивая буквы между строк и подписывая что-то сбоку. Вот это древняя деценсейская наскальная письменность. В этом, боюсь, даже сами деценсейцы не разберутся, хотя Ива, похоже, все прекрасно понимает.
— Эй, не смотри! — Ива быстро отодвинул листок, прочертив на нем жирную карандашную линию, перечеркнувшую весь текст.
— Да какая разница? — философски пожала я плечами. — Я и так по-олеански ничего толком не понимаю, так ты еще так пишешь, что даже если бы я владела им в совершенстве, фиг бы разобрала.
