Прости меня - Дружков Юрий (мир бесплатных книг .TXT) 📗
- Я поеду к ней, - сказал я, вставая.
- Никуда ты не поедешь, - ответил он, сталкивая меня в кресло. - Не для того я кудахтал... Не хотел тебе сразу говорить, но мы решили: скоро начинается твоя командировка.
- Ты нарочно придумал?
- А разве ты сам не хотел поехать?
- Неужели туда?
- Нет, пока еще не туда, горе мое. Тут ближе. Километров этак семьсот. Мы для тебя схлопотали недельку на радиотелескопе. Он будет в полном твоем распоряжении.
- Спасибо, но я не могу.
- Понимаю, - вздохнул он, - только мамаше ты пока не нужен. Себя изведешь без толку, а пользы никакой. Вернется к ней сознание, первый тебя вызову. Если что изменится - пришлю за тобой вертолет. Обещаю. Можешь доктору звонить в любую минуту, мне звони, я буду знать. Словом, ты едешь.
- Не знаю.
- Пойми, дежурить в больнице глупо, врачи делают самое невероятное, поверь мне, пожалуйста. И чтобы себя не дергать, их не дергать, садись и кати.
- Не могу.
- Тебе необходимо развеяться. Поди куда-нибудь, просто гуляй. Ты меня слушай, пока я добрый. Вот передумаю, плакаться будешь, бегать, умолять, а я ни единым глазом не моргну, скажу - предлагали, сам не хотел.
- Цену себе набиваешь?
- С вами продешевить нетрудно. Говори: едешь или нет?
- Я подумаю.
- Ну вот и отлично. Собирайся потихоньку, поезд идет в одиннадцать семнадцать вечера. На станцию за тобой пришлют. К ним еще километров семьдесят лесом и полем... Край замечательный, северный, воздух и тот светится... Пока ты у них поколдуешь, я буду вести переговоры...
Он показал на потолок и очертил пальцем круг над головой.
- Туда не пустят, - сказал я. - С нашими картинками возиться не будут.
- Почему же нет? Все-таки природа самих лучей тамошняя, занебесная. Проверим...
- Блажен, кто верует.
- Ох какой ты1 Все не так просто, как тебе кажется, бобылю-одиночке. Женить бы тебя, злость пройдет.
- Ладно, поеду, не ворчи. Все равно, как ни хитри, а ты на моей стороне. Помнишь, когда я показал тебе самую первую случайную картинку, мохнатого человека? Я говорил тогда выключаю, помехи. Ты первый сказал: "Непохоже".
- Помню.
- Вот видишь...
Он включил приемник, нашел отдаленную тихую мелодию, вжался в кресло, откинул голову на сиденье, устало прикрыл глаза.
- Ну вот опять о картинках, значит, все в норме, - как бы сам для себя заметил он.
Я подумал - сказать ему или не сказать о моем киношном открытии. Может быть, ерунда непроверенная. Вдруг мои картинки не станут...
Шеф позвонил утром и сказал, что моя поездка задерживается, просил на работу не являться, пойти в зоопарк или на выставку стекла. Там, говорят, удивительный пивной бар, темное чешское пиво.
Чудак.
Еще посоветовал поискать моего дорожного попутчика. Это, ему кажется, редкой души человек.
Номер машины - МОИ-80-06...
А я даже в поездах не замечаю попутчиков, закрываясь от них верблюжьим одеялом равнодушия. С некоторых пор у меня появилась милая привычка не смотреть на окружающих меня случайных людей, не замечать прохожих на улице, вернее, не видеть, какие у них у всех лица, не различать никого ни в троллейбусе, ни в толпе.
Я научился быть замкнутым.
Плохо мы устроены. Я, во всяком случае.
Незнакомый человек, без моей просьбы, даже без малейшего намека понял, как мне трудно было тогда в дороге, и помог, не тратя минуты на лишние разговоры. А я гадаю, кто же он такой. Что толкнуло его на этот необычный поступок?
Необычный? Все-таки необычный. Шоферы меня поймут. Есть у нас, у тех, кто ведет машину, я даже не знаю что, как это назвать, нехорошее, необъяснимое что-то.
Вы за рулем, и вам надо сделать поворот. Но сначала необходимо предупредить всех, кто на дороге, включить мигалку тревожный малиновый сигнал. Смотрите, я поворачиваю!
Но тот, кто едет за вами следом, как подхлестнутый, увидев сигнал, спешит пересечь вам дорогу, вжимая ботинок в педаль газа. И летит, ударяя воздушной волной по вашим стеклам.
А если вы неуклонно идете влево, тревожно сигналя налитым опасностью красным стеклышком, он еще гукнет вам. А ну, сторонись! Не видишь, еду? Сначала я, потом ты.
И мелькнет перед вами полное надменного негодования, снисходительное этакое лицо, умеющее мгновенно становиться подхалимским не только под ироническим взглядом инспектора, но даже перед мальчишками, обыкновенными мальчишками с улицы, где он живет, пацанами, которые могут невзначай поцарапать гвоздиком его лаковую, сверкающую...
Попробуйте на улице сбавить скорость. И в спину вам ударит раздраженное гуканье, прошипят колеса, брызгаясь, плюясь дорожной грязью и пылью.
Догони, спроси: "Куда спешите, уважаемый?" А никуда. К теще на блины...
Что же это? Новые правила? Новый закон автомобильной улицы? А может быть, просто-напросто самый древний закон? Волчий? Не обгоняй.
Ах, птица-тройка! Лошадиные силы, карданы, цилиндры, приемистость...
Да простят меня великодушно романтики.
Но кто из нас, водителей, умеет в какое-то мгновение поступить однажды как мой попутчик? Разве так просто? Нет, куда нам. Едут по разным дорогам люди. Кто впереди - замечаем, где обогнать - видим, а кто за нами, те сами по себе, нам не до них.
И все же хотел бы я. знать, кто же он?
По номеру автомашины сделать это несложно. Поеду в ГАИ, там найдут карточку... Если найти не смогут, значит, я угадал сюжет. Если найдут - буду очень рад.
Я постучал в квартиру на последнем этаже огромного дома. Звонок не работал, дверь открыла девочка лет восьми.
- Папа уехал на севел, - сказала девочка и повторила, на севел.
- На севел?
- Не на севел, а на с е в е л.
- Очень хорошо. Позволь мне, пожалуйста, написать записку и номер телефона.
- Пожалуйста.
Как все просто!
Двадцатый век. Настанет время, когда никто ничему не будет удивляться.
Он позвонил около двенадцати ночи. Я только что пришел из больницы. Он - это мой таинственный дорожный попутчик. МОИ-80-06.
- Здравствуйте...
Слышно было не очень.
- Я заходил к вам, хотел пожать руку.
- Спасибо.
- Где вы находитесь?
- В Архангельской области.
- Ничего себе!
- Мне позвонила жена. Сказала ваш телефон.
- Спасибо, я рад.
- Очень приятно.
- Я скоро поеду приблизительно туда, где вы.
- Мы на станции Вилюйка.
- Давайте встретимся.
- У нас поезда не останавливаются. Только семнадцатый на две минуты.
- Хорошо, приходите на станцию. Поеду послезавтра семнадцатым.
- Ладно.
- Вам что-нибудь захватить?
- Чернила для авторучки.
- Хорошо.
- До свиданья!
Двадцатый век!
Он далеко. Я радуюсь, я доволен. Приятно сознавать полную свою несостоятельность в угадывании "сюжетов". Грустно было бы разувериться.
Меня больше не волнуют вокзалы.
Когда-то Шеф говорил, если ты хочешь узнать, кончилась молодость или нет, поди на самый ближний вокзал, встань в конце перрона и проверь: тянет ли расстояние, зовет ли к себе дорога? Если не позовет - плохи твои дела. Значит, годы вершат свое равнодушное дело, значит...
Я вышел на перрон, и дальние сигналы дорожных светофоров не показались мне путеводными, тревожно волнующими, как в детстве, маяками. Синие рельсы были "путями", по которым нельзя ходить, а не той незнакомой, стремительной дорогой в далекое, в совсем неуловимое.
Давно ли сверкающие вагоны, готовые бежать на север, веяли на меня снегом даже в самый жаркий день, веяли звонкими деревянными тротуарами, северной черной сосной, комарино!"! морошкой, льдом и горьким холодным дымом.
А вагоны южных поездов сами собой томительно пахли вечерними теплыми сумерками, станционными шашлыками, бородатыми пальмами, фруктовым базаром, нагретым камнем и газированной волной, вспененной горячим солнцем.
Наш вагон пахнул на меня пригородной прокуренной электричкой, больше ничем. Тесное купе, стертый коврик-дорожка в коридоре, стеклянный график движения, титан с кипяченой водой. Поезд громыхал где-то на самых последних окраинах.