Три королевских слова - Бариста Агата (электронные книги без регистрации .TXT) 📗
Мамино воодушевление передалось и мне. Я со смирением повторяла основы и ждала наступления лучших времен.
Но в холодном промозглом ноябре в мою жизнь вошли Мартин и его ковен, и мне уже было не суждено перейти на второй курс.
Никаких поездок.
Никаких волшебных фолиантов.
Ни-че-го.
Больше я не хочу вспоминать. Я хочу, чтобы стало темно и тихо, как этого и желал Мартин. И еще я больше не хочу никогда слышать этого имени – Мартин.
Я чувствую сильный толчок в грудь, чувствую боль, картинки из прошлого стремительно скручиваются в сумасшедший пестрый клубок, и этот клубок взрывается ослепительной вспышкой.
Я часто моргаю, и, когда зрение проясняется, передо мной возникает надпись, белая на зеленом: «Для твердых бытовых отходов», и какие-то цифры – служебный шифр коммунальщиков. Потом я вижу растянутую между стен хрустально-радужную паутину и седую крысиную морду с внимательным взглядом.
– Дело ведь в нем, в Мартине? – спрашивает крыса. – Из-за него ты оказалась здесь?
– Да… – Я киваю и чувствую, как мое тело сотрясает крупная дрожь, которую не остановить.
– Трясись, не трясись, а рассказать придется, – безжалостно заключает крыса. – Рассказывай. И вспоминай хорошенько, это самая важная часть твоей истории.
Я снова киваю, но жалобно говорю:
– Я многое не могу объяснить. Я до сих пор не понимаю…
– Рассказывай как помнишь, все остальное – потом. Отпусти память по водам, мне надо узнать твою душу.
– Вы же не дьявол? – спрашиваю я со слабой улыбкой. Вроде как в шутку.
Крыса ухмыляется довольно:
– Ты мне льстишь, деточка. Я всего лишь старая нянька. Смотри на сеть и продолжай.
Старая нянька. Какое странное определение. Но об этом я подумаю завтра. Если оно настанет.
Я не хочу смотреть на сеть и продолжать. Мне даже начинает нравиться, как меня колошматит. Дрожь покоряет меня, темнота зазывает в свою безмятежность, но бесцеремонная старуха снова больно толкает меня жесткими пальцами.
– Ведьма Данимира! Смотри на сеть!
Я открываю глаза.
Паутина вибрирует, вступает в резонанс с дрожью моего тела и постепенно замедляет колебания. Я, подчиняясь ее ритму, успокаиваюсь и снова становлюсь способной мыслить и даже чему-то сопротивляться.
– Я продолжу, но не могла бы ты перестать постоянно тыкать меня в грудь? – протестую я. – У меня уже все болит от этого тыканья!
Горло крысиной ведьмы издает какой-то печальный скрипучий звук.
– Дурочка, это я ведь тебе сердце завожу. Я ж говорю, у тебя мало времени. Сосредоточься и рассказывай, не буду тебя перебивать.
Надо же. Мне заводят сердце. Скверно звучит.
Я соскребаю по дальним закоулкам последние остатки разума и рассказываю.
Минута, когда я впервые увидела Мартина, впилась в память отравленным жалом. Наверное, есть у людей чувство (не знаю уж, каким по счету оно является), которое ведает предвидением, и некие судьбоносные моменты, хоть мы об этом еще и не подозреваем, запечатлеваются гораздо ярче остальных.
За окном стоял ноябрь, сырой, мрачный, со сгибающимися от северо-западного ветра оголенными деревьями, с низкими свинцовыми тучами и бесконечными дождями вместо долгожданного снега.
Мы с Женей Журавлевой сидели на скамье в рекреации, в которой сходились несколько длинных коридоров. Я читала Женькин конспект по переплетной магии. Предыдущее занятие я пропустила, потому что несколько дней просидела дома из-за намечающейся простуды, и теперь наверстывала упущенное.
То ли какой-то звук на другом конце коридора, то ли что-то еще заставило меня оторваться от чтения. Я подняла голову, и передо мной предстало зрелище – именно это слово пришло мне тогда на ум. Они шли, как шла бы в небе пятерка боевых истребителей на военном параде, – один самолет на корпус впереди и по два сопровождающих с каждой стороны.
Впереди двигался высокий золотоволосый парень в длинном, темном, каком-то готическом плаще, вокруг него вихрями клубилась энергия движения. Его длинные вьющиеся волосы развевались, полы плаща тоже развевались, и четыре брюнетки, синхронно шагающие позади, казались его черными крыльями. Это было похоже на начало высокобюджетного блокбастера, где на фоне титров в замедленной съемке шествуют главные герои, и с первых кадров становится ясно, кто в конце концов надерет задницу всем злодеям.
Я, как под гипнозом, не могла оторвать глаз от этой удивительной пятерки, которая так красиво и слаженно вышагивала по коридору.
– Челюсть подбери, Данька, – тихо, почти на ухо сказала мне Журавлева.
Я проглотила слюну и поспешно закрыла рот.
– А кто это? – так же тихо спросила я.
– Ты что, их никогда не видела? Шергина, ты меня поражаешь. Выползай хоть иногда из-под камня! Это же наша звезда, Мартин. И его свита… тоже звезды, институтского масштаба.
Широко известны в узких кругах, вспомнила я распространенную шутку.
Слова «его свита» и «звезды» Женя произнесла с ярко выраженной неприязнью. Брюнетки позади Мартина явно не пользовались симпатией моей подруги. Впрочем, мне показалось, что и сам Мартин Журавлевой не нравится тоже.
– А почему Мартин? – неопределенно спросила я, но подружка меня поняла.
– Потому что из Прибалтики, из Риги, что ли… На практику к нам приехал, по обмену. Диплом пишет. Что-то там про влияние магически заряженных шрифтов на популяцию говорящих летучих мышей. Или на популяцию говорящих пингвинов… или еще на какую-то говорящую популяцию. В общем, он в нашем спецхране сидит, зачарованные шрифты изучает.
Старшая сестра Женьки, Лена, училась на последнем курсе нашего факультета, и в связи с этим обстоятельством подруга являлась просто неоценимым кладезем информации. Она уверенно держала руку на пульсе студенческой жизни.
– А… эти? – Я опять спросила невнятно, но Женька снова меня поняла.
– А эти наши, тоже библиотечные, с пятого курса… – Она скривила губы. – Ходят за ним хвостом…
Великолепная пятерка приблизилась, и мы замолчали. На повороте, который они выполнили так же слаженно и четко, одна из девушек, шедшая по правую руку от Мартина, повернула точеный смуглый профиль, приподняла бархатные ресницы и искоса взглянула на нас. Мне даже показалось, что она посмотрела именно на меня – с каким-то странным интересом. Но этот взгляд длился долю секунды; затем красавица отвернула равнодушное лицо и прошествовала дальше, оставив после себя легкий сухой аромат дорогих духов.
Когда пятерка скрылась за поворотом и можно было считать, что они уже вне зоны слышимости, Женя прокомментировала:
– Вот эта, что по правую руку шла и по сторонам зыркала, – Ксения Михайловская, из Москвы. У нее отец – какая-то крутая шишка в министерстве.
– Странно… – сказала я. – Обычно москвичи у себя учатся. Если вообще не в лондонах или нью-йорках.
Питерский Смольный институт был почтенным старинным заведением, с традициями и прекрасной учебной базой, но готовил он, положа руку на сердце, мелкую сошку – учителей, библиотекарей, архивариусов, регистраторов и тому подобных специалистов. Сюда приезжали поступать юные ведьмы со всей провинциальной России, но чиновные москвичи в наш институт не рвались, после него карьера не светила и в тайны мадридского двора не посвящали.
– А это ее папаша сюда сослал, так говорят. В наказание за что-то.
– А за что? – с любопытством спросила я.
Журавлева пожала плечами.
– Понятия не имею. Никто не знает.
Да уж, подумала я, если сестры Журавлевы не знают, то и правда никто не знает.
– Такая красивая… – сказала я искренне. Перед глазами все еще стояло дивное шествие. Я добавила: – Они все такие красивые…
Женька скептически фыркнула.
– Ага. Красивые. Как кобры.
Я засмеялась, вспомнив скользящий шаг и покачивающиеся в такт головы.
– Ну да, есть что-то…
– Что-то! – Подруга снова фыркнула. – Кобры как есть. Слава богу, что они на последнем курсе и скоро исчезнут из нашего института как страшный сон.
