Силой и властью (СИ) - Ларионов Влад (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Зато наемники приняли в свой круг. Когда это случилось, Нарайн не заметил. Может, оценили наконец каков он воин? Или богатства Вейзов, из которых Нарайн не оставил себе ни элу, так им приглянулись? А может и просто привыкли. Впрочем, какая разница? Главное: Нарайн возвращался в Орбин. Сотня Ру-Цвингара шла на соединение с основными силами кнеза Вадана, а избранник Айсинар Лен с ошметками своей армии доживал последние дни в полной осаде.
О доме Нарайн думал и мечтал постоянно, потому, услышав вдруг звон орбинской стали, точно такой, как на улице Металлурга, сначала даже внимания не обратил, думал: почудилось или просто слух обманул. Но когда прислушался и понял, что не показалось, и решил посмотреть, что же за инструмент так чисто поет в стане варваров.
Идя на звон, Нарайн был уверен, что встретит земляка, какой-нибудь трофей из особо ценных, но того, что увидел, все-таки не ожидал. Могучий Вечко, расстелив по траве рубаху, орудовал точилом на собственных коленях, как на верстаке. Мечелом Гайяри, зажатый другой его рукой, Нарайн узнал по свесившимся между мясистыми ляжками голубым кистям.
Очередной проход точилом отозвался не только звоном и визгом в ушах, но и обидой, почти ощутимой болью на душе: оружие Вейзов наверняка было из наилучшего, и уж точно не нуждалось в косорукой умгарской правке.
- Зачем это? - спросил Нарайн. - Неужели лезвие затупилось?
- А что мне его острота, - буркнул в ответ Вечко, - когда рагули во все стороны торчат? И не продать, и самому не нать. Сталь-то больно хороша, да... жалко... Думал, вот, хоть позолоту соскребу. Чего зря пропадать богатству?
Он поднял кинжал, повертел на солнце, словно специально позволяя разглядеть клеймо первого орбинского оружейника и гравировку: «Сияй и побеждай!»
- Не соскребешь, только зря испортишь, - предупредил Нарайн.
Сияй и побеждай... ободранный, где-нибудь среди ржавого хлама, подумал Нарайн. Но представилось почему-то другое: высушенный скальп с золотистыми локонами, украшающий умгарское копье. Стало тошно, словно грязи какой хлебнул.
- А ты мне продай.
- Тебе? - Вечко покосился с недоверием. - Чем заплатишь-то? Девка твоя мне без надобности, а больше у тебя ничего и нет.
- Как нет? А это? - Нарайн вытянул из ножен меч и тоже покрутил им перед носом умгара. - Разве не хочешь?
Ответа и не понадобилось: едва увидев свой меч, Вечко так обрадовался, что даже руки дрогнули и глаза влажно заблестели. Нарайн подумал, что умгар мог даже приплатить, лишь бы вернуть потерю, но торговаться за кинжал Гайяри не стал. Обмен состоялся тут же.
Подозревая, что у дурного златокудрого, связавшегося с вражескими наемниками, ничего нет, Вечко не так уж ошибался. Однако другой меч среди трофеев Нарайна все-таки был, хуже отданного, и не такой известный среди вояк Ру-Цвингара, но пока сгодится. А там, глядишь, можно будет разжиться чем-то посолиднее.
А мечелом Гайяри он завернул в кусок полотна, что служил ему полотенцем, и сунул на самое дно своей тощей торбы, лишь бы Салема не увидела. Да и от себя самого хотелось спрятать и забыть, хотя сразу было ясно: забыть не получится.
Салема сама не понимала, жива или нет. Шла, куда ведут, садилась, куда укажут, ела, что сунут в руки, но - и только. Она не плакала, не злилась и не пыталась бежать, не смотрела и не хотела видеть, где находится, кто и что кругом. Не хотела знать, кто она теперь и где ее место. Нарайн спас ее от позора и смерти, возил с собой, кормил и защищал, как свою женщину, и даже рабскую серьгу в нос так и не повесил, но - и только. Ни разу не притронулся, не попытался заговорить, не посмотрел в ее сторону.
Нарайн... когда-то она его любила. Любила так, что ради него даже хотела порвать с семьей, но он пропал и больше не объявился. А потом началась война, а потом... он наконец нашел свою Салему. И убил мать и братьев. Не сам - сам он поднял меч всего раз, и то, чтобы защитить ее, - но это сделал он. Она знала.
Ну так что ж, он отомстил. В тот вечер, в самый последний вечер в Яшмовом Гроте Гайяри говорил, что сам поступил бы так же. А она? Она сможет быть достойной дочерью старшего рода, для которой семья и честь - все?
Все... Стянуть в трактире нож ей ничего не стоило - никто не следил за Наровой красивой дурочкой - а потом только дождаться, пока он уснет.
Салема ждала долго. Полночи лежала на своем тюфяке, боясь пошевелиться, и все гладила спрятанный на груди клинок, а потом он пришел сам, и...
- Доставай свой нож, Салема, не бойся.
Голос глухой, сухой и ломкий, а в глазах, таких ясных, все понимающих - льдом застыли слезы.
Потом он целовал ее, раздевал и снова целовал так долго, жадно и исступленно, что она забыла все, и день казни бывшего вещателя, когда чуть не сбежала из дома и отец впервые в жизни поднял на нее руку, и войну, и страх, который к исходу лета стал уже привычным, и Яшмовый Грот, и изуродованные тела во дворе...
А потом, уже утром, он заснул, склонив голову ей на грудь, а она наконец все вспомнила: как сильно она любит своего Нара, как серьезен был Гайи, когда говорил, что нужно жить... И как правильно принимать лунные зерна.
Пришел месяц оленя. Осада продолжалась уже восемьдесят дней. Еще в начале лета, когда армия Вадана стояла под Мьярной, Высокий Форум республики просил помощи и защиты у ордена Согласия. Но магистры лишь указали на свой герб - меч, обернутый пергаментом и увитый цветущей плетью первотала, - и напомнили: "Маги не воюют".
И вот враг пришел под стены Орбина. Последнему оплоту старшей расы осталось уповать только на собственную доблесть и гордыню. Белокаменная столица умирала, но не сдавалась. Ряды защитников редели, силы и богатства таяли. Каждый вечер орбинцы молились не о победе - хотя бы о надежде, и каждое утро приносило лишь новые страдания, страх и смерть.
Но боги все же хранили Орбин.
Т'хаа-сар Ахмар, прозванный Змееглазым, предводитель крылатой стражи ордена Согласия, на рассвете явился в покои верховного магистра Дайрана Могучего - прилетел к окну и уселся на карнизе, даже не перекинувшись человеком. Слава Творящим, т'хаа-сар и глава ордена для того, чтобы поговорить о главном, в человеческом языке не нуждались.
- Что за срочность, Змееглазый? Сегодня совет - не мог дождаться? - магистр не любил дурных вестей, а, всем известно, старший хранитель ордена вестник не из добрых.
"Прости, что тревожу, могучий, но это не терпит до совета. Сегодня даахи улетают в Орбин. И хаа-сар, и хааши" - страж качнул тяжелыми рогами, опустил голову.
- Идет война, армия Булатного в полудне пути от стен Тирона. Твои хранители должны защищать город и орден, даже странно, что мне приходится напоминать об этом.
"Это не просьба, могучий, это предупреждение. Хаа-сар улетели затемно, хааши нагонят их чуть позже", - змеиные глаза хранителя сверкнули янтарем.
- Прошлый совет решил: мы не воюем. Хааши голосовали первыми, разве не так, Ахмар? Что изменилось?
"Все. Спор Маари и Хаа разрешен, настало время Аасу. Хаа больше не будет терпеть - боль течет в жилах даахи. Войну надо прекратить".
Магистр горько усмехнулся. Значит, Творящие наигрались, Свобода и Любовь устали от драк и крови и ждут помощи Закона. Очень хорошо... только, может, следовало с этого и начинать? Мечтая стать великим магом, Дайран не верил в судьбу и не думал, что придется пресмыкаться перед богами, а вот, поди ж ты! Пляшет под их дудку и не ропщет.
Где кончается воля смертного и начинается воля божья? Он искал ответ, но пока даже не приблизился к истине...
- Что ж, предупреждение услышано - совет магистров назовет тех, кто будет говорить с отцом-избранником Высокого Форума Орбина Айсинаром и великим кнезом Умгарии Ваданом о мире, Творящие будут довольны. Через пять дней маги присоединятся к даахи в Орбине.
"Старший Волк останется с тобой. Его слово - за всех хааши и хаа-сар. В Орбин я беру младшего".
