Мести не будет - Русанов Владислав Адольфович (читаем книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Поскольку пан Юржик, подкатив глаза, держался за щеку, лелея больной зуб, заказывать взялся пан Войцек. Начал он по-простому. Спросил шинкаря: а что в его заведении имеется? Вот тут-то и проявилась убогость кухни «Свиной ножки». Убогость, сравнимая разве что с монастырской трапезной во время поста перед Великоднем.
Вот таким образом и появился на столе перед путешественниками горшок с капустными щами, заправленными ложкой сметаны. Хвала Господу, хоть горячими – как раз с холода да с мокрети похлебать. А следом за щами прибыла глубокая миска с галушками, слепленными из серой муки. По отсутствию должного блеска на боках у галушек, Лекса сделал вывод, что с маслом шинкарь пожадничал. Довершили обед ржаной хлеб с плотной корочкой и водянистое, слегка кисловатое пиво. Впрочем, пиво здесь, на юге Великих Прилужан, всегда было таким. К этому путешественники малолужичане уже начали привыкать, хоть и с тоской вспоминали пиво северных краев – густое, крепкое, горьковатое.
Пан Войцек выложил на край стола требуемую оплату. Не такую уж и маленькую по меркам Малых Прилужан. Сотворил знамение, поминая Господа, посылающего хлеб насущный людям. Первым зачерпнул ложкой из горшка. Ели тут по-старинному, освященному вековой традицией, обычаю – черпали по очереди, сообразуясь со старшинством. Кивнул пану Юржику – давай, мол, приступай. Но Бутля только головой замотал. Схватился за щеку и застыл со скорбным выражением на лице.
– Ну, не смотри ты так на меня, пан Юржик! – едва не взмолился Ендрек. – Пойдем искать цирюльника, пойдем...
– После обеда, – прибавил Лекса, запуская свою ложку в щи. Поднес к губам, принюхался подозрительно, но, видимо, не углядев тухлятины или отравы, отправил в рот.
Пан Юржик вздохнул и прикрыл глаза, всем видом выражая покорность судьбе, словно агнец, уготованный на заклание.
– Н-н-не пришлось бы силком волочь к зубодралу, – легонько усмехнулся пан Войцек.
– На что нам зубодрал, как у нас свой лекарь есть? Да какой! – немедленно ответил пан Бутля.
– Да какой там я лекарь? – попробовал вновь отбиться студиозус. – Я ж недоучка!
– Н-ну, прибедняться н-не надо, п-положим, – сказал пан Шпара, выразительно сжимая и разжимая пальцы левой руки. Месяц-полтора тому назад он не верил, что будет этой рукой пользоваться. Случайно поднятый с ночной лежки медведь раздробил кости предплечья на мелкие кусочки. Ни один костоправ не взялся бы собрать. Ендрек взялся, сложил, закрепил лубком и совершил чудо. Кости, сухожилия и лохмотья мышц срослись, вернулась подвижность кисти настолько, что пан Войцек мог, как и раньше, рубиться на саблях обеими руками с равным успехом.
– А я про что толкую?! – сразу воспользовался невольной поддержкой пан Бутля. – Если в парне талант прячется, то грех им не воспользоваться! Не по Господним законам это. Разве можно давать человеку, да не просто человеку, а шляхтичу в двенадцатом колене, так мучаться?
– Ну, не учили меня еще, пан Юржик, с зубами управляться, – не сдавался студиозус.
– Так тебя и ногтоеду резать не учили. Сам говорил. А Гредзику, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб проклятому предателю вечность в котле кипеть на малом огне, палец как разрезал? Любо-дорого поглядеть. Мастерски! А пану Войцеку руку лечил? А Хмыза штопал, прими Господь душу погибшего? Штопал, я тебя спрашиваю?
– Ну, штопал. Так то ж...
– Что «то ж»?
– Это ради спасения жизни было.
– А я, значит, пропадать должен?
Ендрек вздохнул.
– Нет, ты ответь мне. Я пропадать должен? Мало мы с тобой хлеб-соль делили?
– Пан Юржик, – со слезами в голосе взмолился студиозус. – Не трави душу. Я бы и рад помочь, но... – он понизил голос. – Даже если и получил я дар чародейский, то с ним тоже учиться надо. Уму-разуму набираться. Вот если бы нашелся опытный чародей да согласился бы меня натаскать...
– Ага, Мрыжек, – буркнул молча жующий до той поры Лекса.
– Почему сразу, Мржек? – вскинулся медикус.
– А он как огненным шаром по «Ласточке» пульнул... того-этого... ты сразу решил, что мастерства достанет ему противоборствовать.
Ендрек потупился:
– Так то ж в горячке. В бою. Так-то я понимаю – в подметки ему не гожусь.
– Ес-с-сли не хочешь Контрамацию нарушить, – веско заметил пан Войцек, – должен в Выгов ехать и в чародейский Институциум поступать.
– Да не хочется что-то. Они промурыжат лет восемь, а после в реестровые чародеи запишут куда-нибудь на кулички.
– А ч-ч-что, служба Отечеству тебя тяготит, студиозус? – нахмурился пан Шпара.
– Не тяготит. Только я лечить людей хочу, а не молниям и огненными стрелами по кочевникам или зейцльбержцам швыряться.
– А чародей... того-этого... лечить не может, что ли? – удивленно пробасил Лекса.
– Да лешак его знает... – пожал плечами Юржик, отвлекшийся за разговором от зубной хвори. – Может, не может? Чародеям интереснее, наверное, убивать, чем лечить... Слушай, Ендрек, а вдруг ты первым будешь? Лекарь-чародей. Отучись в Институциуме, потом поедешь в Академию свою. Там курс закончишь...
– Во-во. В самый раз к старости и закончу.
– М-м-маги дольше простых людей живут. Успеешь н-налечиться.
– А ты, пан Войцек, взаправду веришь, что меня после Институциума в Руттердах отпустят? Вместо службы-то коронной...
– Н-нет. Не верю, – вздохнул Войцек.
– То-то и оно.
– А х-х-хочешь в Б-богорадовку со мной поедем? К Радовиту. О-о-он чародей молодой, но весьма толковый. Эх, как зейцльбержского колдунишку раз гонял! Тот через Лугу решил вплавь удирать...
– Удрал? – заинтересовался Юржик.
– Да г-г-где там! Грай из самострела снял. Только п-п-пузыри пошли.
– И что мы у этого Радовита делать будем? – осторожно поинтересовался Ендрек.
– Учиться, с-студиозус, учиться. Любой иной реестровый тебя сдать в Выгов обязан, ежели с-способности унюхает. Н-но Радовит свой. Я его п-п-попрошу, он тебя учить будет.
– И Контрамацию нарушить не побоится? – Ендрек даже по сторонам заозирался, произнеся крамольные слова.
– Н-не побоится. Он с-свой. Односум, что называется.
Студиозус мечтательно вздохнул:
– Хорошо бы... Подучиться, а после и в Руттердах.
Пан Юржик через силу улыбнулся:
– Славный ты паренек, Ендрек. В таких как ты будущее Прилужан. – Он помолчал и добавил: – Если оно будет, будущее это. Можем запросто не дождаться. Если уж лужичане лужичанам глотки рвать стали...
За столом воцарилось тяжелое молчание. Стал слышен негромкий говор пристроившихся за соседним столом мастеровых. Они горько сетовали на безденежье: кроме коронных заказов, которые полагалось делать независимо от того, платят тебе или нет – а последние два месяца воеводство расплачивалось все больше обещаниями, – работы не находилось. Из-за неплотно прикрытой двери доносился визгливый женский голос. Вероятнее всего, шинкарь поругался с женой. Отчего? Не от того ли безденежья тоже?
Ендрек смотрел на лица спутников. Точнее сказать, друзей. Прав был пан Юржик: если съесть вместе столько хлеба и соли, чужим быть перестаешь. Военное братство крепче кровного. Односумы, одним словом, как говорят в Малых Прилужанах.
Пан Войцек сосредоточенно жевал. Седая прядь с левого виска, увеличившаяся со времени их знакомства в Берестянской буцегарне едва не вдвое, упала на бровь. Желваки ходили под обросшими сизой щетиной щеками, шевелили рваный шрам. Ендрек понимал, что мыслями пан сотник сейчас в родной Богорадовке, где оставил дочку и старуху-няньку, заменившую ему с детства мать. Тревожные слухи доходили на юг. Тревожные и мало обнадеживающие.
Лекса подхватывал ложкой галушки не спеша. Каждую осматривал со всех сторон, словно ожидая подвоха от неряхи шинкаря, а потом отправлял в рот. Вспомнив, какую вкуснятину почти из ничего мог сотворить сам великан, студиозус только посочувствовал. Хотя в глубине души шевельнулась непрошеным червячком насмешка. Мол, захотелось путешествий, приключений, походной жизни? Кушай, не обляпайся. Сам к нам прибился, за рукав никто не тянул. Ладно, мы люди подневольные. Кто-то сурового наказания избежал, вступив в отряд пана Шпары, а кто и вообще позорной смерти. Впрочем, смерть есть смерть. Ну, повесил бы пан Симон Вочап мародеров Даника и Самосю, а так – рошиоры зарубили. Что в лоб, что по лбу. Хотя, наверное, для военного человека смерть в бою все-таки почетнее.