Сердце мертвого мира (СИ) - Субботина Айя (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
Банру рванулся к выходу, так ни разу и не взглянув на Хани. Девушка не знала, услыхал ли он ее предостережение. Только несколько долгих, тягучих мгновений смотрела на расщелину, веря - вот сейчас он вернется, осознает ошибку, найдет в себе мужество и примет смерть достойно.
Банру не вернулся. Никто не остановил его. Вместо того, в пещеру сунулась голова одного из служителей Скальда - он поторопил ее. Пришла пора поджигать погребальное ложе северных воинов.
Хани думала, что временя отдавать почести погибшим воинам, сделалось бесконечны. Остановилось с того самого мига как она взяла в руки горящий факел. Произнеся последние молитвы, тронула пламенем щедро политое маслом тело Конунга. Огонь тут же пустился в пляс, разбежался, точно порча шарашей. Девушка зажмурилась, не в силах видеть, как охотно поддается плоть, как легко и споро пузырится и чернеет под пламенем кожа. Хорошо, что время прощальных молитв по Владыке Севера прошло, и пришел час отправить в черное царство павших воинов. В щедрой свите нынче спустится Конунг, подумала Хани, когда вслед за ее огнем, помост с мертвецами-северянами тронули десятки других факелов, как было заведено.
Прошло много времени, прежде чем костры догорели. Раз или два почти уснувшее пламя дразнили новыми порциями масла, и огненный зверь рос с новой силой. Пока от мертвых не осталось лишь пепелище, перемеженное костями, черепами и остатками обгорелых деревянных головешек. Было решено не трогать шарашей - их было так много, что никто не решался касаться поганых тел, что уже начали гнить и испускать зловоние. После к Хани пришли жрецы и попросили ее еще раз поглядеть на тех, кто подхватил заразу. На тот случай, если боги сжалились над чьей-то головой и послали исцеление. Чуда не случилось. Девушка прогнала прочь всякое сожаление. На молчаливый вопрошающий взор служителей, ответила молчаливым же кивком. И пошла прочь, не считая всех, кто теперь примет смерть.
- Фергайра, - остановил ее измученный, но молодой голос. Рука уцепилась в край белого одеяния, в которое Хани переоделась перед ритуалом.
Девушка остановилась, едва заставила себя повернуть голову. Перед ней, стоя коленями в грязной жиже, склонил голову молодой воитель. Он даже не смел посмотреть ей в лицо; отваги хватило лишь на то, чтоб заговорить да тронуть подол.
- Чтоб ты знала, фергайра - я не держу на тебя зла, - сказал он. Плечи обреченного воина подались вверх, будто он вот-вот готовился вскинуть голову, но ничего не случилось - парень по прежнему глядел долу. - Мы славно проредили нынче людоедов, и смерть моя станет ненапрасной. Я сам покорно иду на нее, чтоб не стать чудищем. Проводи нас молитвой, фергайра.
Последние слова он закончил торопливо, с жаром. Их подхватил еще кто-то, и еще, пока все разом северяне не испросили для них молитв.
И Хани провела их. Произнесла над головами обреченных заветные слова, попросила Гартиса принять их достойно. Глядя на склоненные головы, даже не смогла их сосчитать. Было здесь три десятка воинов, четыре или пять - не знала. Но зачем знать? Это все равно смерти, бессмысленные и тяжкие, потому что северянин поднимает оружие на северянина, отнимет жизнь у собрата, такого же как и сам, Скальдова ребенка.
Ночь прошла тяжело. Хоть орда шарашей отступила, дозорные менялись каждый час, на тот случай если придет новая напасть. Вожди не проявляли открытой вражды, отдавая дань умершим. Ни одно бранное слово или ссора не должны были омрачить последний путь воинов Артума. Но тяжкое предчувствие скорого раздора закипало, настоянное на крутом отваре крови и ярости.
Хани спала беспокойно. Птенец, казалось, так и не изменил своего положения. Она несколько раз трогала тонкую кожу под густыми мелкими перьями, убеждаясь, что птенец действительно теплый. Но, как и прежде, он не подавал никаких признаков голода, молчал и все больше становился похож на пернатый шар - не разобрать, где голова, а где крылья и лапы.
Рассвет принес умытое легкой моросью небо. Когда мелкие тучки истаяли, полив землю дождем, вожди собрались на утесе. От старых древ теперь остались только пни да мелкая деревянная стружка, посеянная лихими топорами. Хани, еще сонная после тяжкой ночи, старательно глотала зевоту. Она куталась в тяжелую накидку, скроенную из нескольких овчин белорунных овец. Девушка смутно догадывалась о том, что удумали вожди, и даже собралась отговорить их, но Кород первым успел взять слово.
- Фергайра, мысли у нас есть, - хмуро начал он, оглаживая бороду. Часть косиц в ней обглодал огонь, оставив по себе темный след. - Мы с собратьями оплакали Торхейма, отмолили его путь в царство Гартиса всякими молитвам, какие знали. Теперь же надобно решить, что делать дальше.
- Кород верно говорит, эрель, - подхватил его стоящий позади вождь.
- Молчали бы, нашли время власть делить, стервятники, - огрызнулся Фьёрн.
Хани удивилась его грубости. Этого северянина она знала мало; за все время, что вместе с ним и его отцом Берном провела на "Красном медведе", обмолвилась с обоими всего парой слов. После, уже на берегу, Берн сам заговаривал с нею, Фьёрн же сторонился, хотя и не выказывал открытого недружелюбия. Сейчас же в молодого воина точно богаш вселился - глаза горели, ладони искали у пояса оголовье рукояти молота. С чего бы случиться такой перемене, подумала Хани, но мысли ее тут же распугал нарочито громкий кашель Берна. Вождь хранил покой на лице. Оставалось только гадать, что за мысли тяготеют над Торхеймовым бастардом.
- Не горячись, Фьёрн, - он положил руку на сыновье плечо. - Пусть Кород скажет, раз ему мочи терпеть нет, а мы послушаем.
Кород с прищуром зыркнул на того, помял в ладони жидкую бороду и снова заговорил.
- Нужно, чтоб кто-то взял верх, эрель, не то быть беде, - сказал он. - Все мы достойны стать приемниками, но с давних времен повелось, что фергайры решают, кому взять власть и занять Браёрон. Всем знамо, что одна фергайра не решает за всех, - будто угадав ее вопрос, тут де прибавил к первым словам, - но воинству нужно решить, что делать теперь, когда нет над нами Конунга и его воли.
Хани хотелось завернуться в мягкую шкуру по самую макушку, спрятаться ото всех глаз, которые глядели то с укором, то с вопросом, а то и вовсе неприязненно. Она не хотела теперь делать то, что с нее требовали. Все они решили, что ей одной под силу сказать, кто будет приемником, хоть и знают, что одним голосом ничего не решить.
- Я не могу, - сказала как могла решительно, чтоб голос не дрожал, точно загнанный гончими заяц. - Знаете же, что Конунга выбирают все сестры Белого шпиля, что же от меня хотите?
- Назвать имя, - сухо бросил кто-то позади.
- Кто я, чтоб приказывать вам? - ответила, не повернув головы. Какая разница, кто был хозяином резких слов, все одно он говорил с молчаливого одобрения остальных. - Мои сестры, верно, давно обернули зеркало в сторону сражения, если в том будет нужда, придут и сами наделят властью достойного.
- А нам-то что делать, пока молчат твои сестры, фергайра?
Под взглядом Корода сделалось холодно, совсем как тогда, в Белом шпиле, когда тело ее омывали перед посвящением. Точно так же перестали покоряться руки и ноги, где-то в горле точно застрял снежный ком - ни вздохнуть полной грудью, ни выдохнуть.
- Плыть домой или погодить, разведать, не придет ли новая беда? - спросил еще один.
- Если уж придет, так ляжем все, тут и думать нечего, - за словами послышался смачный плевок.
Хани поежилась, бегло скользнула взглядом по лицам, ища поддержки. Неужели они вправду не понимают, о чем просят? Толкают ее пойти против укладов и традиций. И кто после будет покрывать ее, выгораживать спиною перед разгневанными сестрами? Никому не станет смелости выступить против почтенных колдуний Севера, а она, молодая да короткая, вот и нет страха ненароком пришибить.
- Уважайте фергайру! - снова полез в драку Фьёрн. В этот раз от Хани не укрылось то, как сильно Берн схватил его плечо - даже пальцы побелели от натуги. Но молодой воин рвался вперед, точно дикий зверь с привязи. - Из всех вас Берн был ближе всего к Конунгу, ему и быть заместо него, пока фергайры не назовут достойного.
