Тяжелый свет Куртейна. Желтый - Фрай Макс (бесплатные полные книги txt) 📗
– Именно беда?
– Да, конечно. Пока здесь у вас большинству людей нравится мучить друг друга, если не действием, то хотя бы в мечтах, сюда, ничего не поделаешь, будет лезть всякая хищная дрянь. Хорошие гости сами делают выбор: идут туда, где их присутствие может принести пользу; иногда – вопреки своему же здравому смыслу, как я когда-то сюда пришел. А разного рода хищники – ребята простые. Они, не особо раздумывая, на запах прут.
– На запах страданий? – содрогнувшись, спросила Кара.
– Точнее на запах стремления безнаказанно их причинять. Но ты не огорчайся, – поспешно добавил Гест. – Все не так скверно, как тебе, наверное, показалось из-за моей излишней откровенности. Я принимаю человеческую склонность к мучительству слишком уж близко к сердцу, как личное горе; это даже не столько заблуждение, сколько следствие моего внутреннего устройства: я не способен игнорировать боль. Но в вашем общем хоре есть великое множество совсем других голосов. Они тоже слышны, а значит, имеют значение. Поэтому пока открыты Пути, сюда будут приходить не только враги, но и помощники. Нас понемногу становится больше и больше: сияние благородных устремлений, бескорыстных дел и даже просто возвышенных фантазий привлекает добровольцев не меньше, чем хищников запах мучительства. Так что все не зря, дорогая. И лично ты, будь спокойна, тоже не зря занимаешь здесь свое место. Ты храбрая и упрямая, любишь власть, в тебе много силы, но при этом совсем нет жестокости. Поэтому твой голос в общем хоре звучит как многие тысячи голосов.
– Спасибо, – сказала Кара. – Даже если это просто очередной удачный комплимент в твоем духе, все равно он ужасно вовремя. Человеку нельзя совсем без внешних опор. Иногда, знаешь, очень надо что-нибудь такое прекрасное о себе услышать от… В общем, есть у меня подозрение, что именно от тебя – лучше всего.
– Думаю, да, неплохо, – подтвердил агент Гест. Достал из кармана зеленое яблоко с нелепыми зелеными кукольными глазами, зачем-то вставленными в него, положил на стол, объяснил: – Это тебе от зайчика гостинец. Почти из леса; на самом деле в сквере на лавке нашел. Взял, потому что оно меня по-настоящему развеселило, а это редко случается. Пусть теперь тебя веселит.
– «От зайчика», значит, – потрясенно повторила Кара. – От зайчика, блин! Я тебя обожаю. Мой дедушка когда-то то же самое говорил, втюхивая мне кислые яблоки и черствые бутерброды, которые брал с собой на работу и весь день в кармане носил. В жизни не ела ничего вкусней.
– Многие говорили, из меня мог бы выйти отличный дедушка, – без тени улыбки согласился Гест. Заговорщически подмигнул Каре и покинул бар стремительно, как сквозняк.
Эдо
Проснувшись, подскочил, как ужаленный. Но далеко конечно не ускакал, на это не было сил. Какое-то время сидел на краю кровати, растирал лоб и виски непослушными спросонок пальцами. Думал: так, я живой, я дома, проснулся. Я проснулся, значит, это был просто сон. Просто сон, все в порядке, на самом деле никакой гадской дряни, поедающей сердце, во мне совершенно точно нет; ее вообще не существует в природе, мало ли что приснилось, успокойся, все ерунда, до завтра забудется, я быстро забываю сны.
Взял телефон, посмотрел время. Четыре восемнадцать – это я, получается, всего два часа проспал? Плохо дело. Как днем-то буду работать? Ладно, ничего, лучше уж до вечера ползать, как зомби, чем сейчас нарваться на продолжение, кошмары всегда возвращаются, если сразу снова уснуть.
Наконец встал, шатаясь побрел к холодильнику, достал банку колы, стоявшую там, кажется, еще с лета, когда делал коктейли для гостей. Приложил ледяную банку к щекам и к шее, наконец, решился, сунул ее за пазуху, под футболку. Предсказуемо взвыл. Отлично сработало. Теперь точно не засну – ну, какое-то время. А потом можно попробовать. После долгого перерыва кошмары обычно не возвращаются. Скажем так, возвращаются далеко не всегда.
Пить холодную газировку ему не хотелось, вернул банку на место, включил чайник, прошел к окну, открыл его настежь, полной грудью вдохнул свежий осенний воздух. Дождь, моросивший весь вечер, наконец закончился, а запах влаги остался. Дивная ночь. И очень теплая для ноября. Даже хорошо, получается, что проснулся. А то бы все пропустил.
Чайник закипел, но он уже передумал заваривать чай. Вернее, просто поленился – не столько заваривать, сколько потом его пить. Вечно у меня так, ничего не хочу спросонок. Даже курить не хочу, только спать, – думал Эдо, откладывая в сторону портсигар. – Но засыпать сейчас все-таки лучше не надо. Потом, попозже. Хотя бы через полчаса.
Залез на подоконник с ногами, увидел, как вдалеке, в самом конце квартала бредет одинокий прохожий, судя по неуверенной походке, совсем не образец трезвости. Для нашего тишайшего района, можно сказать, выдающееся событие – пьяный на улице в начале пятого утра.
В городе Берлине живут предрассветные люди, они бродят по городу в ожидании утра, пьяные от ночной темноты, и исчезают бесследно, как только солнце взойдет, – привычно сформулировал Эдо и тут же яростно мотнул головой, чтобы выбросить из нее ненужную чепуху. Эта игра в Марко Поло, вечного стороннего наблюдателя, вдохновенно описывающего обыденную реальность, как незнакомый удивительный мир, давным-давно ему надоела. А вот он ей, похоже, не надоел. Вошла в привычку; собственно, именно это и скверно: сама идея когда-то была хороша, но привычки – убийцы радости. Всякий человек – главарь целой банды таких убийц, и я туда же. Вот зря.
На улице тем временем начал сгущаться поземный туман. Редкое зрелище – заборы, деревья, крыши, дорожные знаки и столбы с указателями видны отлично, а автомобили, припаркованные вдоль тротуара, как через мутное стекло, того гляди растают, как сахар в разведенном горячей водой молоке, исчезнут, как уже исчез нетрезвый прохожий – то ли за угол свернул, то ли просто растворился в тумане, не дожидаясь восхода солнца. Ай, да ну его.
Где-то вдали, аж за музеем небо озарилось пронзительным синим светом; Эдо невольно улыбнулся ему, как старому другу, но тут же поморщился, словно от боли: опять этот чертов синий на мою голову. Не деться от него никуда.
Синий свет преследовал его с лета, натурально сводил с ума, кружил голову, пробуждал какие-то смутные воспоминания о том, чего никогда не было, неведомо что обещал. Поначалу всякий раз почему-то казалось, синий свет – что-то вроде послания, мучительно непонятного, не поддающегося расшифровке, но совершенно точно личного, предназначенного специально для него. Гонялся за этим синим светом по всему миру… Ладно, не будем преувеличивать, по Европе. Точнее, по сравнительно небольшой части ее. И не то чтобы вот прямо осмысленно гонялся, поди догони этот синий свет, который прельстительно сияет издалека, но гаснет, как только пытаешься добраться до его источника, чем бы он ни был. Если вообще был, что, будем честны, довольно сомнительно. Зрительные галлюцинации могут случиться даже от самого обычного переутомления, это общеизвестный медицинский факт. А я к середине лета как раз зверски устал.
Невыносимо устал, полгода перед этим работал практически без выходных, потому и сорвался, отменил все дела, отправился на ближайший вокзал и уехал на первой попавшейся электричке, а потом все дальше и дальше, все равно куда, лишь бы ехать, не останавливаясь, не задерживаясь нигде, как в старые добрые времена, когда не мог усидеть на месте дольше недели, но даже неделю редко сидел. Ушел в отъезд, как нормальные люди, устав от рутины, уходят в запой, шлялся неведомо где почти половину лета и еще кусок сентября, пока не взвыли козлиным греческим хором все покинутые работодатели и заброшенные дела. Мотался без цели и плана, из одного незнакомого города в другой незнакомый, наугад, по прихоти железнодорожных и автобусных расписаний, как люблю больше всего на свете; почему-то именно в таких дурацких поездках особенно остро ощущаешь себя живым.
