К судьбе лицом (СИ) - Кисель Елена (е книги txt) 📗
Пошевелил губами.
Нет, это не я…
И с моих плеч невообразимой тяжестью скатился жребий.
Мне показалось – он загрохотал, падая.
Мне показалось – именно этот звук заставил любовников обернуться.
Я стоял в дверях и ждал, пока их наполнит узнавание. Я знал, что красив теперь – когда наконец-то – о, наконец-то! – отбросил жребий и выпрямил плечи. Века ушли вместе со жребием – туда, в прорву Тартара, к своему бывшему повелителю. Проклятая зрелость канула в недалекую Лету, я стоял молодой, только более мудрый, будто отведав той яблоньки, что растет в Атлантовом саду…
Но свобода – она, как известно, тоже плод не кислый.
Она, конечно, узнала первой. Задохнулась, будто у нее на горле уже сомкнулись когтистые пальцы Кер. Краски схлынули с лица – напомнив мне мое заключение и Геру, в онемении глядящую на меня.
Глядя на Персефону, догадался и Адонис. Я перевел взгляд на него один раз – так, посмотреть, красив или нет, я же и лица-то его не помнил – а он вмялся в ложе, ловя ртом воздух, действительно напоминая раздавленного червя, осознавая всем своим маленьким мирком – всё… всё…
Красив, равнодушно отметил я. Ему бы с Аполлоном посоперничать. Или не посоперничать, а…
Мальчик, и ты не побоялся – с двоими? У одной муж – молот, это ладно, но любовник – война. Вторая… наверное, встречи с тем, кто может отравить тебе даже посмертное существование, ты боялся все же больше.
Интересно бы знать, это ты отважный или тебя просто спросить забыли?
Я отвел взгляд, пока бедняк не умер от ужаса: ему уже виделась участь Тантала, Прометея, Сизифа и всех данаид одновременно. Посмотрел опять на нее.
Наверное, она закричала бы – если бы я повел себя по обычаю богов. Это ведь только Гефест был оригинален: поймал жену с любовником сеткой да и пригласил желающих на просмотр. Остальные ведут себя вполне в традиции ревнивых мужей: молнии там мечут, даже если они не Зевс, рогами потрясают, даже если они не сатиры… за мечи хватаются.
Только мой меч лежит там, куда я бросил его, а то, чем я могу разить, я не хочу призывать.
– Идем, – сказал я негромко и повел головой. Повернулся, даже не озаботившись проверить: идет? Где-то здесь было более светлое помещение… перед ее оранжереей, оно больше подходит для беседы…
Опустился на стул возле стола, указав ей место рядом со мной. Она куталась в какую-то накидку – отчаянно, все не могла скрыть наготу… Она перебирала участь дерзких или неверных жен: позор Афродиты, бичевание Геры… она вздрагивала, только глядя на мое лицо, как будто я уже ее бичевал. Наверное, ей виделась и ее собственная участь, и участь ее любимца, которого я вот прямо сейчас, после разговора с ней должен был если не замучить, то превратить во что-нибудь… в цветок, например, если вспомнить участь Минты и прибегнуть к иронии.
– Любишь его?
К бездумному ужасу в ее глазах теперь примешалось непонимание.
– Мальчика. Ты его любишь?
Она не могла говорить – горло стягивал ужас – и поэтому ответ вдруг просочился в глаза, так, что я смог услышать: «Я не знаю».
Это было хорошо. Не знаю, что бы я делал, если бы пришлось подбирать слова – отыскивать шелуху для смыслов. Глазами было привычнее.
«Хочешь остаться с ним?»
«О чем ты спрашиваешь меня…»
«Остаться с ним здесь. Или вернуться к матери – она будет рада. Все будут рады. Опять наступит вечное лето».
«Мой муж… гранат… клятва…»
«Ты свободна от нее».
«От таких клятв не освобождают».
«Да. Ты вольна быть с этого момента там, где тебе хочется, тогда, когда тебе хочется… и с тем, с кем хочешь».
«Боги не отпускают».
«Да. Я тоже нынче свободен… от своей сущности, от имени… наконец-то я могу сказать тебе, насколько я тебя люблю. Я понял. Люди говорят, что любят кого-то сильнее жизни, я люблю тебя больше бессмертия. Оказывается, это легко. Не ждать ничего взамен. Не требовать. Даже не ревновать».
«Боги не любят так…» – череда правдивых историй в ее глазах. Все дети Зевса – да,он любил каждую свою любовницу, жене оставив лишь почтение, и то, если посмотреть на их семейные склоки – оставил ли? Все приключения Посейдона – что-то Амфитрита не кажет лица на Олимп. Безразличие Гефеста – безразличие, или…? Что заставило его только показать: мол, вижу, что изменяешь – и потом ни разу не пытаться прекратить любовную связь жены и Ареса?
Горечь многочисленных любовей Аполлона, Диониса, Афродиты…
«Да. Может быть, слишком много Хаоса в моих венах. Ведь я же первенец. А он – мой прадед, довольно близкое родство. А может, я просто зря учился на заре веков все делать по-настоящему: если воевать – до победы, если дружба – до конца, если сражаться – телом и мечом, если плакать…»
«Боги не плачут…» – еще одна волна истины. Чернеют от горя, как Деметра. Умываются ничего не значащими слезами – как Аполлон. Извергают рыдания над могилами своих возлюбленных – чтобы через час уже пировать на Олимпе, да, они не плачут. Не любят – вот и не плачут. Не бойся, любимая. Это ихор течет по моим щекам: я вернулся с битвы… Только одно мы умеем делать как следует: если побеждаем – то пир горой, если побеждают нас – то в Тартар… или – не умеем? Мы не умеем побеждать с тяжелым сердцем, с тянущим грузом ответственности за собственную победу.
«Как мало, оказывается, мы можем себе позволить. Ты никогда не думала об этом? Никогда не думала о том, кто установил эти «можем» и «не можем», кто заявил, что именно в этом наше величие?»
«Ты ранен».
Кажется, теперь она боялась не меня, а за меня. Честное слово, это было приятно.
«Ты хочешь сказать другое. Хочешь спросить меня, безумен я или нет? Лиссы здесь нет, если ты об этом, она давно научилась обходить меня стороной, как, впрочем, и остальные – всем ведь известно, насколько у меня скверный характер».
Я поднялся. Она удержала меня за руку, глядя умоляюще, растерянно, виновато…
Испугалась, маленькая моя. Ну и кто теперь оспорит это, насчет моего характера – зачем я обрушил на нее неподъемный груз истины, зачем открыл глаза на то, что ей лучше было бы не знать вовек, ради ее собственного спокойствия?
Только остаться – и она омоет мои раны и губами сотрет со щек этот проклятый ихор, который так слепит глаза. В Тартар Адониса, то есть, не в Тартар, а просто на все четыре стороны – остывшее ложе можно согреть, всё будет как раньше, я буду ждать ее, она будет ко мне возвращаться на четыре месяца из двенадцати, и мы…
Мы будем – как должно. Как нам положено. Потому что боги, кроме всего прочего, не умеют быть счастливыми. Они могут быть веселыми, радостными, насмешливыми, улыбчивыми, ликующими, беспечными, но никогда – счастливыми. Только долг, только твоя сущность, остальное – на полутонах и понарошку; от наших страстей дрожат небеса, а посмотреть поближе – там мелкие страстишки, которые не заслуживают интереса в глазах последнего свинопаса.
– Хочешь – исчезну?
Она даже не поняла, о чем я. Я был – ее муж, Аид, она – Персефона, владычица подземного царства. И она боялась, что я сейчас скажу или сделаю что-то, что разрушит веками устоявшийся порядок.
И в глазах у нее не было ответа.
«Не бойся, – тогда сказал я. – Ухожу я. Он остаётся. Аид всегда будет здесь. Порядок не будет нарушен».
Порядок не нарушается, когда пустеют наши троны.
Время идет как должно.
Земля рожает в положенный срок.
Небо молчит, но позволяет звездам светить исправно, только мне их отсюда не видать…
Мир вокруг меня недоуменно встряхнулся, оглянулся – он начинал понимать… Потянулся ко мне.
Иди, – отмахнулся я. Не до тебя. Я тебе не нужен больше, никогда не был нужен. Мы ломали друг друга слишком долго – затянувшаяся битва между двумя сущностями: я взваливал тебя на плечи – ты пытался вогнать меня в землю своей тяжестью; я старался быть твоим стержнем – ты хотел подточить меня, сковырнуть, выбросить…
Подточил.
Сломал.
Я отдал тебе всё: свое имя, свое время, свою возможность получить продолжение рода, ты жадно тянул на себя все больше, словно воин, который никак не может насытиться трофеями: тебе нужно было забрать у меня жену и родных, окружить меня облаком ненависти, забрать самого меня, заменить меня собой…
