Второй (СИ) - Дзюба Татьяна Петровна "Ята Петри" (список книг .TXT) 📗
Ближе к вечеру в гости заехала Аленка. Второй забрал ее после работы, свозил домой переодеться и вот такую красоту привез в берлогу.
Глядя на нее, я не мог поверить что совсем не давно я думал что она не красивая и не заметная. Я помнил первое впечатление– серая мышка– не больше. Но сейчас. Я не понимал что произошло и с ней и со мной. Я смотрел на Аленку совершенно другими глазами. Не просто на внешнюю оболочку а я видел ее сущность. Я видел какая она по сути. Таких красивых людей очень мало. Она светилась изнутри. Тихим– не ярким светом. Не обжигающим, не как пламя и страсть, а скорее как теплый огонек в окошке дома, где всегда ждут. Рядом с ней хотелось быть всегда. Не разговаривать, не 'рисоваться', не изображать из себя героя. С ней хотелось быть просто собой, зная– она принимает тебя таким, какой ты есть, без наворотов, без крутости, без внешних амбиций. И за это можно было простить все что угодно– и не слишком плавную линию курносого носа, и не роковой изгиб губ, не осиную талию. Но все эти мелкие недостатки– не были недостатками для нее – а были особенностями, без которых Аленки и не было бы. Она не была как все– стандартной и обычной, она была особенной, индивидуальной. Мне очень нравилась фраза из какого-то старого доброго фильма '– Вы, барышня не ширпотреб. Вы– индпошив'. Вот так и она. Единственная, неповторимая, не такая как все. А если еще и вспомнить про Дар. Про теплоту души…может я и вправду был через чур влюблен. Может у меня эмоции на тот момент зашкаливали, но по другому думать про нее я не мог. И если бы все только от меня зависело, я бы не отпускал ее ни домой, ни на работу, да вообще никуда не отпускал. Но что я мог предложить? Берлогу Второго? Жилье, на котором я сам был в качестве званого квартиранта? Странную и опасную жизнь с непредсказуемым исходом даже в течении дня, не то что в течении длительного времени. Ничего не мог предложить. Понимал, и сам бесился от этого. Я прекрасно знал, помятуя все мои предыдущие романы, что долго такое состояние неопределенности продолжаться не сможет. Что начнутся первые вопросы– на которые не будет ответа и наша совместная история может в одну секунду рассыпаться как карточный домик от одного неосторожного движения, слова, жеста. И думать сейчас об этом было просто больно. Не хотелось думать.
На Аленке было темно-серое шелковое платье, которое ей как-то удивительно шло. Светлые волосы, не заплетенные как обычно в тяжелую косу, а рассыпанные по плечам были чуть подкручены. Глаза подведены тенями. Она была какой-то слишком красивой. Не обычной. Не такой как всегда. И в чем-то не моей Аленкой. Она и двигаться стала как-то не так, и пахла незнакомыми вкусными фруктовыми духами.
– Не нравлюсь?– вдруг спросила Аленка,наблюдая за тем, как я на нее смотрю.
– Нравишься,– у меня щеки вдруг вспыхнули пунцовым. Если бы мог я бы сейчас бы сорвал платье и смыл бы всю непонятную красоту просто потому что мне Аленка нравилась намного больше без красок и украшений. Нравилась своей природной красотой. А шмотки и краски делали ее обычной. Забирали у нее индивидуальность. Но говорить ей об этом конечно не стал.
– Ты красивая,– сказал я глядя в ее светлые с голубыми отблесками глаза. Она улыбнулась, подошла чуть ближе и поцеловала меня. Ее губы пахли карамелью и былислишком мягкими и горячими. Мне вдруг до чертиков захотелось отметить все запланированные мероприятия, отправить куда-нибудь по дальше Второго и остаться с Аленкой вдвоем. Вместе.
Но… Она чуть отстранилась. Секунда для принятия решений ушла в вечность. А я так и остался стоять посреди берлоги, не предложив ничего.
Второй тактично кашлянув, постучал пальцем по циферблату часов. Время неуклонно приближалось к шести вечера. Пора было провожать любителей культурного отдыха из жилища.
Второй напоследок как всегда давал инструкции того что можно было делать и что делать категорически запрещалось. Собственно говоря, я слушал его в пол уха. Итак все было понятно– на поверхность не выходить, никого не впускать, отдыхать, заняться ужином, ждать театралов.
– В экстренном случае, разбить стекло. – шутя сказал Второй, показывая мне на телефон висящий на стене возле двери. Аппарат работал только на отзвон и был непосредственно соединен с дежуркой Клиники.
-Телефон под контролем все 24 часа в сутки. Но…Это связь в самом крайнем случае. Стоит тебе поднять трубку и через 10 минут на ушах будет вся Клиника. Шутки, как ты понимаешь, в данном случае
-не уместны.
Я все это и так прекрасно знал. Не в первый раз он меня в Берлоге оставляет. Вместо 'красной кнопки' лучше бы он мне мобильник купил. Но это уже обсуждалось тоже раз сто и на все запросы мне говорили четкое 'нет'– рассказывая историю о то, как одного из магов прилипала, внедрившийся в ауру бывшего оперативника, вызвал на поверхность и просто съел. За пару секунд. Гарантии же не было, что человек, звонящий по телефону – товарищ и друг, а не кто-то с паразитом в ауре.
Я машинально кивал головой, обещал действовать четко по инструкции и после пожал Второму на прощание руку.
С Аленкой расставались чуть дольше. Я обнял ее, дотронувшись губами до завитка на виске, вдохнул фруктовый аромат и снова не захотел отпускать.
Но она сама как то легко отошла в сторонку, улыбнулась мне уголками глаз и кивнув на прощание ушла за Вторым. Я посмотрел ей вслед, Дар почему-то слишком вспыхнул, я даже невольно зажмурился от полоснувшего по глазам света. Я увидел как горит серебром и золотом ее аура с непонятным таким слишком человеческим даром, словно нимб на старинных иконах.
Аленка не обернулась. Так собственно говоря я ее и запомнил. Светлые волосы рассыпанные по плечам, четкий силуэт на фоне белой стены, и горящая сильнее чем обычно аура.
А через пять часов начался кошмар.
Ожидание. Нарастающее с каждой минутой внутреннее беспокойство. Вначале– легкое, незаметное, от которого достаточно просто было отмахнуться. Я бродил по берлоге, пытался найти себе дело, пробовал переключиться на какие-то незначительные мелкие заботы. Я затеял ненужную уборку, собрал гору вещей в стирку, перемыл посуду, начистил картошку и… и понял что не знаю что мне делать. Я отвык быть один. Мне не хватало общества, мне не хватало близких людей рядом. Мне было на столько больно и не приятно что я даже не ожидал сам от себя такой реакции. А после вспомнил.
Точно так же я чувствовал себя после смерти деда когда я остался один в квартире. Когда рассматривал часами старые фотографии, когда не хотел ни с кем разговаривать просто потому, что мне не с кем было говорить. Я помнил, как я единственный раз в жизни, совершенно опустошенный, измученный такой вот первой осязаемой потерей пришел за помощью к отцу и был, после пары ничего не значащих слов, выставлен за двери. Вежливо и корректно, но тем не менее. Меня попросили оставить в покое их семью и не устраивать истерики в три часа ночи на лестничной площадке. Отец, выйдя в тамбур сунул мне в руку несколько бумажных купюр и, потрепав по голове словно нашкодившего щенка, сказал лишь – се ля ви– сынок. Так бывает. Время все сгладит'. Слова были на столько банальными и не искренними,что я даже не поверил. И только посмотрев ему в глаза убедился – ему действительно глубоко наплевать на ситуацию, что меня сейчас он воспринимает только как досадную помеху,что он даже не хочет понять зачем я к нему пришел и что у него самого что кроме раздражения и внутренней усталости ничего не осталось.
