Сокол Ясный - Дворецкая Елизавета Алексеевна (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
И она принялась распутывать красный шерстяной шнур на лапах сокола. Он сидел спокойно, только дергал головой, озираясь круглыми золотистыми глазами. Шнур был запутан довольно хитро, а действовать одной рукой было неудобно, и у Младины затекла левая рука, на которой сидела птица. Но вот наконец она справилась и кинула на траву измятый шнур. А потом подбросила сокола:
– Лети! Лети домой!
Сокол взвился в воздух, пролетел туда, обратно, потом умчался в сторону леса и пропал. Младина проводила его глазами, потом подошла к камням ближе и снова стала наблюдать за входящими. Каждый из них отпивал глоток воды, потом омывал лицо синевато-дымчатой водой. И с каплями воды, падавшими назад в источник смерти, уходила в Навь душа, чтобы омыться и вернуться спустя какое-то время уже через второй источник. Младина проводила глазами убегавшие струи: где-то за гранью миров они сливаются, смешивают, претворяются одна в другую, как жизнь и смерть.
– Подойди сюда! – вдруг позвал ее чей-то голос.
Она подняла глаза: светлая женщина обращалась к ней. На хозяйку источника было трудно смотреть; чем больше Младина вглядывалась в обычные, непримечательные черты лица, в котором при желании могла разобрать сходство с любой из своих знакомых женщин, тем сильнее они расплывались, утрачивая сходство уже с кем бы то ни было, и сама Рожаница Доля начинала казаться облачком тумана.
– Смотри! – Она указала вниз, в светлый источник. – Здесь души живут, кому срок родиться. Приглядись, может, узнаешь кого?
Младина заглянула в воду. Кого она может узнать их тех, кто еще не родился? Как такое возможно?
Тем не менее она опустила глаза и стала всматриваться в игру прозрачных струй. И сразу перед ней замелькали чьи-то лица: мужчины, женщины, дети. В них во всех мерещилось нечто знакомое, и она все вглядывалась, пытаясь их узнать. Через какое-то время ей стало казаться, что она видит одних и тех же людей, только в разных возрастах. Вот этот мальчик – тот же самый человек, что мужчина с русой бородой, только тридцать лет спустя. Она все присматривалась, все лучше различая их, и в конце концов поняла, что перед ней мелькают четыре человека: двое мужчин и две женщины. И… может быть, были еще двое, но они показывались ей только маленькими детьми, и она вообще не была уверена, что это другие люди и что их действительно двое, а не трое или вовсе один.
– Кто это? – Наконец она подняла взор на белую женщину.
– Это твои дети! – усмехнулась Доля. – Если сумеешь их поймать.
– Поймать? – Младина в изумлении уставилась на нее.
Как их ловить? Ведром зачерпнуть, будто луну в луже?
И тут мимо нее вновь промчался сокол. Она безотчетно вскинула руку, но он не сел, а бросил что-то небольшое, округлое. На подмерзшую траву упала глиняная корчага, похожая на те, что лежали в избе третьей, самой древней старухи-медведицы, обвязанная по венчику тем самым шнуром. А сокол описал круг над головой Младины, взвился ввысь и исчез.
– Набери воды. – Светлая женщина кивнула на источник. – Ведогон его теперь свободен, но без сильной воды в тело не воротится.
– Спасибо.
Младина поклонилась и зачерпнула корчагой. При этом она постаралась вызвать в памяти мелькавшие лица – может, именно так ловят в источнике жизни будущих детей? Она не знала, удалось ли ей это. Но что эти дети не появятся на свет без Хортеслава, знала наверняка. Потому ей и мерещилось в их лицах нечто знакомое: они были похожи на него. Особенно мужчины.
– Теперь иди! – Светлая женщина показала ей на тропку между камнями. – Там он, сокол твой.
Еще раз поклонившись, Младина прошла между источниками, стараясь держаться точно посередине. На миг показалось, что камни сдвинулись, стиснули ее, так что прорываться вперед пришлось с усилием; невидимая тяжесть так сжала голову, что Младина хотела закричать от боли и страха, но смогла выдавить лишь невнятный писк. Гибельный ужас пронзил все существо, возник порыв повернуть назад, но неодолимая сила выдавливала ее вперед – в неведомое, где метались переливы света и тьмы, раздавались крики. Ее обступили тени умирающих и рождающихся, в ушах вспыхнули тысячи звуков – хрип, свист трудного дыхания, вопли рожаниц, стоны смертельно раненных, плач новорожденных младенцев… Но все заглушил плеск воды, а потом шум стих.
Втягивая воздух с чувством открытия, будто в первый раз, Младина огляделась. Она стояла на лугу, но теперь это был летний луг – зеленый, свежий, теплый, пестреющий множеством особенно крупных и ярких цветов. Бабочки порхали над ним так густо, что это напоминало особенно пышные и живые хлопья снега. Ярко светило солнце, но лучи его падали не сверху, а углом, как на рассвете или закате. Она взглянула вперед: вдали виднелась полукруглая гора, а на ее вершине сидело само солнце. Померещился над горой ствол исполинского дерева, уходящий в недоступную взгляду высь, но тут же исчез. Луч протянулся по лугу до самых ее ног, будто тропа. И она пошла по тропе, скинув полушубок и оставив на траве – было слишком жарко.
Шла она медленно, однако гора приближалась довольно быстро. Вскоре Младина уже могла разобрать, что на вершине стоит большой дом и это он испускает сияние, будто выстроен из чистого золота. Тропа поднималась к его двери. Казалось бы, чем ближе подходишь, тем сильнее должен жечь глаза ослепительный свет, но тот, против того, слабел, позволяя рассмотреть все в подробностях. Дом был чудо как хорош: крепкий, удивительно просторный, коньки на крыше были вырезаны с таким искусством, что выглядели лучше живых.
Подойдя к двери, Младина переложила корчажку на веревочке в левую руку и постучала. Голос изнутри пригласил ее войти, и она толкнула дверь.
В доме все было из блестящего дерева, цвета светлого меда на солнце. Покрывала на лавки, стол и укладки были из шелка разных оттенков красного, с разноцветными узорами, вся утварь блестела начищенным серебром, медью, бронзой. А у оконца сидела за прялкой девушка невыразимой красоты. Но Младина не удивилась – она хорошо знала это лицо, хотя и никогда не видела его наяву. Однако не приходилось ждать, что хозяйка узнает ее – уж слишком она переменилась за те тридцать-сорок лет, которые прибавил ей темный лес.
– Здравствуй, бабушка! – с некоторым удивлением воскликнула хозяйка при виде гостьи, однако встала, оставив белейшую, будто с летних облаков собранную кудель. – Видно, долго ты шла, притомилась. Садись, отдохни!
Младина поблагодарила, села на лавку, озираясь и невольно вспоминая тлен и запустение «домиков мертвых», через которые прошла, чтобы достигнуть этого солнечного великолепия. Лада тем временем принесла ей пирожков из белой пшеничной муки, молока в серебряной чаше, и Младина снова вспомнила тяжелые черные посудины, на которых узор был выдавлен веревочкой по сырой глине или просто прочерчен ногтем.
– Все у тебя хорошо, а кое-чего не хватает, – сказала она, взяв в руку чашу. – К этой бы чаше еще блюдо такое же, серебряное да узорчатое. Вот, посмотри, какое у меня есть!
И она достала из короба подарок первой старухи.
– Ах! – Лада в восторге уставилась на блюдо: даже здесь оно не потеряло своей прелести и сияло, будто полная луна. – Точно такое я у моего батюшки просила! Ничего бы я за такую красоту не пожалела!
– Хочешь, поменяемся? Слышала я, что есть у тебя жених, сокол ясный, красоты несказанной. Позволь мне повидаться с ним, а я тебе за это блюдо отдам.
– Зачем тебе моего жениха видеть? – Лада засмеялась. – Он молодец, а ты старуха, он тебе во внуки годится!
– А ты не видела, что еще у меня есть. – Младина вынула из короба золотое веретено. – Ты кудель облачную прядешь, а веретенце-то самое простое, такое у всякой девки есть. Посмотри – шерсть небесных барашков только таким прясть, что из солнечного луча выковано. Само вертится, да еще песенки поет.
– О! – выдохнула Лада и даже руками всплеснула от восторга. – Именно такое мне мой батюшка обещал, да все ему недосуг!
– Будет у тебя такое веретенце, если позволишь мне твоего жениха повидать.
