В ожидании зимы (СИ) - Инош Алана (книги онлайн полные версии .txt) 📗
– Радятко, наверно, просто ещё не оправился после всего, что ему довелось пережить, – сказала Лесияра, склоняясь и пытаясь заглянуть дочери в личико. – Может быть, он напуган чем-то, или ему у нас не нравится… Не торопись думать о нём плохо. Мы обязательно разберёмся, что с ним такое. Обещаю тебе, он тебя больше не тронет.
Под мягким нажимом её руки Любима повернулась к ней лицом и села в постели. Тряпица упала с её головы, и Лесияра, ласково понуждая девочку снова лечь, приложила к её лбу свежего снега.
– Как твоя головка? Сильно болит?
– Сильно, – жалобно скривившись, ответила княжна. – Вытошнило меня… Ясна сказала, это от удара… Государыня, скажи правду: кого ты больше любишь – её или меня?
В этот миг дверь тихонько приоткрылась, и в комнату осторожно скользнула Ждана. Вид у неё был огорчённый и встревоженный, а при виде кровавого полотенца, синяка и снега на лбу у Любимы стал и вовсе испуганным.
– Я Радятко уже отругала, – сказала она. – Негодник такой… Совсем от рук отбился. Он и Яра мог поранить, а ему нельзя ни царапинки! Хорошо хоть укутан был в семь одёжек, это и спасло… Мал, умница, его закутал. Любимушка, маленькая, как ты? Больно тебе, вижу… Ну, ничего, государыня тебя вылечит, она и не такие раны-хвори излечивала.
Лесияре вдруг пришло в голову: а вдруг и Радятко просто-напросто ревнует свою мать, как Любима? А княжна, сморщившись, отвернулась и слезливо потребовала:
– Уходи… Государыня, пусть она уйдёт!
В ответ на растерянный взгляд Жданы Лесияра могла только вздохнуть.
– Ждана, ладушка, выйди на время, – как можно мягче проговорила она. – Сейчас так будет лучше. А о Радятко мы с тобой ещё поговорим.
– Да, государыня, – пробормотала Ждана и выскользнула из комнаты так же тихо, как вошла.
Оставшись наедине с дочерью, Лесияра задумалась. Нелегко будет с детьми… Хоть загадывать наперёд и не следовало, особенно сейчас, когда всё было так шатко и непонятно – мир или война? – но мечталось княгине взять Ждану в жёны, а это значило, что дети любимой станут и её детьми. Мал освоится и приживётся, он парень гибкий, здравомыслящий и жизнерадостный, Ярослав ещё совсем кроха – вырастет и не вспомнит, что жил когда-то на западе… Любима и Радятко – вот основная головная боль.
И одна из этих «болей», драгоценная и нежно обожаемая Лесиярой, снова упрямо села в постели, скинув охлаждающую тряпицу со лба, и потребовала ответ на свой вопрос:
– Государыня, ты так и не сказала… Кого из нас ты больше любишь?
– Счастье моё, – вздохнула княгиня, – у меня духу не хватает тебе врать, поэтому скажу, как есть. Я люблю тебя больше всех на свете… и Ждану люблю так же сильно.
– А как же матушка Златоцвета? – спросила Любима, угодив Лесияре в сокровенную боль. – Её ты уже разлюбила?
– Доченька, твою матушку Златоцвету я как любила, так и люблю, – промолвила княгиня, чувствуя, как со дна её души всколыхнулась старая печаль. – И никогда не забуду. Её место в моём сердце не занять никому.
– Я не понимаю… Ежели ты любила мою матушку очень-очень крепко, Ждану ты не могла полюбить так же, – заявила княжна. – Чтобы её полюбить её, ты должна разлюбить матушку… Любить можно только одного человека.
– Да почему же, Любима? – возразила Лесияра, ласково укладывая дочь на подушку и терпеливо восстанавливая на её лбу примочку со снегом. – А ну-ка, ложись, непоседа… Вот так, умница. Так вот, чтобы полюбить кого-то, вовсе не обязательно разлюбить другого. Сердце – оно большое, в нём способно поместиться очень много любви. Может, когда-нибудь ты поймёшь… Когда подрастёшь.
– Почему, чтобы что-нибудь понять, мне надо вырасти? – с какой-то недетской горечью проговорила Любима. – Почему не сейчас?
– Потому что эта истина – из тех, которые даже не все взрослые могут осознать, – сказала княгиня.
Закусив губку, Любима задумалась, а потом промолвила:
– Нет, государыня… Я не могу так. Наверно, я ещё маленькая и не понимаю. Коли любишь меня, то люби, а ежели её ты любишь более, то и ступай к ней… Выбери кого-то одного! Я не могу делить тебя с нею. Мне нужна вся твоя любовь, а не половинка!
Наверное, все Белые горы по своей высоте и протяжённости не могли сравниться с тем количеством терпения, которое требовалось сейчас Лесияре. На неё накатила вдруг такая усталость, что губы сами сомкнулись и долго не могли открыться. Щёлкнув пальцами, она подозвала служанку и знаком показала: «Принеси выпить». Та кивнула, поклонилась и уже устремилась исполнять поручение, но Лесияра задержала её.
– Покрепче, – удалось выговорить ей.
Поднос с кубком и кувшином, полным хмельного мёда, встал на стол. Лесияра налила полный кубок и выпила не отрываясь.
– Я тоже хочу, – заявила Любима.
– Тебе ещё рановато, – кашлянула княгиня, присаживаясь рядом с нею снова. – Выбирать, говоришь? А я не могу выбрать, доченька. Вы обе дороги мне, и я не могу отказаться ни от тебя, ни от Жданы… И не проси, мне не осилить такого выбора. Ты знаешь, милая, мне ведь уже очень много лет… И с каждым годом я отнюдь не молодею. Ты видела Тихую Рощу, куда уходят все дочери Лалады, когда наступает их час?
Любима с каждым словом Лесияры, срывавшимся тихо и печально, как осенний лист, становилась всё испуганнее и тревожнее. При упоминании Тихой Рощи она кивнула, приподнявшись на локте.
– Так вот… – Лесияра погладила дочь по волосам, поправила тряпицу у неё на лбу. – Не за горами и мой час, милая. А ежели я потеряю кого-то из вас – тебя или Ждану – мне не жить после этого ни дня. Это выше моих сил. От страстей и печалей тоже устают… А в Тихой Роще – покой. Тело принимает в себя дерево, а душа уходит в светлый чертог, где нет всех этих терзаний, где только свет Лалады и больше ничего. Наверно, я пойду туда, прижмусь к сосне и успокоюсь навсегда. Иногда я так устаю, что именно этого мне и хочется…
Глаза Любимы медленно наполнились слезами, губы скривились и задрожали. В очередной раз сев в постели и махнув рукой на снова упавшую тряпицу, она расплакалась.
– Нет, государыня… Нет… Я не хочу так… Ты будешь там стоять всё время и молчать… И не придёшь больше ко мне, – горько сотрясаясь от рыданий на груди Лесияры, сокрушалась она. – И не расскажешь сказку…
– Увы, моя ненаглядная… Из Тихой Рощи обратной дороги уже нет, – промолвила княгиня, плывя на волне завораживающей и умиротворяющей задумчивости, всегда накатывавшей на неё при мыслях о самом тихом месте в Белых горах – месте вечного упокоения. – А сказки тебе будут сниться в снах. Ещё долго-долго будут сниться… А потом настанет День поминовения, и ты ко мне придёшь… Уронишь слезинку и разбудишь меня, а потом распечатаешь мои уста поцелуем, и я смогу рассказать тебе сказку… У меня будут руки-ветки… Я покачаю тебя на них, и ты уснёшь сладко-сладко.
– Нет, нет, – окончательно разрыдалась Любима, изо всех сил обнимая Лесияру за шею и прижимаясь мокрым от слёз личиком к её лицу. – Я так не хочу… Не уходи, государыня, я буду хорошо себя вести… Никогда больше не буду озорничать… Я буду хорошей… Я не стану тебя больше огорчать! Только не уходи туда, пожалуйста-а-а!..
– Любима, ну что ты, – опомнившись от горьких и громких рыданий дочери, растрогалась Лесияра. – Я не говорю, что это будет прямо сейчас. Конечно, нет, радость моя. Но когда-нибудь, рано или поздно, туда все уходят. Когда уйду я, ты будешь уже совсем взрослая… И будешь понимать, что так устроен мир… И что плакать об упокоенных не надобно…
– Не уходи никогда, государыня, – убивалась Любима, покрывая мокрыми, солёными поцелуями всё лицо княгини. – И я тебя никогда не покину… Правда сказала, что я влюблюсь и стану чьей-нибудь женой… Но я не хочу! Я не стану влюбляться и становиться женой… Я хочу быть с тобой всегда…
– Доченька, это ты сейчас так думаешь, – не удержалась от короткого грустного смешка Лесияра, подставляя губы под поцелуи. – Вот погоди, пройдёт несколько лет, и всё изменится. Вырастают и создают семью все… Потому что невозможно прожить без любимого человека. Твоя матушка была моей любимой женщиной, родившей мне вас, моих дочерей – Светолику, Огнеславу, Лебедяну и тебя, моё сокровище. Она ушла к Лаладе, ей там хорошо и спокойно… Я не знаю, как получилось, что в моём сердце поселилась вторая звезда, но она там поселилась. Она – последняя, больше у меня никого не будет. Я не могу без неё, как нельзя жить без души и сердца… Без неё мои руки станут сосновыми ветвями, а волосы – зелёной хвоей. А если у меня отнять тебя, я не смогу больше дышать, и моя грудь одеревенеет и покроется корой. Не мучь меня, милая, не проси выбирать: вы обе для меня дороже всех на свете. Вы – самое драгоценное из всего, что у меня когда-либо было, есть и будет.
