Янтарный телескоп - Пулман Филип (читаем книги онлайн .txt) 📗
— Ну и удивятся же они! — заметила Мэри. Прежде чем вернуться с Серафиной на корабль, Лира намеревалась пройти в Оксфорд Мэри и кое-что показать там Уиллу; разумеется, им следовало быть крайне осторожными, и женщины терпеливо побрели за ними по залитому лунным светом Читтагацце. Справа от них раскинулся просторный, красивый парк, в центре которого сияло, точно покрытое сахарной глазурью, высокое здание с классическим портиком.
— Когда ты сказала, как выглядит мой деймон, — начала Мэри, — ты добавила, что могла бы научить меня видеть его, если бы у тебя было время… Жаль, что у нас его так мало.
— У нас было время, — ответила Серафина, — и разве мы не наговорились вволю? Я раскрыла тебе кое-какие ведьминские секреты — в прежние времена это было запрещено. Но ты возвращаешься в свой мир, да и времена нынче другие. И я тоже многому от тебя научилась. А теперь вот что: когда ты говорила с Тенями на своем компьютере, тебе нужно было войти в определенное состояние, верно?
— Да… как Лире, чтобы говорить с алетиометром. Ты хочешь сказать, если я попробую…
— И в то же время будешь пользоваться обычным зрением. Ну-ка, попробуй.
Когда-то Мэри приходилось видеть картинки, которые поначалу выглядели как хаотическая россыпь цветных пятнышек, но потом, если смотреть на них определенным образом, словно разворачивались в трех измерениях, — тогда перед бумагой появлялось дерево, или лицо, или еще что-нибудь удивительно осязаемое, чего просто не было там раньше. То, что предлагала ей сейчас Серафина, было сродни этому. Она должна была смотреть на мир, как обычно, и в то же время впасть в своего рода транс, прежде позволявший ей общаться с Тенями. Другими словами, она должна была как бы грезить наяву — точно так же, как надо смотреть в двух направлениях одновременно, чтобы пятнышки сложились в трехмерную картинку.
И точно так же, как в случае с картинкой, она вдруг увидела то, что надо.
— Ах! — воскликнула она и схватила Серафину за руку, чтобы не упасть, потому что прямо перед ней, на железной ограде парка, сидела птица, черная и блестящая, с красными лапками и изогнутым желтым клювом, — альпийская галка, именно такая, о какой говорила Серафина. Она — или он? — была всего в полуметре от Мэри и рассматривала ее, чуть наклонив голову, будто с легким изумлением.
Это зрелище так потрясло Мэри, что ее концентрация нарушилась и птица исчезла.
— Если получилось один раз, в другой дело пойдет легче, — сказала Серафина. — Когда будешь в своем мире, сможешь таким же образом видеть и чужих деймонов. Правда, они не смогут увидеть твоего, и деймона Уилла тоже, если ты не научишь их, как я тебя.
— Да… Это поразительно. Спасибо!
«Но ведь Лира беседует со своим деймоном», — мелькнуло в голове у Мэри. Так, может, и она, Мэри, не только увидит эту птицу, но и услышит ее? Она шла по дорожке, охваченная радостным предчувствием.
Впереди них Уилл уже прорезал окно; они с Лирой подождали женщин, а потом он закрыл его снова.
— Знаете, где мы? — спросил Уилл.
Мэри огляделась кругом. Нырнув в окно, они очутились на тихой, тенистой дороге, вдоль которой стояли большие викторианские дома с заросшими густой зеленью палисадниками.
— Где-то в северном Оксфорде, — ответила она. — Похоже, недалеко от моей квартиры, хоть я и не могу точно назвать улицу.
— Я хочу попасть в Ботанический сад, — сказала Лира.
— Ладно. По-моему, туда не больше пятнадцати минут ходьбы. В ту сторону…
Мэри снова попробовала включить двойное зрение. На сей раз это удалось ей легче, и она вновь увидела галку, теперь уже в своем мире, — птица сидела на ветке, нависшей над тротуаром. Затаив дыхание, Мэри протянула руку, и галка без промедления слетела на нее. Мэри почувствовала ее небольшую тяжесть, крепко сжавшие палец коготки и бережно пересадила ее на плечо. Она устроилась там так, будто провела на этом месте всю жизнь.
«Что ж, так оно и есть», — подумала Мэри… и пошла дальше.
Движение на Хай-стрит было редкое, и, когда они свернули к лестнице, ведущей к воротам Ботанического сада напротив колледжа Магдалины, вокруг не было ни души. У фигурных решеток стояли каменные скамьи, и Мэри с Серафиной опустились на одну из них, а Уилл и Лира перелезли через железную ограду внутрь. Их деймоны протиснулись сквозь прутья следом за ними и тоже оказались на территории сада.
— Сюда, — Лира потянула Уилла за рукав. Она повела его мимо фонтана под раскидистым деревом, а потом налево, между клумбами, к огромной многоствольной сосне. Здесь возвышалась массивная каменная стена с дверью; дальше посадки были не такими правильными, а деревья казались моложе. Лира привела его почти в самый конец сада, на маленький мостик, где стояла деревянная скамейка, укрытая низкими ветвями одного из деревьев.
— Ура! — сказала она. — Я так надеялась, и она правда тут стоит, не отличишь… В моем Оксфорде, когда мне хотелось побыть одной — ну, то есть с Паном, — я приходила сюда и сидела точно на такой же скамейке. И я подумала: если ты… может, хоть раз в год… если бы мы смогли приходить сюда одновременно, хотя бы на часок, тогда можно было бы думать, что мы опять рядом, — ведь так оно и будет, если ты сядешь сюда и я тоже, только в своем мире…
— Да, — согласился он, — пока я жив, я буду приходить сюда. Где бы я ни был в этом мире, я вернусь…
— В Иванов день, — сказала она. — В полдень. Всю жизнь. Пока я жива…
Горячие слезы мешали ему видеть, но он не стал вытирать их — только привлек ее к себе.
— И если мы… когда-нибудь… — шептала она, дрожа, — если мы встретим кого-нибудь, кто нам понравится, и женимся, то мы будем вести себя хорошо, и не сравнивать все время, и не жалеть, что мы не друг с другом, а с ними… А сюда все равно приходить — раз в год, на один только час, чтобы побыть вместе…
Они крепко обнялись. Минута проходила за минутой; водяная птица позади них, на реке, захлопала крыльями и крикнула; случайный автомобиль проехал по мосту Магдалины.
Наконец они разжали объятия.
— Ну… — мягко сказала Лира.
Все вокруг в этот момент было мягким, и потом он очень любил вспоминать этот момент — ее изящные черты скрадывал подступающий сумрак, ее глаза, руки и особенно губы казались бесконечно мягкими. Он целовал ее снова и снова, и каждый поцелуй приближал их к тому, последнему.
Отяжелевшие и мягкие от любви, они побрели обратно к воротам. Там их ждали Мэри и Серафина.
— Лира… — промолвил Уилл, и она сказала:
— Уилл…
Он прорезал окно в Читтагацце. Они находились недалеко от опушки леса, в глубине парка, посреди которого стояла большая вилла. В последний раз они вошли в окно и окинули взглядом молчаливый город, черепичные крыши, поблескивающие под луной, высокую башню, сверкающий огнями корабль на спокойной воде.
Потом Уилл обернулся к Серафине и сказал твердо, как мог:
— Спасибо тебе, Серафина Пеккала, за то, что спасла нас тогда от детей, и за все остальное. Пожалуйста, будь добра с Лирой, пока она жива. Я люблю ее так, как еще никто никого не любил.
В ответ королева ведьм расцеловала его в обе щеки. Лира что-то прошептала Мэри, потом они обнялись, и сначала Мэри, а за ней Уилл шагнули через последнее окно обратно в свой мир, под сень деревьев Ботанического сада.
«Надо выглядеть бодрым», — вертелось в голове у Уилла, но это было все равно что удерживать голыми руками свирепого волка, который стремился разодрать ему когтями лицо и перекусить глотку; тем не менее он принял жизнерадостный вид, уверенный, что никто не догадается, каких усилий ему это стоило.
Он знал, что и Лира страдает так же, — об этом ясно говорила ее вымученная, напряженная улыбка.
И все же она улыбалась.
Один последний поцелуй — такой быстрый и неуклюжий, что они стукнулись скулами и слеза с ее щеки мазнула его по лицу; их деймоны тоже поцеловались на прощание, и Пантелеймон скользнул в окно и к Лире на руки; а потом Уилл начал закрывать окно, а потом наступил конец — оказалось, что проход закрыт и Лиры больше нет.
