Наследница трона - Хеннен Бернхард (прочитать книгу txt) 📗
В тот же миг дверь отворилась. В комнату вошли носильщики и личная гвардия.
— Господин, прошу. Умоляю тебя! Возможно, я потеряю силу, если ты будешь увечить меня.
— Сомневаюсь, чтобы твоя магия имела что-либо общее с твоим мужским достоинством. Этот риск я беру на себя.
— Ты хочешь, чтобы я умолял тебя на коленях?
Жиль оценивающе поглядел на него.
— Попробуй.
Примарх сжал оставшийся кулак в бессильной ярости. Один из носильщиков старика нагло улыбнулся ему. Здесь, в этой комнате, еще полгода назад он командовал тысячами рыцарей и солдат. Как мимолетна власть!
— Ну же, Оноре! Ты считаешь, что заставлять меня ждать — это умно?
Рыцарь догадывался, что ничто из того, что он сделает, не заставит Жиля отказаться от своей жуткой игры. Если сейчас, в присутствии носильщиков и личной гвардии старика он встанет на колени, то эта история будет у всех на устах уже сегодня вечером. Единственное, что ему оставалось, — это славное прошлое. Падение на колени разрушит все.
— Я к твоим услугам завтра вечером.
Жиль зааплодировал.
— Браво, рыцарь. Слова как из пьесы. Красивый уход со сцены в этом акте. У меня есть еще один вопрос касательно завтрашнего дня. Ты ведь лучше знаешь эту крепость. Ты не мог бы порекомендовать мне опытного мясника?
Другая королева
«Некоторые говорят, что когда женщина носит под сердцем ребенка, то становится менее сварливой. Я был отцом трижды и не могу согласиться с этим. Но у женщин моего народа нож вместо языка. В любом случае, Гисхильда изменилась, после того как вернулась из Альдарвика. Может быть, дело было в том, что она видела ужасы войны в своей стране. Не важно, какова была причина, но с того часа она стала более женщиной, чем воительницей. Едва вернувшись, она созвала советников и полководцев. И предложила им больше не сражаться ни за один клочок земли, на котором живут крестьяне или ремесленники. Не нужно было защищать ни одно поселение, ни один город. Только Фирнстайн. Также она предоставила своим подданным выбор, перейти ли на сторону Церкви Тьюреда, и обещала каждому, что ни словом, ни делом не обидит его, если он отречется от своих богов. Когда-то она сказала мне, что не хочет, чтобы то, что она любит, было разрушено лишь потому, что она защищала это.
Тогда она проводила много времени в своих покоях и собрала вокруг себя группу женщин. Ей стало ясно, что хотя она и знает, как с рапирой в руке выйти против вооруженного врага, но как держать маленького ребенка, как пеленать его, она не училась никогда. Знаменитая мужеженщина, носившая на своем теле более тридцати отметин, вынесенных из различных битв, становилась женщиной. А Эрек, ее муж, стал королем в той же степени, в какой она избегала трона. Его любили в народе, потому что он был правителем, который не стеснялся браться за простую работу и который готов был выслушать всех, вне зависимости от возраста и положения.
Вместе они были правителями, которых не было во Фьордландии уже давно. Они принесли бы своему народу мир и процветание, если бы им повезло родиться в иное время.
А Люк был непоседой. Он держался вдали от двора, и те, кто знал о его любви к Гисхильде, испытывали облегчение. Свое мужество он охлаждал со шпионами эльфийских рыцарей. Ни одна вылазка не могла быть слишком опасной для того, чтобы он на нее не решился. Говорили, что он под личиной орденского рыцаря пробрался в Гонтабу и присутствовал даже на крупном совещании высших чинов Церкви и офицеров. Он сильно вредил патрулям рыцарей. Но никогда не убивал тех, у кого на стальном нагруднике цвело Древо Крови. В народе вскоре появилось много историй о нем. Все знали, что война не будет продолжаться слишком долго, а победа фьордландцев далека как никогда. Тем более нужны были истории о маленьких победах и героях. И этим героем стал Люк, которого вскоре начали называть не иначе как эльфийским рыцарем.
Эмерелль тоже стала мягче благодаря этой нескончаемой войне. Может быть, она видела грядущее в Серебряной Чаше. Она покончила со старой враждой с некоторыми детьми альвов. Она велела искать тех, кто бежал от ее правления. Многие чувствовали, что надвигается беда, и возвращались на свою старую родину не потому, что узнали об изменившемся отношении королевы. Часто возникали споры о том, знает ли Эмерелль о предательстве Олловейна. Она ничего не говорит об этом, но я полагаю, что она знала о судьбе мастера меча и избавила его от позора раскрытия его замыслов.
Но самым большим чудом тех дней было то, что случилось в Гонтабу. Все мы ожидали, что с наступлением весны из ворот города выйдет большое войско, чтобы направиться на север, к Фирнстайну. Но рыцари окопались в крепости, хотя корабли прибывали в гавань один за другим…»
Чудо Гонтабу
— Скажите мне, что это неправда! — Лилианна была вне себя от ярости.
Никогда прежде она не сталкивалась с такой неразумностью.
Эрилгар и Игнациус молчали. Аббат, принесший это известие, враждебно смотрел на нее. То был мужчина средних лет, ухоженный, с аккуратно подстриженной бородкой и завитыми по моде длинными, до плеч волосами. Он немного напудрился. На его темно-синей сутане не было ни пылинки. Лилианна готова была поставить полк на то, что этому человеку никогда в жизни не доводилось ночевать в заснеженном поле или проходить тридцать миль пешком без передышки.
— Моя возлюбленная сестра, я не понимаю твоего недовольства. Какая может быть радость выше, чем повиновение желанию гептархов? Твои боевые подвиги у всех на устах. Наш дорогой друг Жиль де Монткальм высказал необычайное удивление, равно как и восхищение тем, что вы благодаря своей смелости завоевали крепость Гонтабу, не сделав ни единого выстрела. Все мы усмотрели в этом доказательство того, что Тьюред благосклонно смотрит на последний поход и мы благодаря его милости и поддержке можем рассчитывать на скорую победу.
Лилианна сложила руки перед грудью, словно для молитвы. Нужно собраться с силами. Это политика. Логические аргументы тут не помогут.
— У нас достаточно солдат, брат. Больше подкрепления нам не нужно. Нам нужны сапоги и униформа, палатки, порох, вяленое мясо, вьючные животные, засеянные поля. Все, чтобы поддержать армию на марше. Мы хорошо готовились на протяжении зимы. Все находится в гаванях Друсны и Фаргона. Вы ведь не можете отнять у нас корабли именно сейчас!
— Но ведь к полкам Гонтабу присоединятся самые славные полки на этой земле! — аббат говорил с набожным воодушевлением. — Как ты можешь быть такой мелочной, чтобы требовать корабли для сапог, когда тебе предлагают целую армию? И более того, ты будешь сражаться на глазах у гептархов, Лилианна. Их молитвы окрылят тебя и твоих солдат, и ты совершишь еще более славные деяния, чем захват Гонтабу.
Лилианна взглянула на Эрилгара и Игнациуса в поисках поддержки.
— Сколько же кораблей нужно нашему брату Жилю? — вежливо поинтересовался маршал ордена.
— Конечно же, все, что стоят в гавани. До нас дошли слухи, что гроссмейстер Древа Праха собрал флот из тридцати четырех кораблей и скоро отправится в море из Вилуссы. А мой господин и друг брат Жиль располагает только двадцатью семью кораблями, из которых тринадцать не годятся никуда. Конечно, вы понимаете, что верховный хранитель печати Тьюреда, то есть первый среди равных, не может уступить брату Тарквинону и прибыть сюда с меньшим флотом. Сам Тьюред наверняка был бы возмущен таким оттеснением на задний план своего старейшего слуги среди гептархов.
Лилианна ушам своим не верила. Этот лизоблюд осмелился утверждать, что мелочные интриги его господина осенены благодатью Тьюреда!
— Мы чрезвычайно рады тому, что наш дражайший брат Жиль послал своего самого преданного слугу, чтобы передать нам свои желания и заботы. Тем большей радостью для нас будет предоставить в его распоряжение наши корабли. Куда должен направиться флот?
