Деревянный Меч - Раткевич Элеонора Генриховна (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
– Я не хочу, чтобы ты мной играл! – выпалил Кенет.
– Сопляк! – Суровый воин гневно сдвинул брови и сжал в кулак лежащую на доске руку. – Разве правила игры играют фишками?
– Ничего не понимаю, – простонал в отчаянии сбитый с толку Кенет.
– А вот это правильно, правильно, малыш, – ласково пропела старенькая бабушка с безмятежно лучезарной добротой. – Вот и умница, вот и молодец. Пирожка сладенького хочешь?
Ошарашенный Кенет только головой помотал.
– Зря, – коротко бросил вельможный юноша. – Ты действительно ничего не понимаешь. Что ж, изволь. Я не игрок.
– Как и я? – не удержался от вопроса Кенет.
– По-другому, – поморщился юноша. – Я и есть игра и ее правила. Правила игры играть не могут. А вот фишки могут. Я играю ими, вместе с ними, я – это они. Все вместе и по отдельности. Теперь понял?
– Не совсем, – признался Кенет.
– Совсем нет, – поправило его ничто. – Как ты посмел назвать меня игроком? Терпеть не могу всяческих демиургов.
– Кого-кого? – не понял Кенет.
Огромный горный хребет оглушительно расхохотался.
– Тех, кто полагает, что обладает властью. Вроде этого новорожденного младенца… как там его?.. Инсанна, кажется. Тех, кто мнит себя игроками.
– Ты не можешь говорить понятнее? – взмолился Кенет.
– Я говорю понятно, – вздохнула тишина. – Но ты слышишь не все, что я говорю. И я говорю не все, что ты слышишь.
– Кажется, это я понял, – задумчиво произнес Кенет.
– Скорее всего тебе это только кажется, – возразил гадальщик по именам, небрежно потряхивая мешочком с гадальными бирками. – И не старайся понять. Просто запомни: не все слова, сказанные мной, сказаны действительно мной. Не ломай себе голову, просто прими это как данность. Этого ты все равно сейчас не поймешь, зато тебе станет понятно все остальное.
– Постараюсь, – пообещал Кенет.
– Тогда вернемся к партии, – кивнул юноша, и его тонкие пальцы струями дождя коснулись доски. – Фишки играют сами, поскольку обладают свободой воли и могут все – разумеется, в соответствии с правилами игры.
– То есть с тобой?
– Именно, – ослепительно засияла под солнцем доска. – Но, кроме правил, есть еще и мошенничество.
– Кто же мошенничает – фишки? – растерялся Кенет.
– Вот еще! – озорно рассмеялся мальчишка с поцарапанным носом. – Выйдет у них, как же! Хотя они и пытаются.
Кенет опустил голову. Вот так всегда. Только-только кажется, что ты наконец-то ухватил суть и начал понимать, а выходит, ничего-то ты и не понял.
– После поймешь, – сжалился худой смуглый маг. – Сюда посмотри.
Он снял фишку с доски… или нет? Кенет готов был поклясться, что снял, – но фишка оказалась на месте. И точно такая же фишка поблескивала в пальцах мага – да нет, не точно такая же, а она самая!
– Видишь? – кокетливо повела плечиком обворожительная девушка и ловко бросила Кенету фишку. Кенет безотчетно поймал ее на лету.
– Кажется, да, – кивнул Кенет. – Если фишка не снимается по игре, снять ее с доски невозможно.
– Верно, – спокойно подтвердил судья. – Возьми эту фишку с собой и спрячь. Когда ты ее найдешь, сам поймешь, что с ней делать.
– Когда я ее найду… – Окончания фразы Кенет не произнес. Ясно же, что спрашивать бесполезно. Понятных объяснений он не услышит.
– Возьми еще и эту. – Кенет едва не закричал, ибо Аканэ собственной рукой протягивал ему еще одну фишку. – Привяжи ее к рукояти меча. Потеряешь – уши оборву. Тебе с этим человеком еще сражаться.
– Когда? – хрипло спросил Кенет: даже после всего случившегося явление Аканэ потрясло его.
Странный Зверь, бывший одновременно всеми зверями сразу, изогнул шею.
– Когда найдешь свое место средоточия, – ответил Зверь. – Не раньше.
– А где мое место средоточия?
– Там, где ты его найдешь. – Снова перед Кенетом мелькнул облик, похожий на Аканэ, только отчего-то с синими глазами.
– Это как? – Глаза Кенета наполнились слезами.
– Где найдешь, там и будет, – последовал мгновенный ответ.
– Да, рассчитывать на что-то более внятное и думать не стоит.
– И не думай, – одобрил его кто-то, похожий одновременно на Юкенну, массаону и отца Наоки. – Лучше выпей вина на дорогу. Оно тебя согреет. У тебя ведь нет зимней одежды.
– Зимней одежды? – не поверил своим ушам Кенет.
– Оглянись вокруг, Видящий Суть. Посмотри, как блестят от инея голые черные ветви. Пока мы с тобой беседовали, осень миновала. Ты в безопасности. Твой враг ищет тебя осенью, а осенью тебя нет. Ты сбил его со следа.
– Но я же умру в горах зимой, – ужаснулся Кенет.
Старый лис задумчиво почесал задней лапой тронутое сединой ухо.
– Полагаю, не сдохнешь, – сообщил он. – Ты лучше пей, пока дают. От жратвы и питья в лесу нельзя отказываться. Кто знает, когда опять разживешься добычей?
Возле доски стоял небольшой опечатанный кувшинчик. Кенет нерешительно поднял его обеими руками и замер.
– Пей-пей, не отравлено, – ухмыльнулся базарный воришка.
Кенет сорвал печать и отхлебнул немного. У него сразу закружилась голова. Запах летней травы, и мягкие теплые губы, и голоса, много голосов, и привычная тяжесть меча, и темное, усыпанное звездами небо, и жаркое дыхание медведя, и магический огонь в руках, и еще что-то, не называемое, не могущее быть названным, но самое важное…
– Удачи тебе, – донесся до него тающий шепот.
Когда Кенет допил вино и опустил кувшинчик, он выскользнул из его руки, беззвучно разбился о сверкающий лед и исчез. На синий хайю опускались крупные медленные хлопья снега. Но ни холода, ни голода, ни жажды Кенет не испытывал.
Зато, оглядевшись вокруг, он испытал безграничное удивление: очень уж странное зрелище предстало его взору. Даже только что состоявшийся разговор не был таким странным – именно потому, что он-то по крайней мере и не мог быть иным. Окончив разговор, Кенет полагал, что и странности окончились и возвращается он в обычный мир. А вернулся он в чей-то сон, не иначе. Ни земли под ногами, ни холмов по сторонам – одно сплошное небо, равномерно затянутое облаками, не серыми и не белыми. Или, вернее, белыми – как лист бумаги в сумерках, когда его белизну не столько видишь, сколько вспоминаешь. Солнце даже не угадывается за облаками, нет яркого света, но нет и теней, свет как бы разлит в воздухе, и отвесно падающий медленный снег в этом приглушенном свечении кажется совсем темным, пока не мелькнет за ним что-нибудь черное. Только тогда мохнатые хлопья становятся белыми. Что-нибудь черное… резкие черные линии, густо наведенные тушью поверх жемчужно-серого света, и вокруг них висят, не соприкасаясь, черные точки и черточки – словно не деревья, а иероглифы растут из снега, частью ярко-черные, частью словно выцветшие, и сквозь них смутно просвечивает небо. И чем дальше, тем выше они взбираются в небо, врастая корнями в его пепельно-белое полотно. Кенет не сразу и понял, а когда уразумел, что видит деревья, у него закружилась голова: деревья, свободно восходящие в небо! Словно мир вывернулся наизнанку. Или сам Кенет все-таки повредился рассудком, из леса угодив прямо в зиму? Тяжелые редкие хлопья снега, медлительные, словно бы зависшие в воздухе, но все же падающие вниз – и устремленные вверх, улетающие, парящие деревья. И полное, нерушимое, могучее безветренное безмолвие.
