Рыцарь-Дракон - Диксон Гордон Руперт (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
Его надо было объявить и как-то положить конец битве.
В процедуре не было ничего сложного. Королевские герольды выезжали на поле боя, трубили в трубы и зачитывали соглашение; стало быть, английские и французские герольды объявят, что немедленно заключается перемирие, поскольку английский принц вернулся на сторону англичан, а дипломатические тонкости следует уладить побыстрее, пока не началась новая битва. Однако те, кто сейчас заключили соглашение, не сказали ни слова о том, что у них нет ни малейшего желания вновь доводить дело до битвы.
Проблема, впрочем, заключалась в том, что перемирие легче провозгласить, чем осуществить, и знали это все, кроме Джима.
– А в чем дело? – прошептал Джим на ухо Брайену, поскольку был единственным человеком, до которого никак не доходила суть проблемы.
Брайен склонился к уху своего друга, чтобы его ответ также был неуловим для слуха присутствующих.
– Рыцари никогда не прекратят сражения только потому, что им прикажут это сделать, – пояснил он. – Команда еще может остановить их перед битвой, но коль уж она началась, так легко ее не остановишь. А уж если кто-то почувствует, что победа близка и хватит самого ничтожного усилия, чтобы поймать ее за хвост, то тут уж и говорить о перемирии не приходится.
Джим никак не мог поверить в это, поскольку прямо на его глазах король Иоанн и граф Камберленд послали гонцов к королевским герольдам с сообщением о перемирии и прекращении битвы. Но вот до Джима понемногу стал доходить смысл слов Брайена.
Как он сказал, так все и вышло. Герольды выехали на поле боя, затрубили в трубы и провозгласили перемирие на английском и французском языках. Но те, кто по-прежнему горячо рубились на мечах и сшибались в яростных схватках, даже не собирались отвечать королевским посланцам.
Джим постепенно начал понимать, в чем тут дело. В средние века рыцари шли на войну не за тем, чтобы прекращать сражение. Они отправлялись туда, чтобы выигрывать битвы и убивать людей или, может быть – но только может быть, – быть убитыми самим. Если удача не улыбнется рыцарю, то он, возможно, и проиграет в бою. Но он никогда не отправится на войну, чтобы так, ни с того ни с сего, вложить меч в ножны и покинуть поле боя. Истина в том, что рыцарь беззастенчиво влюблен в войну. Целые зимы напролет он выслушивал, как люди клянут ее, даже те, кого он посещал, будь то дворяне, имевшие замки, или люди, державшие залы, достаточно большие, чтобы принимать гостей. Зима была периодом нетерпеливого ожидания весны, которая делает возможным то, что и придает жизни цену, – битву.
А джентльмены постоянно говорят только об одном: сколько ты можешь съесть, сколько ты можешь выпить, за сколькими женщинами стоит волочиться… Лучше уж покончить с этим побыстрее и бить баклуши. Пока с земли не сойдет снег, рыцарь не вернется к главному делу своей жизни.
– Джеймс.
Джим обернулся и увидел перед собой Каролинуса, отчего почувствовал себя виноватым. Он вспомнил, что Каролинус еще несколько минут назад сообщил ему, что им следует отойти в сторонку и побеседовать, но Джим увлекся стремительным потоком событий и совершенно запамятовал о волшебнике.
– Пойдем, – позвал Каролинус. – Никто, кроме Мальвина, не заметит, что ты ушел. А Мальвин уже заждался, когда же мы наконец уйдем.
Не дожидаясь ответа, он развернулся и двинулся вперед, прокладывая себе дорогу среди латников. Джим последовал за ним. Он с любопытством наблюдал, как латники, вроде бы даже ни о чем не подозревая, невольно отшатывались и освобождали пространство, по которому мог пройти Каролинус. Они миновали внешний круг воинов и отошли к деревьям, чтобы никто не увидел их и не подслушал их разговор.
В шаге от дерева, чья огромная крона защищала их своей тенью от лучей полуденного солнца, Каролинус остановился и обернулся к Джиму. Тот тоже остановился. Глаза наставника и ученика встретились.
– Тебе следует подумать, что делать с Мальвином, – сообщил Каролинус.
– Самое время решать.
– Что делать с Мальвином? – переспросил Джим. – Но все вроде бы прекрасно разрешилось само по себе. Поддельного принца больше нет, граф и король договорились. Осталось только остановить солдат и прекратить битву.
– Как ты понимаешь, – сухо заметил Мальвин, – это дело само собой никак не разрешится.
– В общем, да, – согласился Джим. – Но, как мне кажется, Мальвин уже сошел со сцены.
– Именно так, но только со сцены этого времени и этого места, – кивнул Каролинус. – Вопрос, что с ним делать, поскольку он принадлежит к Царству магов, остается столь же насущным, как и прежде.
– Но в таком случае не мне решать, не так ли? – парировал Джим, чувствуя себя как-то неуютно. – Я полагаю, что им займутся другие люди, или другие законы, или еще что-нибудь в этом роде.
– В некотором смысле это действительно так, – согласился Каролинус. – В первую очередь дело за Департаментом Аудиторства. Однако решение Департамента Аудиторства зависит от того, что решишь сделать ты.
– Почему? Что еще я должен решать? Что я должен делать?
– Я же сказал, – отвечал Каролинус, – ты должен сделать то, что решишь. Раньше я тебе помогал, но тут помочь не могу. Мальвина надо остановить и начать расследование, причем сделать это должен волшебник, подобный не мне, а тебе, то есть маг низшего ранга. Таковы законы тех, кто занимается магией. Дело в том, что необходимо было создать систему, которая удерживала бы магов от схваток друг с другом, поскольку опасности бы тогда подверглись все остальные Царства, составляющие этот мир, высшее и низшее пространства и их поверхность. Кое-что я могу тебе рассказать, но то, что ты услышишь, я скажу лишь затем, чтобы ты точно понял, какое именно положение ты сейчас занимаешь.
– Ну, так рассказывай, – попросил Джим.
– Охотно, – отозвался Каролинус. – Прежде всего пойми, что ты – единственный член цеха, в который входят все волшебники этого мира, владеющий нашим искусством, могущий решать, что делать с Мальвином. Как я уже сказал, его должен низложить низший. Однако низший по определению не может преуспеть в этом деле. Исключение тут может составлять лишь такой низший, который прежде учился не у другого мага в этом мире, а изучал то, что ты не называешь магией, но то, что полностью оформило мир будущего, покинутый тобой.
Джим понял.
– Ты имеешь в виду технологию?
– Если это называется именно так, то да, – ответил Каролинус. – Это необходимо, поскольку никто не разрешил бы мне помогать тебе. Даже научить тебя, как остаться в живых, когда Мальвин с помощью магии нападет на тебя, мне запрещено. Да я и знать не мог, как именно он нападет на тебя, так что от всяких случайностей я тебя защитить никак не в состоянии. Впрочем, я сообщил тебе достаточно, чтобы ты мог подняться до его ранга. Хотя, даже если бы это было разрешено, времени у нас все равно не было. Одно обучение заняло бы годы.
– Ну а технология-то тут при чем? – спросил Джим.
– С теми знаниями, которые у тебя были и без меня, – с удивительным терпением пояснил Каролинус, – ты был способен учиться самостоятельно, чего не может ни один из обучающихся магии в этом мире. Прежде всего, тебя никак не ограничивали те бессознательные привычки и убеждения, которые местные жители приобретают, даже не осознавая этого. Требуются многие годы обучения магии, чтобы человек смог отучиться от них, только после этого он может идти дальше. Ну, вот пример: обычно юному волшебнику в первую очередь приходится отучаться от чувства необъяснимого ужаса, который вызывает магия и вещи, подобные ей, – ну, способности элементалей вроде Мелюзины или мощь короля и королевы мертвых в их Царстве.
– Вот этого я не понимал, – признался Джим. – А почему я свободен от всех этих привычек и убеждений?
– Да именно потому, – ответил Каролинус, – что ты, благодаря своему знакомству с тем, что называешь технологией, привык в различных ситуациях пользоваться предметами, созданными так, что они либо доступны тебе, либо ты имеешь опыт обращения с ними, хотя и не понимаешь принципа их действия. В твоем мире, наверное, есть и те, кто понимает, как та или иная вещь работает, и даже может объяснить это, но ты просто довольствуешься тем, что принимаешь их принцип действия на веру. На самом деле ты сталкиваешься с этим каждый день, и для тебя тут нет ничего необычного. Ты смотришь на них и даже не видишь, что перед тобой чудо-машина; она для тебя не более удивительна и сложна, чем лопата или топор.
