Повелитель императоров - Кей Гай Гэвриел (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
Наконец они подошли к его двери. К двери маленького дома Боноса у стен. Один из стражников постучал вместо него, и дверь быстро открыли. Вероятно, они ждали солдат, подумал Рустем. Обыска. Управляющий не спал, выражение его лица было озабоченным, и Рустем увидел за его спиной эту девушку, Элиту, которая тоже еще бодрствовала в такой час. Он переступил порог левой ногой, пробормотал слова благодарности своим провожатым, коротко кивнул управляющему и девушке и двинулся вверх по лестнице. Сегодня ему показалось, что в ней слишком много ступеней. Он открыл дверь и вошел, перенеся через порог сначала левую ногу.
Аликсана Сарантийская сидела у открытого окна, глядя на двор внизу.
Глава 14
Разумеется, он не знал, что это именно она. Пока она не заговорила. Рустем почти спал и еле стоял на ногах и не имел ни малейшего представления, почему эта незнакомая женщина находится в его спальне. Первое, что пришло ему в голову, была бессвязная мысль о том, что это одна из знакомых Боноса. Но ведь тогда это должен был быть мальчик?
Потом ему все же показалось, что он узнал в ней пациентку, одну из тех, кто приходил к нему в самое первое утро. Но в этом тоже не было никакого смысла. Что она делает здесь сейчас? Неужели сарантийцы не имеют представления о приличиях?
Тут она встала у окна и произнесла:
— Добрый вечер, лекарь. Меня зовут Алиана. Еще сегодня утром я звалась Аликсаной.
Рустем прижался спиной к двери и захлопнул ее. У него подогнулись ноги. Его охватил ужас. Он даже не мог говорить. Она была оборванной, грязной, явно измученной и выглядела не более чем уличной нищенкой, но он ни на мгновение не усомнился в правдивости ее слов. Это голос, понял он потом. Дело было в голосе.
Она сказала:
— Меня ищут. Я не имею права подвергать тебя риску, но делаю это. Мне приходится положиться на твое сострадание к женщине, которая была твоей пациенткой — пусть и недолго, — и должна тебе сказать, что я… мне больше некуда идти. Я всю ночь пряталась от солдат. Даже в сточных канавах, но теперь они начали искать и там.
Рустем пересек комнату. Путь показался ему очень долгим. Он присел на край своей постели. Потом у него промелькнула мысль, что не годится сидеть в присутствии императрицы, и он встал. Ухватился рукой за один из столбиков, чтобы не упасть.
— Как ты… почему… почему здесь?
Она улыбнулась ему. Но на ее лице не отражалось никакого веселья. Рустема учили смотреть на людей внимательно, и теперь он посмотрел. Эта женщина уже почти исчерпала все имевшиеся у нее запасы сил. Он опустил глаза. Босые ноги, на одной ступне кровь — возможно, это укус, подумал он. Она упомянула сточные канавы. Волосы неровно острижены. Маскировка, подумал он, и его мозг снова заработал. Одежда тоже была обрезана чуть выше коленей. Глаза казались темными и пустыми, словно смотришь через глазницы внутрь черепа.
Но она улыбнулась в ответ на его бессвязный вопрос.
— В прошлый раз, доктор, ты был гораздо красноречивее, когда объяснял, почему я могу надеяться когда-нибудь зачать ребенка. Почему я здесь? Признаюсь: от отчаяния. Элита — одна из моих женщин, одна из тех, кому я доверяю. Она доносила мне на Боноса. Было полезно по понятным причинам знать, чем занимается распорядитель Сената и что он предпочел бы… скрыть.
— Элита? Одна из…
Он попал в неприятную ситуацию. Она кивнула. У нее на лбу и на щеке виднелись грязные пятна. За этой женщиной охотились. Ее муж погиб. Все эти солдаты на улицах сегодня ночью, пешие и конные, колотящие в двери, охотились за ней. Она сказала:
— Она много сообщила мне о твоем характере, доктор. И, конечно, я и сама знаю, что ты отказался выполнить приказ из Кабадха и убить царицу антов.
— Что? Я… Ты знаешь, что я… — Он снова сел.
— Доктор, с нашей стороны было бы серьезной ошибкой не знать подобных вещей, не так ли? В нашем собственном Городе? Тот купец, который привез тебе послание… ты его видел потом?
Рустем с трудом сглотнул и покачал головой.
— Не составило большого труда узнать у него все подробности. Конечно, за тобой с тех пор внимательно наблюдали. Элита сказала, что ты был очень недоволен, когда ушел купец. Тебе не нравится идея убийства, правда?
Они за ним следили, все время. И что случилось с тем человеком, который привез послание? Ему не хотелось спрашивать.
— Идея убийства? Конечно, не нравится, — ответил Рустем. — Я целитель.
— Так ты прикроешь меня? — спросила женщина. — Они очень скоро будут здесь.
— Как я могу?..
— Они меня не узнают. Сегодня ночью их слабость в том, что большая часть этих людей не имеет представления, как выглядит императрица. Если меня не предадут, они смогут найти только тех женщин, которые, по их мнению, окажутся не на своем месте, и уведут их для допроса. Они меня не узнают. В таком виде, как сейчас.
Она снова улыбнулась. Эта мрачная пустота. Ввалившиеся глаза.
— Ты ведь понимаешь, — тихо сказала женщина у окна, — что Стилиана прикажет выколоть мне глаза, вырвать язык и ноздри, потом отдаст всем, кто пожелает, в неких подземельях, а потом прикажет сжечь меня заживо. Для нее нет ничего важнее этого сейчас.
Рустем вспомнил аристократичную светловолосую женщину, стоящую рядом со стратигом на свадьбе, куда он попал в первый день после приезда.
— Она теперь императрица? — спросил он. Женщина ответила:
— Станет сегодня ночью или завтра. Пока я не убью ее и ее брата. После этого я могу умереть и позволить богу судить мою жизнь и мои деяния, как он пожелает.
Рустем долго смотрел на нее. Теперь он вспомнил ее более отчетливо, по мере возвращения способности мыслить рационально и некоторой доли самообладания. Она действительно пришла к нему в то первое утро, когда они с домашними слугами поспешно превратили первый этаж в приемную. Женщина из простонародья, подумал он тогда, и предусмотрительно проверил, может ли она позволить себе заплатить, прежде чем впустить и осмотреть ее. Ее голос… был тогда другим. Конечно, другим.
Люди на западе, как и его собственный народ, не слишком разбирались в зачатии и рождении детей. Только в Афганистане Рустем кое-что узнал — достаточно, чтобы понять, что причиной бесплодия иногда является муж, а не жена. Мужчины на западе и в его собственной стране не были склонны этому верить, разумеется.
Но Рустем не испытывал смущения, объясняя это приходящим к нему женщинам. А что они делали потом с этой информацией, было не его заботой, не его бременем.
Эта женщина из простонародья, — бывшая на самом деле императрицей Сарантия, — оказалась одной из таких женщин. И она вовсе не выглядела удивленной после его вопросов и осмотра, когда он сказал ей то, что сказал.
Пристально всмотревшись, лекарь в Рустеме был снова потрясен тем, что увидел: той полной, жестокой непреклонностью, с которой женщина держала себя в руках, на фоне откровенного равнодушия, с которым она описывала собственную смерть и убийства. Он подумал, что она на грани срыва.
— Кто знает, что ты здесь? — спросил он.
— Элита. Я перелезла через стену внутреннего двора, потом забралась в эту комнату. Она обнаружила меня здесь, когда пришла развести у тебя огонь. Я знала, конечно, что она спит здесь. Прости меня за это. Я должна была рассчитывать на то, что она придет зажечь здесь очаг. Меня бы уже схватили, если бы пришел кто-то другой. И схватят сейчас, если ты закричишь, понимаешь?
— Ты перелезла через стену? Эта улыбка улыбкой не была.
— Лекарь, тебе не надо знать того, что я делала и где была сегодня днем и ночью.
И через мгновение она впервые произнесла:
— Прошу тебя.
Императрица не должна так говорить, подумал Рустем, но не успел ничего сказать, так как в это мгновение они оба услышали, даже здесь, наверху, стук кулаков о входную дверь, и в окно Рустем увидел огни факелов в саду и услышал голоса.
Декурион Экод Сорийский, ветеран Второго аморийского легиона, профессиональный солдат, ясно сознавал, даже в суете этой ночи и после двух чаш вина, которые он опрометчиво согласился принять после обыска в доме его земляка из южных земель, что в доме сенатора надо вести себя сдержанно. Он и своих людей заставлял вести себя так же, несмотря на то, что они спешили и были расстроены, а награду им обещали огромную.
