Глазами Странника (СИ) - Элдер Алеф (книги хорошего качества .txt) 📗
Подивился Вараил красноречию девицы, но утомлять расспросами не стал, ибо хоть и храбрилась она, но голос ее дрожал, и легкий ветерок, казалось, мог повалить обессиленное тельце. Вараил представился и поделился водой, но, когда гостья, получив ответ о нахождении Берхаима, хотела немедля продолжить путь, остановил ее.
- Я выполнил одну и наипростейшую из ваших просьб, но другую, а именно прошение отпустить вас на верную гибель, осуществить не могу.
- Добрые слова доброго человека, - сказала Хиенайя. - Но не кручиньтесь и меня не поминайте, я же слово доброе каждый день буду держать о вас, быть может, правой тропе моей поспешествует солнце, и лучам его благодатным не раз еще улыбнусь я.
- У верблюда моего два горба, так пусть сначала снесет зверь одну ношу, а затем вторую, - незаметно для самого себя речевыми оборотами Вараил стал уподобляться Хиенайе. - Я слышал, на границе Аунвархата и жгучих песков Белраха живут отшельники, помогающие путникам. Там я продолжу путь пешим, вы же наполните меха, заберете верблюда и поедете в Берхаим.
На том и порешили, Хиенайя долго и красочно изливала благодарность, но после многословия сделалась молчаливой, и Вараил предположил, виной тому служило утомление. Отдыхать девушка отказалась, она противилась и предложению ехать верхом и, к удивлению Вараила, ее близости сторонилась и сама обыкновенно безропотная скотина. Ответом его удивлению Хиенайя расплакалась и лила слезы столь долго, что Вараил неоднократно успел пожалеть, что вызвал это горе, она же, перемежая рассказ горшими всхлипами, ответствовала так:
- Мыслится мне, знает зверь златой о зле, меня одолевшем. Да обратятся трухою кости мои черные, и не быть им золотистым песком, ибо злодеяние мной свершенное в крови моей до смерти и в душе - навеки. И таковое зло мое: не одна я окаянная свой прах в песках влачила в часы недоли, был со мной друг вернейший, верблюд мой. И так иссушилось сердце мое, что обернулась я зверем и, забыв себя самое, к плоти его уста приложила.
Большого злодеяния в ее поступке Вараил не усмотрел, и Храпун, по-видимому, исповедью также был удовлетворен, поскольку отныне обществу Хиенайи не противился.
Темное время суток посвятили дороге, в продолжение которой Хиенайя выказала стойкость делающую честь любому матерому кочевнику. Обходилась она удивительно малым количеством воды, сушеным фруктам предпочла вяленое мясо, но съела столь малый кусочек, которым не насытился бы и ребенок.
Когда золотая ладья вновь поднялась выше уровня глаз, и Вараил установил дарующий спасительную тень шатер, Хиенайя ото сна отказалась, заявив, что выспалась на верблюде. Отказ Вараил объяснил себе скромностью девицы, но, чтобы уберечь ее от губительного полуденного света, сказал, и не солгал, что желает поговорить с ней, поскольку, быть может, она последний человек, которого он видит в этой жизни. При том он сказался слишком усталым минувшими днями, чтобы вести разговор под горячим небом. Слова эти достигли нежного сердца Хиенайи. Оказавшись в шатре, Вараил начал разговор следующей прелюдией:
- Хиенайя, мне почему-то кажется, с тобой я могу говорить открыто, без обиняков и недомолвок, ты все поймешь, не осудишь, не посмеешься.
- Я твоя гостья, Вараил, и твоя должница, но и не будь я обязана тебе жизнью, речи твои я выслушала бы с превеликим удовольствием, не пропустив и единого слова, ибо слушать я люблю больше, нежели говорить. Судить же и рядить я никого не берусь, ибо единственный человек, применительно к которому у меня есть права - это я сама.
Подивился Вараил мудрости слов гостьи и сказал:
- Чтобы защитить дом, я отдалился от него на тысячу верст. Сейчас я не уверен в правильности своего решения, ведь оставшись дома, я мог бы сделать больше, чем сделал до сих пор, его покинув. Говоря по чести, я еще ничего не достиг и, если мой поход не завершится успехом, вся затея окажется ребячеством, глупостью, что принесла только боль и разочарование. Не помню, сколько дней длится путешествие, которое я себе выбрал, но, лишь покинув Берхаим, я почувствовал близость смерти. Раньше я полагал, что не боюсь умереть, но только потому, что до конца не верил, будто и в самом деле такое вероятно. Говорят, когда дети осознают, что могут умереть, они становятся взрослыми. Возможно, я повзрослел? Если так, каким же я был наивным, когда считал, что у взрослых меньше страхов. Дети боятся темноты, одиночества и много чего еще, но все их страхи скоропреходящие, страхи же взрослых людей следуют за ними по пятам, нередко встречая старость и сопровождая до смерти. Страх помогает нам жить, он ограничивает наше безрассудство рассудительностью и не позволяет шагнуть в пропасть. Сейчас я к этой пропасти приближаюсь, и страх мой растет, потому как я не вижу возможности выжить, шагнув в нее. - Вараил помолчал. - Прости, Хиенайя, мой рассказ получился беспорядочным, но и мысли в моей голове сейчас сражаются меж собой за право взобраться на кончик языка.
Хиенайя развязала ленты ткани, скрывающие лицо. У нее оказались полные губы, прямой нос и мягкий подбородок, большие карие глаза были одного цвета с волосами, а острые скулы придавали всему облику царственный вид. Показав лицо, тем самым она ответила открытости Вараила.
- Ты пребываешь в растерянности, - подытожила она, - и в том нет ничего удивительного, ибо, бредя по дороге жизни, ты оказался на перепутье. Одна тропа тебе хорошо видна, она вьется по зелени цветущих лугов, другая сокрыта туманом и поросла терниями - там, среди оврагов и лощин есть то, чего ты жаждешь. Коль можешь это взять - возьми. Не следуй проторенной тропой из малодушия, но и не продирайся через тернии из упрямства. Ты сделал выбор и забрался глубоко в чащу, но, если понимаешь, что не пройдешь, выбирайся назад, но не из страха, а по разумному суждению, ибо людские размышления о необходимости бояться - лишь попытка оправдать слабость духа.
- Мне не пройти, - признался Вараил. - Я всегда понимал, что не смогу этого сделать. Но меня позвали, и я все еще надеюсь, что дебри сами расступятся предо мною.
- Оправдан ли риск?
- Да.
- Тогда более ни в чем не сомневайся.
Сбросив бремя волнения, Вараил сразу почувствовал усталость, мысли его упорядочились, а глаза стали смежаться. Он продолжал беседу, расспрашивая Хиенайю о доме, стремлениях и мечтах, хотя сам почти не слышал ответов. Видя, что собеседник из вежливости старательно пытается скрыть борьбу со сном, Хиенайя просила разрешения ненадолго отлучиться. Стоило верблюжьей шкуре опуститься за ее спиной, Вараил провалился в сон. Ему снились белые глаза, они лучились светом и разгоняли тьму. Когда глаза закрылись, он проснулся, мгновенно забыв о виденном сне.
Он лежал на выделанных шкурах, даже не сняв доспехов - такова была его усталость, а над ним нависала Хиенайя. И хотя их лица отделяло не более двух пядей, прежде чем глаза Вараила опознали девушку, он почувствовал ее присутствие и вздрогнул.
- Прости, что разбудила.
- Ничего страшного, я выспался.
- Но ведь ты только что уснул.
Вараил помедлил с ответом. Происходящее вдруг показалось неправдоподобным. Почему Хиенайя вернулась в шатер, едва он заснул? Нет, ответ на этот вопрос может быть каким угодно, было что-то другое. Тишина продлилась еще немного. Вараил поднялся на ноги - он давно не спал в тишине.
- Что случилось? - озабоченно спросила Хиенайя, видя тревогу на его лице. Вараил высвободил меч из ножен, которые так и не снял перед сном, одернул полог шатра и приказал:
- Оставайся здесь.
Ему не потребовалось много времени, чтобы установить причину тишины. Храпун лежал на боку и, подойдя ближе, Вараил увидел, как из разорванного горла животного сочится кровь. Вокруг него, на песчаной равнине не виднелись вдали хищные звери, на песке же помимо копыт верблюда отпечатались только сапоги Вараила и сандалии Хиенайи. Не убирая меча, Вараил обернулся. Стены шатра встрепенулись, полог приподнялся, и вдоль шкур проползла длинная мохнатая рука, за ней под свет божий выбралось все создание. Головою кошка, телом гиена, задними ногами осел. Но самым жутким в ее облике было лицо, именно лицо, а не морда, поскольку хоть тело Хиенайи изменилось до неузнаваемости, поросшее серой шерстью с бурыми пятнами лицо все же сохранило человеческий вид. Она была гулей, джиннией земли, коим на равных с глупыми кутрубами-гигантами дозволили рошъяра остаться в Яраиле, им завладев.
