Темный день. (Дилогия) - Рут Алла ( Сербжинская Ирина) (книги без регистрации бесплатно полностью .txt) 📗
— Мороки? — бестактно удивился конь Отважного рыцаря. — С чего бы это? Вот была бы ты привидением, тогда они бы пленились. А так…
Правдолюбец не удержался.
— Скажу правду: твоей красотой их пленить не удастся! Посмотри на себя: ты вся в каких-то пятнах!
Юная дева вспыхнула.
— Неуклюжий мальчишка, что служил в лавке Дадалиона, капнул на меня горячим воском! А ведь я предупреждала его, чтоб он ставил свечи подальше от карт!
— Скажу правду…
Тохта не выдержал: быстро схватил карту с Правдолюбцем и засунул под камень.
— Давно пора его повесить, — сердито пробурчал Повешенный. — Ладно, чего время-то терять? Айда к морокам! Все веселей, чем на веревке болтаться!
— Айда, — согласился кобольд, делая вид, что не слышит криков из-под камня. — Стражей-мороков берите на себя, а я, тем временем вокруг пошарю, посмотрю, что к чему.
Он утер лапой нос.
— Магией на территории монастыря пользоваться нельзя, ну, да я и без магии… нам, кобольдам, она ни к чему!
— Не лучше ли обнажить мечи и в честном открытом бою помериться силами? — вскричал Отважный рыцарь и снова замахал мечом. — Я давал обет…
— Кстати, об обетах, — вмешался Мудрец. — Слышал я об одном рыцаре, который дал обет не подстригать бороды, пока не сразится с чудовищем и не победит его.
— Прекрасный обет! — горячо воскликнул Отважный рыцарь.
— Да, но с чудовищами в той стране было негусто, так что когда рыцарь отыскал его и бросился в бой, то запутался в собственной бороде, упал и сломал шею.
Другой благородный рыцарь дал обет по пятницам не задавать корм своему коню, пока…
Конь, услыхав такое, возмущенно топнул ногой, а все остальные изображения загалдели так, что в ушах зазвенело.
— Повесить бы вас всех, — пробурчал Повешенный и отвернулся.
Тохта понял, что пора брать дело в свои лапы.
— Всем молчать! — строго скомандовал он. — Потом поругаетесь, а сейчас идем к морокам!
Вытащил из-под камня Правдолюбца, вернул его в колоду, и побежал по тропинке по направлению к стене, над которой парили стражи-мороки.
План Тохта продумал до мелочей.
На кобольда, трусившего мимо стены, мороки никакого внимания не обратили: мало ли кому по каким делам понадобилось рядом пробежать?
Тохта очень надеялся, что кто-нибудь из стражей, лениво паривших над монастырской стеной, разглядит уголок карточной колоды, которая выглядывала у него из кармана, но мороки, тролль бы их сожрал, как на беду, уставились в другую сторону. Ну, что бы будешь с ними делать?! Не станешь же сто раз туда-сюда носиться: мороки подозрительны, вмиг заподозрят неладное!
Пришлось останавливаться и делать вид, что блохи одолели. Тохта уселся на тропинку и принялся с ожесточением чесаться, вполголоса кляня наглую блоху: когда не надо, она в шерсти так и скачет, а когда для дела нужно: притаилась — и молчок!
Чесался он так яростно, что карточная колода сама собой выскользнула из кармана и шлепнулась на землю. Мороки беспокойно заколыхались.
— Кобольд, эй, кобольд! — окликнул Тохту один их них, подлетая ближе. Голос у него оказался скрипучим, как у несмазанной двери.
— Это что у тебя? Карты? Давненько нам не доводилось…
Ну, наконец-то!
Тохта, не торопясь, собрал колоду.
— Они самые. Люблю иной раз с приятелем перекинуться.
Правдолюбец попытался было что-то сказать, но Тохта ловко щелкнул его по лбу и тот умолк.
Подлетел второй морок.
— Карты… — алчно произнес он. В белых глазах его вспыхнуло нетерпение.
— Может, сыграть хотите? — небрежно предложил кобольд. — А, — тут же спохватился он. — Да вы, никак на службе? Понятно… ладно, пора мне. Желаю процветания!
И он потрусил прочь. Бежал медленно, еле лапы переставляя. Успел добежать до камня, тут-то и услышал.
— Кобольд! Эй, кобольд! Стой!
В голосе морока слышался еле сдерживаемый азарт.
Тохта поздравил себя с успехом и повернул обратно.
Это было самым сложным делом, а уж обежать кругом монастырскую стену, выбрать местечко, подальше от мороков и сделать подкоп под стеной — это такая пустяковина, о которой и говорить не стоит.
…Все это Тохта изложил Дарину самым небрежным тоном. На самом деле, с подкопом пришлось здорово попыхтеть: каменистая почва поддавалась плохо, и времени на это ушло гораздо больше, чем он предполагал. Копать он начал, когда только-только смеркаться стало, а когда закончил — луна уж на небо выкатилась да и поплыла себе над лесами, горами да равнинами. Но говорить об этом кобольд не стал, вместо этого прокрался вместе с Дарином в дальний уголок сада, раздвинул кусты и показал прекрасно вырытую нору, верней подкоп под стену. Первым туда сунулся раб Басиняда: Тохта еле сдержался, чтоб за ногу его не цапнуть. Пробовал было намекнуть Дарину, что неплохо было бы раба в монастыре оставить, но Дарин не согласился, а спорить с ним было некогда: серебряный диск луны понемногу стал уменьшаться: наступало лунное затмение. Поэтому кобольд ограничился лишь тем, что щелкнул зубами и пробурчал:
— Сначала я полезу, после — ты, — он ткнул лапой в сторону Дарина. — А уж потом тот, кого не мешало бы вурдалакам при случае скормить…
Басиянда оробел. Он опасался Тохту и старался держаться от него подальше.
— За что, господин кобольд?
Тот не ответил и раб, оглянувшись по сторонам, боязливо поинтересовался:
— А разве у вас и вурдалаки водятся?
Тохту внезапно обуяла подозрительная словоохотливость.
— Водятся, как же! В Лутаку они, конечно, не заходят, но по окрестностям промышляют. Вот если, к примеру, отвезти тебя от монастыря подальше да бросить одного, они вмиг тебя учуют! Вурдалаки свежее-то мясо не очень любят, поэтому они…
— Ну, хватит, Тохта! — решительно перебил его Дарин и кобольд, ухмыльнувшись во всю пасть, нырнул в подкоп.
… Вряд ли монахи, накладывая на свою территорию хитроумные заклинания, нейтрализующие чужую магию, могли предполагать, что два пациента покинут монастырь столь примитивны и далеким от магии способом: через подкоп, вырытый кобольдом.
Мороки, бдительные и неподкупные стражи, все еще играли в карты, выделяясь в темноте белыми пятнами. Слышны были их скрипучие голоса, да гневные восклицания Правдолюбца, который громко грозил вывести кого-то из игроков на чистую воду: при игре все мороки страшно жульничали.
Тохта ловко выскочил из-под стены, отряхнулся, проскользнул сквозь заросли шиповника, что росли возле стены и юркнул за большой камень-валун. Сквозь кусты кобольды умели пробираться так, что ни одна веточка, ни один сучок не хрустнет. Чего, конечно, никак нельзя было сказать о людях: ни Дарин, ни Басиняда бесшумно прокрадываться сквозь кусты не умели, так что Тохта от волнения едва собственный хвост не съел, пока эти двое возились возле подкопа и шумели, как полоумные гоблины.
— Господин, — пролепетал Басиянда, плюхнувшись рядом с Тохтой. — Господин, мы на свободе?
— Кажется, да, — вполголоса ответил Дарин, тревожно набюдая за мороками. — Но если ты сейчас хоть слово скажешь про ужин, то я тебя…
Басиянда замотал головой.
— Как можно! Я понимаю, что трапезу разумно на более позднее время отложить, — рассудительно промолвил он. — Я лишь спросить хотел: отчего же остальным, тем, что в монастыре томятся, не приходит в голову подкоп сделать?
Тохта закатил глаза:
— Каменистая почва, тупоголовый детеныш тролля! Людям кирка да лопата потребуется! А уж времени сколько на это уйдет! Да и мороки — думаешь, не заметят, если кто-то у стены возиться будет? Вмиг монахам доложат!
— Но как же ты, господин кобольд? Ты же смог?
Тохта сверкнул глазами.
— Вот именно потому, что я — кобольд!
Раб хотел сказать еще что-то, но Дарин оборвал его:
— Басиянда, ты холодными обливаниями полечиться не желаешь? Нет? Тогда ноги в руки — и бегом отсюда, пока брат Чивага тревогу не поднял!
Они стремглав бежал по тропинке, которая то петляла между камнями, то вела вниз, то карабкалась вверх. Впереди скакал кобольд, почти неразличимый в темноте — сумерки становились все гуще, все непроглядней. С резким писком проносились над бегущими стремительные летучие мыши и каждый раз Басиянда испуганно втягивал голову в плечи. Диск луны все уменьшался и Дарин, поглядывая на черное небо, от души надеялся, что сейчас в Лутаке чародей Попуций вот-вот начнет творить свое заклинание.
