Осторожно, женское фэнтези - Шевченко Ирина (список книг txt) 📗
— А я поеду, — решила Мэг. Допила чай и бросилась догонять Норвуда.
Похоже, и в эти выходные меня все бросили.
Нового приступа я не боялась, но настроение испортилось. Наверное, я отвыкла быть одна. Раньше мне это нравилось: тишина, покой, можно почитать или подумать о чем-нибудь отвлеченном. Но об отвлеченном в свете последних событий не думалось, а почитать можно было только учебники или книги о драконах, которые я до сих пор не сдала в библиотеку.
Или ту, что дал Грин. Ту, которая «Эдварду. С теплом и нежностью»… Может, Камилла все подарки так подписывала? С теплом. Что такого в тепле? И в нежности, если подумать… А книгу нужно вернуть. И доктора предупредить, что с понедельника меня не будет в лечебнице. А еще я чашку разбила, а они у него и без меня долго не живут.
В общем, я нашла, как убить время до тренировки.
Уже на крыльце лечебницы поняла, какая это глупость, и понадеялась, что доктор для разнообразия решил отдохнуть в выходной, но дежурная сестра сообщила мне, что сегодня чуда не свершилось. Однако в кабинете заведующего не оказалось, и я вздохнула с облегчением. Я не умею извиняться. А так и совесть чиста, и самолюбие не пострадает…
Не пострадало бы, успей я вовремя уйти.
— Доброго дня, Бет, — раздалось у меня за спиной в тот момент, когда я, крадучись, выбралась из кабинета и прикрыла за собой дверь.
Я медленно развернулась.
— Здравствуйте, доктор.
— Не ожидал увидеть вас сегодня, а то побрился бы, — он демонстративно потер подбородок.
— Я проходила мимо и решила вернуть вашу книгу, — сказала я, силясь не смотреть в смеющиеся серые глаза.
— Случайно проходили мимо с моей книгой?
— Почти так… Я оставила ее на столе.
— Да? — Грин толкнул дверь и заглянул в кабинет. — Хм… Книгу вижу. А на ней стоит какая-то чашка. Не знаете, что она там делает?
— Стоит, как вы заметили, — я нервно передернула плечами. Не умеешь извиняться — лучше и не берись.
— И почему она там стоит?
— Потому что у нее плоское донце. Иначе скатилась бы на пол.
— Логично, — кивнул доктор. — Но знаете, что меня смущает? Это совершенно незнакомая мне чашка.
— Хотите, чтобы я представила вас друг другу? — спросила я раздраженно. Вот что за человек! Стоит чашка — пусть себе стоит. Нет же, прицепился!
— Хотя бы скажите, откуда она взялась, — ухмыльнулся Грин.
— А вы не догадываетесь? — разозлилась я. — Я ее принесла. Вместо той, которую разбила. Хотела извиниться. Если считаете, что это смешно, — смейтесь. Но, сделайте одолжение, после того как я уйду.
Развернулась и пошла по коридору, гордо задрав голову.
— Бет!
Остановилась.
— Я не смеялся. И не собирался, правда. Задержитесь? На чай?
— Нет. У меня много дел.
— Жаль. Тогда в понедельник? Я разрешу вам пить из моей новой чашки.
Заманчивое предложение, но я покачала головой:
— С понедельника я буду заниматься с группой третьекурсников. Моя внеурочная практика в лечебнице затянулась.
— Значит, вы зашли попрощаться?
До того как он спросил, я не думала об этом так. Но получалось, что…
— Нет, конечно! Я все равно буду заходить к леди Пенелопе. И к вам. Я же вам еще нужна?
Боже, надо же ляпнуть такое!
— Нужны.
— Как мышь, — добавила я и почувствовала себя еще глупее.
— Я понял, — без тени насмешки сказал Грин. — Тогда… До свидания, Бет?
— До свидания, доктор.
Все-таки выставила себя не слишком умной девушкой.
Шоколадный торт этого не исправил, но было вкусно. Хотя и не стоило так наедаться перед тренировкой.
Впрочем, с тренировкой не сложилось отнюдь не из-за моего обжорства: Саймон неважно себя чувствовал. Мучился с утра головной болью и винил в этом эльфийские вина. Выпил он немного, но неписаное правило всех застолий «Главное — не смешивать!» актуально в любом мире, а боевик, по его признанию, попробовал несколько сортов.
Я размялась на тренажерах, попинала набитого опилками болвана. Обычно и этого хватало, чтобы прочистить мозги, но сегодня не помогло. Сегодня и мысли были другие, и тревоги. Не из-за библиотекаря. Или не только из-за библиотекаря. И лучше было совсем не думать об этом. Занимаясь самокопанием, можно отрыть в себе такое, что потом при всем желании не получится закопать снова: чем глубже станешь прятать его, тем больше будет дыра, которую оно прогрызет в душе, вырываясь наружу. А мне дырявая душа не нужна, хватит того, что гордость в заплатах.
Эклеры этого не лечат, так же как и шоколадные торты, но по пути в общежитие я опять заглянула в кондитерскую. Вернувшаяся поздним вечером Маргарита увидела лишь пустую коробку, а рядом с ней — грустную меня. К тому времени я успела диагностировать у себя нервную булимию, сломать ноготь о дверцу шкафчика, в котором соседка хранила стратегический запас сладостей, и смириться с тем, что жизнь кончена.
Но оказалось, что не жизнь, а всего лишь еще один день.
Следующий обещал быть лучше.
Мэг простила мне взлом шкафчика и приготовила отвар, после которого меня перестало мутить и снова захотелось жить и есть. Жить я решила вопреки всему, а есть — поменьше.
Сибил вообще есть не собиралась. Когда мы зашли за ней, чтобы вместе пойти на завтрак, даже не открыла. Пробубнила через дверь, что еще спит.
— Во сколько она вчера вернулась? — строго спросила меня Мэг.
Я пожала плечами. Тут себя не контролируешь, где уж за другими следить? В результате всю дорогу до столовой слушала, какая я безответственная, и мысленно соглашалась. И правда, нужно было хотя бы убедиться вечером, что подружка не осталась у своего некроманта. Но она ведь не осталась? Значит, все в порядке.
Однако к обеду Сибил снова не вышла. Снова, не открывая, бормотала что-то об усталости и бессовестных нас, не дающих ей отоспаться.
— Она не спит, — нахмурилась Мэг, втянув носом воздух у двери. — Она страдает.
— Сандал?
— Хуже. Гвоздика.
Я принюхалась. Гвоздика и базилик — хуже некуда.
— Будем ломать дверь, — решительно заявила подруга.
— Будем, — согласилась я.
Ключ консьержка не даст, хоть полдня ее упрашивай, — уже проверено. А дверь потом всего за час починят. И это проверено. Как и то, что, если Сибил вовремя не растормошить, гвоздика сменится горьким мандарином и страдания затянутся на две недели. А то и на три.
Я в оба конца оглядела пустой коридор, подобрала юбки и примерилась пяткой к замочной скважине.
Хватило одного удара. И Саймон еще говорит, что у меня слабые ноги?
Но гордиться собой было некогда, ибо страдания Сибил уже перешли в активную фазу.
Со стороны активная фаза смотрелась довольно пассивно: окна зашторены, под чашечкой с ароматическими маслами горит короткая толстая свечка, провидица на полу в позе увядшего лотоса, — но после трех лет общения с Сибил нас с Мэг не обмануть иллюзией медитативного покоя.
— Элси, окно, — скомандовала деятельная соседка.
Я отдернула шторы, впуская в комнату дневной свет, и распахнула створки, чтобы со светом впустить еще и воздух, свежий и холодный.
По полу потянуло, но Сибил лишь съежилась сильнее.
— Платье, — одними губами шепнула мне Мэг.
Платье, которое мы с ней с почтительным страхом именовали Тем Самым Платьем или Тем Жутким Платьем, красочнее иных атрибутов характеризовало глубину готовившейся поглотить Сибил бездны отчаяния. Бесформенная серая хламида с треугольным вырезом и широкими рукавами надевалась по исключительно трагичным поводам, и, как показывала практика, после того как провидица облачалась в этот наряд, шоколад и алкоголь теряли свою волшебную силу.
Все это: свечи, благовония и Жуткое Платье — смотрелось театрализованным представлением, но мы с Мэгги знали, что Сибил не притворяется. Она действительно страдала и, будучи натурой творческой, нуждалась в соответствующем антураже. Нам оставалось только принять правила, оградить любимую подругу от жестокого мира и запастись терпением, потому как процесс примирения Сибил с миром — дело небыстрое.
