Погасить Черное Пламя - Гинзбург Мария (серия книг txt, fb2) 📗
– Я знаю, – сказал Рингрин.
Подошли Зигфрид и Глиргвай.
– Что с Лайтондом? – спросила эльфка.
Рингрин молчал. Ответ был очевиден из ауры Верховного мага Фейре, и было странно, почему Глиргвай до сих пор не заметила этого. Если бы не фейерверк, который она только что устроила, можно было бы подумать, что ее способности к управлению Чи еще слабее, чем у принца. Глаза оборотня сузились – уж он-то чуял все. Вертикальные зрачки задрожали, словно взбешенные змеи.
Владислав закончил с Искандером. Врач на заплетающихся ногах приблизился к Лайтонду. По дороге споткнулся о парадный, украшенный рубинами панцирь, который Черное Пламя носил, пребывая в человеческом облике, и чуть не упал снова. Рингрин заметил, что лицо его расцарапано – мандеречен, видимо, поранился, когда рухнул под ударом Глиргвай.
Владислав присел рядом с Лайтондом, потрогал пульс, заглянул в застывшие зрачки. С трудом сглотнул и произнес:
– Он мертв.
«И мы тоже», подумал Радагаст, державший Искандера. Бывший начальник императорских гвардейцев бессмысленно улыбался. Радагаст хорошо относился к нему, но в этот миг палач прикинул, удастся ли ему прорваться к потайному выходу, закрываясь телом Сандро. Сидхи и так не испытывали к сообщникам теплых чувств; а теперь, когда Искандер убил их предводителя, мандречены были обречены.
– Не может быть, – тихо, безнадежно сказал Рингрин. – На теле нет ран, ну разве кроме этой. Не может жизнь покинуть тело сквозь такую крохотную дырочку!
– Иногда волшебники умирают от своей магии, – заметил Зигфрид. – Если Владислав говорит, что Лайтонд мертв, значит, так оно и есть. Врачи не ошибаются.
– Рингрин, мы не можем помочь ему, – добавила Глиргвай очень спокойно и даже ласково, и вдруг добавила всплывшую в памяти фразу. – А отсюда надо убираться. Чем дальше, тем лучше.
Радагаст тут же поднялся и потащил Искандера к выходу. Тот был спрятан в дальней стене сокровищницы, за настенной малахитовой плитой. На плите находился позолоченный барельеф, изображавший Жар-птицу, ошибиться было сложно. Владислав помогал палачу, придерживая Искандера с другой стороны. Зигфрид обнял Глиргвай за талию, и аккуратно поцеловал эльфку в уголок глаза. Она плакала, тихо, не всхлипывая – кроме оборотня, этого никто и не заметил.
– Лайтонд очень устал от всего этого, – негромко сказал Зигфрид, целуя Глиргвай. – Он сделал то, что должен был, и погиб, как герой. Он заслужил право на отдых.
Парочка последовала за мандреченами, которые угрюмо топтались под хвостом былинной птицы. Поднять плиту без помощи магии было невозможно.
Рингрин провел ладонью по лицу друга, опуская веки. Принц чувствовал, что плачет, и отвернулся, чтобы ни друзья, ни случайные соратники не видели его слабости. Несмотря ни на что, Рингрин оставался принцем темных эльфов.
Дракон был мертв. Но друг Рингрина, тот, вместе с которым прошла юность и бок о бок проделан этот длинный, страшный путь, лежал перед ним – недвижимый и бездыханный.
Вдруг Рингрину вспомнилась фраза, которую сказал Марфор, оказавшись лицом к лицу с химмельриттером в яме. Принц был, пожалуй, единственным кроме Змееслава, кто слышал ее – от страха и возбуждения у Рингрина тогда до невозможности обострился слух.
«Все в этой жизни имеет свою цену. Но я не думал, что она будет так высока…».
Заскрипел подъемный механизм плиты – Зигфрид открыл выход небрежным щелчком пальца.
– Рин, пойдем, – окликнула принца Глиргвай.
Принц темных эльфов бросил последний взгляд на прозрачно-желтое, словно восковое, лицо Лайтонда. Оно было мокрым от слез, словно мертвец тоже плакал. Рингрин осторожно выпустил голову Верховного мага Фейре, и она с глухим стуком ударилась о ковер из драгоценностей, покрывавший пол сокровищницы. Темный эльф похлопал по карманам Лайтонда и вытащил оттуда черный нефритовый браслет. Затем принц двинулся вдоль хребта мертвого дракона к черному рту тайного хода, уже поглотившего его друзей.
Проход оказался узким. Низкие, очень широкие и неудобные ступени были вырублены в скале и вели куда-то вниз. Заговорщикам пришлось перестроиться. Первыми двигался Владислав, который тащил еще не пришедшего в себя после дозы морфия Искандера. За ними шли Радагаст и Глиргвай. Замыкали процессию Зигфрид и Рингрин.
Как и во всем замке, на стенах потайного хода висели магические светильники, заработавшие при появлении беглецов. Правда, горели они слабее, а расстояние между ними было побольше. Большую часть пути заговорщикам предстояло проделать в полумраке.
– Я плохой принц, – сказал Рингрин.
Серые стены съели звук его голоса. Принца услышал только Зигфрид.
– Немного я знал королей или принцев, сделавших для своей страны то же, что и ты, – возразил бывший химмельриттер. – Правители в трудные времена больше горазды в своих замках отсиживаться, а ты совсем наоборот. Погляди, куда добрался и кого убил.
– Мы победили Черное пламя все вместе. Иначе не получилось бы. Я не должен был плакать.
– Не плачут только бёзмюли, – заметил бывший химмельриттер. – Но все же, не стоит так расстраиваться. Я забыл, как называется ваша Валгалла, но вы обязательно встретитесь там с Лайтондом.
Рингрин очень печально улыбнулся:
– В том-то и дело, что нет.
– Почему же? – удивился Зигфрид. – Вы оба – храбрые воины.
– У вас есть бог… ненавистный враг главного бога?
– Да, есть, – кивнул оборотень. – Локи не бог, он великан, но по могуществу он равен богам.
– У него есть свое царство?
– Ну, не то чтобы. Локи родом из Ётунхейма, там живут и другие великаны, кроме него… Но у него есть собственная земля, да.
– Когда наш Локи поругался с нашим верховным богом, мы, темные эльфы, выбрали его, – сообщил Рингрин. – Мы выбрали Мелькора – так зовут нашего Локи. И теперь мы, темные эльфы, когда умираем, уходим в… Ётунхейм, так скажем. В земли нашего повелителя. А Лайтонд и его родичи сохранили верность главному богу, и их путь лежит прямиком в Валинор… ну, в Валгаллу. Мы с ним больше никогда не встретимся, понимаешь?
Принц помолчал, отсчитал ногами еще ступеней пять и повторил:
– Никогда.
– Я и не знал, что у вас такие сложные отношения с богами, – покачал головой оборотень. – Но тогда тем более нет ничего позорного в том, что ты плакал. Вечность – это слишком много для расставания.
Шедший впереди Радагаст тем временем спрашивал темную эльфку:
– Почему ты остановила мордобой? Дело сделано, мы вам больше не нужны.
– Да, мне хотелось увидеть, какого цвета ваши кишки, – призналась Глиргвай.
Мандречен содрогнулся, но не подал вида. Они, все трое, были обязаны жизнью этой изящной, словно куколка, крохе. А ей не за что было любить мандречен, совсем наоборот. И Радагаст, хотя и знал, что сгубило кошку, не мог сдержаться и не удовлетворить свое любопытство.
– На какой-то миг я почти увидела, как мы все сходимся в бешеной схватке, – продолжала Глиргвай мечтательно. – И в сокровищнице остаются наши тела, на радость мародерам. Видишь ли, я так хотела убить дракона, что мне было незачем жить дальше.
– Так почему же…?
– Я очнулась, – улыбаясь, ответила темная эльфка. – Стряхнула чары. Мы теперь богаты. Мы все. И Рингрин, и Зигфрид, и я, и ты… Этих денег хватит, чтобы больше не воевать, понимаешь? Ваниэль уехала из Железного Леса, бросила все. Я осуждала ее. Но теперь я ее понимаю. Мы сделали все, что могли. Пусть теперь кто-нибудь сделает больше. Мы можем уехать куда-нибудь в тихое место, купить дом… Я буду сочинять песни и играть на лютне. Первая песня, которую я спою, будет, конечно, про свержение Морул Кера. И такая концовка песни – я стою одна над бездыханными телами – меня не устраивает.
«Как нам всем повезло, что у Зигфрида такой толстый и горячий», подумал Радагаст. Но вслух он произнес:
– Значит, я остался в живых потому, что ты хочешь спеть песню. Никогда не любил странствующих бардов, но теперь всегда, если встречу певца, буду бросать ему монетку. В память о тебе.