Пропавший легион - Тертлдав Гарри Норман (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗
Стон отчаяния вырвался у видессиан, когда они поняли, что атака, которая несла им спасение, захлебнулась. Казды вокруг них разразились триумфальными воплями.
Увидев, что все его надежды рухнули, Маврикиос понял, что последняя служба, которую он может сослужить своей стране, — унести с собой в могилу того, кто послужил причиной его поражения. Он позвал уцелевших халога из императорской гвардии. Сквозь шум битвы Марк услышал их четкий ответ:
— Да!
Их топоры сверкнули кровавым отблеском в последнем боевом салюте. Во главе с Императором они бросились на каздов.
— Авшар! — крикнул Маврикиос. — А теперь бейся лицом к лицу со мной, грязный вор!
Князь-колдун повернулся на его крик, сопровождаемый толпами кочевников. Они окружили халога и избивали их. На веем огромном поле битвы солдаты остановились, тяжело дыша, и смотрели на последнюю схватку. Императорские гвардейцы, стойко глядевшие в лицо близкой смерти, сражались с отчаянной отвагой Один за другим они падали мертвыми. Казды тоже не были трусами, особенно когда сражались на глазах своего повелителя. Когда в живых осталось лишь два десятка халога, плотной стеной окруживших Императора, князь-колдун и его слуги-кочевники бросились на них и начали рубить храбрецов, как мясники. Через минуту на поле боя остались одни только казды.
Какими бы слабыми ни были надежды у видессианской армии, они исчезли только после гибели Маврикиоса. Солдаты уже не видели смысла в битве и искали спасения любой ценой. Они бросали своих товарищей, если это давало им шанс уцелеть. Отдельные части все еще сохраняли полный порядок. Туризина Гавраса так смяли, что ему ничего не оставалось, как отступать к северу. На поле битвы теперь царили ужас — и казды.
Своим спасением в тот день римляне были обязаны в первую очередь Гаю Филиппу, который не допустил паники. За свою долгую военную жизнь ветеран не раз видел и победы, и поражения. Он удержал заколебавшихся было людей от паники и этим спас отряд.
— Ребята! — сказал он. — Покажите же вашу гордость, черт бы вас побрал! Держите строй сомкнутым и мечи наготове! Пусть на ваших лицах эти вшивые ублюдки прочтут, что вы еще раз хотите дать им по зубам!
— Все, чего я хочу, — это убраться отсюда живым! — выкрикнул какой-то молодой солдат. — И мне плевать, как быстро я должен для этого бежать!
— Дурак! — Центурион показал рукой на поле битвы, на груды трупов, на каздов, густыми толпами преследующих беглецов. — Посмотрите вокруг себя, эти бедняги тоже думали, что смогут удрать, — где они сейчас? Мы проиграли, это правда, но мы все еще мужчины. Дайте каздам понять, что мы готовы биться и что они должны сперва заработать право быть нашими победителями. Клянусь Юпитером, скорее всего, они отступят. Но если мы бросим щиты и разбежимся в стороны, как безголовые цыплята, каждый за себя, — я обещаю вам: ни один человек не увидит больше своего дома.
— Ты тысячу раз прав, — сказал Горгидас. Лицо грека было изможденным и серым от усталости и боли. Слишком часто он видел людей, умиравших от ран, когда у него не хватало опыта и знаний, чтобы спасти их. Он сам мучился от раны. Его левая рука была перевязана, и пятна крови на рваной одежде показывали, где скользнула сабля кочевника. И все же, хотя и на пределе человеческих сил, он как мог поддерживал центуриона.
— Спасибо, — пробормотал Гай Филипп. Он пробежал взглядом по лицам своих бойцов, пытаясь понять, не нужны ли для укрепления дисциплины более сильные меры.
Горгидас настойчиво продолжал:
— Это единственный способ выйти из окружения целыми. Нужно показать врагу, что мы готовы защищать себя. Знаете вы это или нет, но мы следуем примеру Сократа в битве при Делиуме, когда он пробился к Афинам и вывел с собой из окружения своих бойцов.
Гай Филипп воздел руки.
— Вот это то, чего мне так не хватало: выслушивать бредни о каких-то там олухах-философах. Лечи себе раненых, доктор, и дай мне возможность поставить моих ребят на ноги.
Не обращая внимания на обиженное лицо Горгидаса, он снова оглядел легионеров, недовольно качая головой.
— Пакимер! — крикнул он. Катриш поднял руку. — Прикажи своим всадникам зарубить первого же солдата, который отойдет в сторону.
Глаза офицера расширились от удивления. Гай Филипп пояснил:
— Лучше самим уложить несколько трусов, чем увидеть повальное бегство и погибнуть всем.
Пакимер подумал, затем кивнул и отдал центуриону честь самым торжественным образом. Марк никогда не замечал за смешливыми катришами подобной серьезности. Пакимер заговорил со своими конниками. Разговоры о бегстве быстро утихли.
— Не обращай внимания на Гая Филиппа, — сказал Квинт Глабрио Горгидасу. — Он иногда груб, но он не имел в виду тебя.
— Ну, еще из-за этого впадать в расстройство, — бросил врач коротко, но в его голосе звучала благодарность.
— Этот мягкий на слова парень прав, — заметил Виридовикс. — Когда вот этот (он указал пальцем на Гая Филиппа) начинает говорить, он похож на слабосильного в постели: все выплевывает раньше времени.
Старший центурион фыркнул и сказал:
— Будь я неладен! Ты впервые принял сторону грека, клянусь богами.
Виридовикс задумчиво пощипал усы.
— Да, пожалуй, — согласился он.
— А почему бы и нет, — заметил Марк Гаю Филиппу. — У тебя не было никакой причины грубить Горгидасу, особенно после того, как он удостоил тебя своей высшей похвалы.
— Ну хватит вам обоим кусать меня! — раздраженно воскликнул Гай Филипп. — Горгидас, если ты принимаешь мои извинения, то я их тебе приношу. Боги знают, ты один из немногих виденных мной врачей, кто заслужил тот хлеб, который ест. Ты перевязал мое плечо, когда я вывихнул его, а я наорал на тебя, не подумав.
— Все в порядке. Только что ты похвалил меня гораздо больше, чем я тебя, — ответил Горгидас.
Недалеко вскрикнул легионер: стрела впилась в его руку. Врач вздохнул и пошел перевязывать рану. Сейчас у него было немного работы. Победив в сражении, казды сорвались с привязи, и даже Авшар не смог бы сейчас остановить своих воинов. Некоторые еще преследовали видессианских солдат, но большинство принялись грабить мертвецов или разбивать палатки прямо на поле сражения. Закат уже догорел, и теперь быстро смеркалось.
