Пасифик (СИ) - "reinmaster" (мир бесплатных книг txt) 📗
— Так будет, — яростно и весело сказал человек, отбрасывающий сразу две тени. — Так. Будет. Так и…
Так-так-так…
…прошептала лукавая химическая бомба, распускаясь в его крови.
Иллюзорный мир дрогнул и осыпался прахом.
Тик-так.
Доктор Зима пошатнулся.
Красный отравленный сыр скатился с его плеча. Скрюченные пальцы потянулись и ухватили пустоту.
— Йор-рген?
Хаген попятился. Он отступал и отступал, пока было можно, а потом просто замер в тоске, глядя на приближающееся острие скальпеля и расколотое надвое, гранитно-спокойное, разглаженное транквилизатором лицо над ним.
— Кто здесь? — сонно произнёс доктор Зима. — Я не вижу. Почему я ничего не вижу?
Тучи разошлись, небо прояснело, и луч ярчайшей северной звезды на миг отразился в ромбовидных плашках кителя, зажёг серебряную молнию и платиновую птичку «За отличную стрельбу», надеваемую только по праздникам.
— Франци, — удивился Кальт. — Ты что, меня боишься?
— Ш-ш-ш, — тихо сказал Хаген, обнимая его за пояс. — Я держу, держу… держу…
***
Айзек Кальт спал.
Он наконец-то превратился в идеальную вещь, которую Улле был готов оценить так дорого.
Хаген осторожно прикоснулся к его запястью, а потом, осмелев, приложил пальцы к подрагивающей точке неподалёку от разветвления сонной артерии. И поразился, обнаружив её едва тёплой, как будто лихорадка ушла внутрь этого большого тела, заявляя о себе лишь редкими, но сильными пульсовыми толчками и воспалённой, точно ободранной полосой на скулах. «Бросьте! — внятно произнёс терапист. Голова энергично мотнулась, покрытые сосудами веки напряглись и задрожали. — Крио-дестр-р…»
Тик-так, трак-так-так.
Так.
Напрягая спину, Хаген перенёс тераписта на диван и уложил чуть набок, оставив правую руку свешиваться почти до пола. Закатанные рукава открывали доступ к узловатым, древесным венам.
Очень хорошо.
Перемещая предметы, монтируя стойку, подключая и настраивая инфузомат, он испытывал чувство раздвоенности, липкую дурноту, как будто кристаллы Рауша циркулировали в крови у него самого, бомбардировали клетки мозга отупляющими сигналами. «Что же я делаю?» — спросил он себя с отчаянием — и задвинул все мысленные заслонки, перекрыл каналы и отдушины, свёл глаза в одну точку, твердя — не думать! Марта, вспомнил он. А ещё: я — солдат.
Солдат. Теперь — да.
И это безумие нужно закончить.
Игла вошла на удивление легко. Чернильная полоска неторопливо двинулась вниз, потом вверх… Хаген закусил губу. В сумерках ему была отчётливо видна белая рубашка и менее определённо — сгиб локтя, отливающий медью. Прямо над входом мерцала пирамидальная лампочка-ночник, она и рассеивала облако, в свете которого влажная кожа Кальта казалась покрытой гальваническим напылением.
Набросить плед. Ведь если кто зайдёт…
«Пиф-паф», — подумал он. Да нет, хуже. «Улле спустит с вас шкуру», — предупредил Рауш, заканчивая инструктаж. А что сделает Хайнрих? Заботливый, рукастый Уго? Толпа оловянных солдатиков, бывших ремонтников, операторов, разнорабочих, маркировщиков, забывших прежнюю профессию, но открывших для себя взамен сладкий вкус бензиновых игр?
Проверить — заблокирована ли дверь. И камеры — выключены ли камеры?
Но вместо этого он опустился на пол, а комната оборачивалась кругом, он сидел внутри вращающегося колеса, и желудок болел всё сильнее. Да ещё спина — ему казалось, что он перетащил на своём горбу одну из знаменитых шварцвальдских елей. По крайней мере, эта боль отвлекала от той, другой, он поймал себя на том, что грызёт себя за палец, чтобы уже окончательно ни о чём не думать. «Я пойду к Марте. Потом. Когда…» Нет, нет, не нужно. Голова была тяжёлой, как сердце, тикающее в висках и позади, откуда доносился звук ровного звериного дыхания.
Что, если я ошибаюсь? Хотя бы один знак.
— М-м-р… — вздохнул доктор Зима.
Хаген вскочил на ноги. Наклонился над терапистом.
— Айзек, — позвал он шёпотом. — Вы меня слышите?
— Кто? — спросил тот, не открывая глаз, но требовательно, даже сурово, и услышав ответ, пробормотал: — А, эмпо-дурень!
Это прозвучало как личный идентификатор. Как строка в штатном расписании.
Как диагноз и прогноз.
— Да, — срывающимся голосом сказал Хаген. — Это я, я. Айзек, расскажите мне о системе уничтожения периметра. Она правда существует?
— «Блицштраль»? Пф-ф. Безусловно, да.
— И вы скажете, как…
— Пф-ф. Безусловно, нет.
Звякнул наручник, и Хаген подпрыгнул на месте. Ложная тревога. Доктор Зима купался в невесомости. Его глаза были облачно-синими и грозными, как небо над Регенхолле.
— Назовите карту, — потребовал он. — Любую. Я вам погадаю.
— Чучельник, — сказал Хаген. Эта филигранно прописанная картинка неизменно приводила его в состояние похмельного ступора. Судя по всему, художник полоскал кисти в киновари и вдохновлялся анатомическим атласом. Нужно было быть полным отморозком или Лидером, чтобы изобразить такое.
— Это Мартин, — снисходительно объяснил доктор Зима. — Его хобби — таксидермия.
— Здесь же нет никаких жи… а-а… — понял Хаген и рванул ворот, но ногти чиркнули по чудо-броне. Выхода не было, всё зашло слишком далеко. Инфузомат щёлкнул, отмечая начало второй полудозы. — Айзек, я хочу узнать про «Блицштраль». Мне интересно.
Терапист рассмеялся.
Он повернул голову, устраиваясь поудобнее, и Хаген испытал ещё один, поистине сокрушительный, ошеломляющий приступ мозговой тошноты, обнаружив то, чего не замечал раньше. На серебристом виске доктора Зимы чернело овальное пятнышко, много рассказавшее о ночных посиделках Алоиза Райса со своим боевым соратником. Электрошок. Пытаясь вырвать правду, Лидер перепробовал все доступные средства, потому что столкнулся с проблемой, о которую теперь споткнулся он сам, маленький иуда Йорген.
«Дорненкрон» мог убедить упрямца лежать смирно.
Но не мог заставить его говорить!
***
Блицштраль.
Кованые молнии сверкали в темноте, прорезая кипящий небесный вар. Хаген моргнул. Никаких молний. Но сила ветра прибывала, сквозняк трепал волосы, шелестел листьями блокнота, забытого на столе, стучал канцелярской мелочью. Хаген протянул руку, чтобы закрыть окно, но услышал: «Нет!» — и оставил как есть, плотнее закутавшись в китель. Колючая суконная куртка пришлась совсем впору, согрела его, как объятие, понадобилось лишь чуть подвернуть рукава.
— Айзек? Пожалуйста! Скажите мне…
Вопрос — ответ. Пф-ф. Всё впустую.
«Это и есть ад», — предстало перед ним с ужасающей ясностью, мгновение, не имеющее ни начала, ни конца, сотворённое его руками и пронизанное пониманием ошибки. Напрасно. Он никого не защитил. Всё останется по-прежнему, только два кукловода лишатся ценного инструмента, но договорятся, конечно, договорятся, как поступали и раньше. Фрау Инерция подтолкнёт колёса, смазав их чужой кровью, и Стена разлетится под напором воинственных, жадных, оголтелых орд, и Пасифик… О, Пасифик!
Я не позволю! Не позволю!
— Айзек! Ради бога! Назовите…
— Кто… здесь?
Чьё же имя он хотел услышать? Браслет исходил возмущённым безголосым жужжанием: бухгалтер-чучельник в Штайнбрух-хаусе желал узнать, как продвигаются дела. Интерком пока молчал, но вызова Рауша стоило ждать с минуты на минуту. Время, время… Внутри шумела река, несла, бурля и подпрыгивая на перекатах. Хаген стиснул зубы, застонал. Что-то сделать? Но что? Он вспомнил жест Улле, и, сдвинув жёсткую крахмальную складку, по-хозяйски, как завоеватель, опустил ладонь на исчерканную шрамами грудь тераписта.
Это простое и, в сущности, безобидное, действие произвёло эффект, сравнимый с замыканием электрической цепи. Ослепительная вспышка, металлический «чпон-к» — и Хаген вскрикнул, а вместе с ним — грубо пробуждённый доктор Зима.
— Кто? — спросил он яростно, начиная привставать на локтях. Стойка нагнулась и зазвенела, инфузионный аппарат истошно запищал — сработал датчик давления. — Кто? Кто… это?
