Плечом к плечу (СИ) - Воронин Дмитрий Анатольевич (читать книги полные TXT) 📗
Это привело к тому, что запасы выдержанного строевого леса, парусины, бронзовых скоб, канатов и прочего совершенно необходимого для ремонта добра стремительно подходили к концу. И приказ Его Величества немедленно переоснастить сразу пять тяжёлых имперских галер обрушился на мастеров и, в первую очередь, на барона Септона, коменданта порта Блут, как снег на голову. Видит Эмнаур, барон делал что мог, но… но пара мешочков с монетами оказались слишком соблазнительной приманкой — два кинтарийских купца, торопившихся в Инталию, дабы предложить орденскому флоту прекрасную парусину по «слегка» завышенной цене, получили содействие барона в части ремонта их огромной четырёхмачтовой барки. Содействие означало лучшие материалы, лучших мастеров… а теперь, вероятно, будет означать ещё и сидение на колу.
Ну в самом деле, кто мог подумать, что Его Величество пришлёт с инспекцией это чудовище в столь прекрасном обличье.
— Я делаю всё, что в моих силах, леди Танжери, — он старался говорить твёрдо, с тоской осознавая, как же плохо у него это получается.
— Видите ли, барон, — сейчас голос леди был столь ж очарователен, сколь и её внешность, но от её слов Септона пробирала дрожь, словно от ледяного ветра, — Императора, как и любого человека, облечённого правом отдавать приказы, интересует не «я сделал всё возможное», а просто «я сделал». Не думала, что эта истина нуждается в пояснениях.
— Я… — он помялся, понимая, любые произносимые им слова лишь усиливают раздражение волшебницы. — Я не обману доверия Его Величества.
— Вы уже обманули его доверие, — ласково сообщила Дилана. — Как вы думаете, барон, для кого предназначен этот кол?
История о том, как леди Танжери заживо сожгла капитана имперской галеры, человека благородного происхождения и достаточно высокого положения, лишь за то, что тот посмел сказать ей слово «невозможно», давно стала достоянием гласности. Барон на свой счёт не обольщался, он был всего лишь комендантом порта и, следовательно, его статус в глазах «клинка Императора» был лишь чуть выше, чем у какого-нибудь корабельного мастера. А с точки зрения пользы для дела — так и ниже.
Он промолчал, хотя выражение глаз свидетельствовало о том, что мысленно Септон уже представляет себя корчащимся на колу.
— Я не собираюсь казнить вас, барон. Но если через пять дней первая из галер не будет полностью оснащена и готова к выходу в море, сюда приведут вашу жену. Если не поможет и это — детей. У вас их ведь трое, я не ошибаюсь?
«Интересно, — отрешенно подумал Септон, — а если я сейчас достану кинжал и попытаюсь выпустить леди кишки, успеет ли она или её телохранители меня остановить?»
— Итак, у вас, барон, есть пять долгих дней. Или шесть, если считать сегодняшний. Меня не интересует, как именно вы ими распорядитесь. Если вы попытаетесь собрать семью и бежать из Блута, я не стану вас преследовать, для этого найдутся более подходящие люди. Но рекомендую лучше вспомнить о приказах Его Величества и предпринять необходимые меры.
— Я сделаю… всё, — с трудом выдавил он из себя слова, которые леди ожидала услышать.
— Представьте себе, барон, я вам верю.
«Жирная свинья», — брезгливо подумала Дилана.
Страх, сочащийся из этого сломленного человека, не вызывал у неё удовлетворения. Рыцарь… да у любого из мастеров на этой верфи больше чувства собственного достоинства. Отправлять Септона в чертоги Эмнаура она и не собиралась, прекрасно понимая, что сейчас заменить барона попросту некем. Любой, назначенный на этот пост, будет нуждаться, как минимум, в некотором времени, чтобы вникнуть в записи и планы, назначить людей на первоочередные работы… в конце концов, на то, чтобы определить, какие из работ действительно необходимо исполнить раньше прочих. До отправления экспедиции ещё не менее двух месяцев, но это не значит, что с подготовкой кораблей можно тянуть. Каким бы трусом ни был Септон, он знает своих людей и своё дело — вот пусть и занимается им.
А у неё есть другие занятия.
Одна из забот торговца, желающего преуспеть на выбранном для себя поприще — чтобы заходя в его лавку, покупатель сразу понял, что прибыл по нужному адресу. Продавец тканей окружит гостя воздушной нежностью инталийского кружева, тяжёлой роскошью кинтарийских шелков и бархата, пышностью мехов, доставленных от самых ледяных предгорий Индара. Ювелир ослепит блеском золота и драгоценных камней, оружейник поразит воображение блеском отточенной стали, а кондитер — сведёт с ума соблазнительными запахами. Зайди в лавку — сразу поймешь, чем может угодить тебе её владелец. А заодно — достаточно осмотреться вокруг — догадаешься, какую цену придётся заплатить. Среди грубых подков, неуклюжего инструмента и кое-как скованных доспехов не найти клинка, достойного легенд. На прилавке, усыпанном медными украшениями, вряд ли обнаружится изысканно огранённый изумруд в оправе из красноватого кинтарийского золота. Если всё вокруг завалено рулонами грубой ткани и связками не лучшим образом выделанной кожи, вряд ли хозяин будет способен угодить гостье, к примеру, платьем из знаменитого на весь Эммер шёлка «южная страсть».
Эта лавка сразу навевала мысль о том, что её хозяйка дело знает. Тяжёлый запах снадобий и отваров, многочисленные склянки с цветными или прозрачными, словно слеза, жидкостями, густыми мазями, порошками и крошеными корешками, свисающие со стен связки сушёных трав и луковиц — всё это создавало неповторимую атмосферу, способную заставить затрепетать сердце истинного лекаря, а хворого — излечиться самому, лишь ступив в полутёмное помещение.
Да и хозяйка была подстать своему заведению. Сморщенная старуха, закутанная в теплую шаль так, что наружу выглядывали лишь крючковатый нос и внимательные глаза, тут же уставилась на человека, отворившего скрипучую дверь лавки и заставившего глухо звякнуть укреплённый над косяком медный колокольчик.
— Чего изволите, добрый господин? — голос старухи-травницы напоминал скрип несмазанной тележной оси. — Какая бы нужда ни привела вас в лавку Шамры-лекарки, я сумею помочь вашей беде, господин… ох, прошу прощения, госпожа.
Молодая, если судить по точеной фигуре и изяществу движений, гостья была одета дорого, что заставило сердце старухи затрепетать в ожидании барышей. Молодые не знают цены деньгам, а когда молодые ещё и богаты — так и подавно. Немало подобных девиц и женщин приходили к старой Шамре. И раньше, когда она была юна и не слишком умела, и потом, когда достигла зрелости и в годах, и в мастерстве. И особенно в последние годы — поговаривали, что старая лекарка продала душу демонам в обмен на искусство врачевания.
Брала она дорого. Правда, случалось не раз, что выслушав беду гостьи и увидев жалкую пригоршню меди в её тощем кошеле, старуха преисполнялась жалости и помогала, не требуя платы. Особенно, если несчастная посетительница, роняя на грудь слёзы, рассказывала, как неосторожно понесла от красавца воина, весёлого и щедрого моряка или от сладкоречивого менестреля, а муж… убьёт же, если только узнает. Таким старуха помогала с особой охотой — кому дитя извести до того, как увидит плод запретной страсти первый свет дня, кому — наполнить чресла старого мужа силой, дабы принял ребёночка как своего, а кому и извести того самого мужа, что стоит на пути истинной и прекрасной любви, благословенной самим Эмнауром. Или Эмиалом — знахарка не делала особой разницы между братьями-богами, в эти места она пришла из Кинтары, а там детям с рождения внушали, что есть лишь один бог, который истинно способен помочь человеку на его жизненном пути, и имя ему — прибыль. Шамру хорошо научили поклоняться этому богу, и она знала — если доброе дело и не принесёт монет немедля, оно непременно отзовётся в будущем. Ибо прибыль не обязательно измеряется серебром и золотом, иногда прибыток в том, что говорят о тебе. И кому говорят.
— Так чем может старая Шамра услужить благородной госпоже?
Лицо гостьи было укутано тонкой кисеей шарфа, волосы убраны под шапку из тех, что носят женщины торгового сословия, но Шамра-то видела — шапка эта, да тяжёлый плащ, что должен был бы скрыть от менее понимающего взгляда изящество точёной фигуры — всё лишь ярмарочный маскарад. Не хочет гостья, чтобы её видели входящей в лавку, да и хозяйке она, как часто бывает, тоже открыться не пожелает. Что ж, тем выше будет цена… старуха любила тайны, но лишь те, которыми владела сама.
