Хождение Восвояси (СИ) - Багдерина Светлана Анатольевна (версия книг txt) 📗
У Сеньки, конечно, имелось несколько вариантов, но из опасения прервать нить повествования, она их оставила при себе – пока.
– Чем ещё занимаются жители провинции? – полюбопытствовала царевна вслух, а про себя добавила: "кроме выбрасывания мусора за окошко?"
– О, у наш много важных жанятий! – воодушевилась Ду Вань. – Штолько поэтов, пишателей, художников и филошофов нет ни у одного народа! Для хранения книг и картин, напишанных за эти три шотни лет, пришлощь отвешти тшелый дом!
– А еще мы занимаемся каллиграфией, – принялась важно загибать пальцы ее коллега, – пением, танцами и игрой на музыкальных инструментах. Искусство – это так… возвышенно! Так… головокружительно-восхитительно!
– Но в основном люди здесь скучны и нелюбопытны, – кисло сморщила носик Ля Ля. – Они сидят дома, или прогуливаются по своей улице, разряженные как статуи Нефритового Государя, или слушают артистов, или сплетничают.
– Не сплетничают, скудоумная дева, а обмениваются новостями и мнениями! – окатила ее волной презрения младшая дуэнья. – И о чем еще заботиться женщинам, как не о своей красоте и нарядах?
– А мужчины? – нахмурился Иван.
– А чем они хуже?
– А еще мужчины пьют гаоляновую водку, которую выменивают у купцов из Зареки, и дерутся после нее, – Лепесток поджала губы.
– Им надо было ее выпить перед встречей с нами! – гоготнул Чи Пай, заработав свою дозу высокомерного внимания дуэний.
– Ну а ремёсла?.. Ведь те же инструменты… кисти… бумагу, наконец! – должен кто-то делать! Или они тоже растут на деревьях?
Тётушки снисходительно улыбнулись.
– О нет. Предания гласят, что первое поколение попавших в эту обитель радости тщились сохранить свои ненужные умения, но к чему ремесло, если есть всё готовое? Жизнь надо тратить на удовольствия, развитие и познание себя, как говорят наши философы, а всякие пустяки вроде кистей, посуды…
– Нарядов, – подсказала Лепесток Персика.
– Глупое дитя, – Ду Вань закатила очи. – Наряды – это не пуштяки!
– …можно выменять у купцов из Зареки на драгоценные камни с деревьев, или украшения, которыми славятся наши ювелиры, – закончила О Чу Мей.
– Купцы приезжают в вашу провинцию? – встрепенулась Серафима.
– Нет-нет-нет! Еще не хватало! – Ду Вань замахала веером, точно отгоняла навозную муху. – По канатной переправе они поштавляют товар, а мы передаём оплату и жакажи.
– Наша родина прекрасна, и цветёт как маков цвет. Окромя явлений счастья, никаких явлений нет, – вспомнила царевна слышанный в детстве стишок.
– Да-да! Чудесные слова! Глубокие и всеобъемлющие, почти не хуже наших самых знаменитых стихотворцев! – всплеснула руками дуэнья помоложе. – Дух Сы Ма Цзянь имеет дар к стихосложению тоже!
– Ага, – тихо хмыкнула она. – Вот такой ширины, вот такой толщины…
– Но что-то мы жадержалишь, – старая дуэнья глянула на восток, где солнце почти всплыло над верхушками деревьев. – Как говоритщя, в гоштях так же, как дома, только хуже.
– И вам счастливого пути, – деревянно улыбнулся Иванушка.
– Лепесток Персика, – Сам сделал решительный шаг вперед. – В самой скорой близости увидишь ты меня на пороге своего дома. Так и знай.
И не успели дуэньи опомниться, как О Ля Ля послала возлюбленному воздушный поцелуй и юркнула в карету.
– Скатертью дорога! – вспомнил Чи Хай еще одно новое иноземное выражение, и под гогот кучера экипаж покатился на восход.
И почти никто не заметил, как из-за угла на отбывающий экипаж мечтательно глядел Дай У Ма. И уж совсем никто не обратил внимания, как из-за занавески заднего окошка украдкой выглянула тётушка Ду Вань, узрела, что искала, и нервно дыша и алея, юркнула в безопасность полутёмной утробы лукоморской "повозки грома".
Наступление дня "Хэ" – момента, когда усилия мага и учёного сольются в один финальный хук промашке природы – все ждали как из печки пирога, даже те, кто о существовании пирогов до встречи с лукоморцами и не подозревал. Как все приличные дни, день "Хэ" начался с утра "Хэ", когда с едва алеющим небом и десятком факелов в качестве освещения Геннадий и Агафон принялись готовить ринг для последнего и решительного боя.
Дома, способного вместить всех Чи разом, в деревне не сыскалось, и поэтому братовьёв пришлось с вечера отправить спать под крыши, а на расчищенной от постояльцев и следов их пребывания площади закипела работа.
– Выглядит как мастерская алхимика, – озадаченно покачал головой его премудрие, рассматривая Генину стеклопосуду самых причудливых форм и назначений, расставленную по бортику фонтана.
– Похоже на построения какого-нибудь геометра, – с не меньшим удивлением пробормотал Парадоксов, обозревая разнокалиберные септограммы и печати, опоясавшие площадь.
Встретившись взглядами, соперники поспешили гордо вздернуть носы и отвернуться: так ведь ненароком можно договориться и до того, что наука не настолько далека от магии, как полагают, и кого тогда поносить и презирать?
Когда солнце, позёвывая, выбралось из-под перины ночных облаков, братья, проведшие ночь без сна, запрудили переулки, ведущие к площади, и остановились у предусмотрительно проведенных лукоморцами черт. Наименее терпеливые, то есть приблизительно процентов восемьдесят [171], как бы невзначай затёрли ногами эти линии и с невинным видом продвинулись метров на пару – до еще более предусмотрительно выставленных пикетов перед не менее предусмотрительно возведенными баррикадами из деревенского хлама.
– Но мы же токо поглядеть! – без особой надежды на успех, нудили одни.
– Не убудет же от них от погляду! – убеждали другие.
– Мы ж должны знать, чего там будет! – доказывали третьи.
Но боярин Демьян – командир блок-поста – оставался непробиваем, а когда просители, осмелев, попёрли тихой, но упорной сапой на баррикаду, как батальон Гаврошей-переростков, грозно воткнул руки в бока:
– Вы что, хотите их отвлечь, чтобы они потом вас в ворон по ошибке превратили?
– Или в болванчиков? – добавила не отстающая от боярина своей мечты Лариска.
Чи переглянулись, посоветовались, решили, что болванчики – это маленькие болваны, что по сравнению с ними стать воронами не так уж и плохо: они хоть тоже маленькие, зато сообразительные, но еще лучше – потерпеть. Продвижение остановилось. Так, нервно переминаясь с ноги на ногу, вытягивая шеи и горячо обмениваясь суждениями по поводу грядущего преображения, и дождались они заветного сигнала:
– Запускайте!
Наиболее терпеливые двадцать процентов посыпались с крыш, роняя в процессе остатки архитектуры на головы наименее терпеливым, и через несколько минут все родичи Сама выстроились в очередь у двух узких проходов в сплетении загадочных линий на мостовой. Объяснять никому ничего не понадобилось: всё, что от них требовалось, братья затвердили наизусть еще вчера.
Подставить ладони.
Подождать, пока маг или учёный не сделают по надрезу на каждой и не польют их волшебным зельем.
Пройти к фонтану.
Взять за руки братьев справа и слева, касаясь раны раной.
Ждать, молчать и не двигаться.
В принципе, молчать было не обязательно, но предвидя такой нервный галдеж со стороны восьми десятков братовьёв, что самих себя услышать будет сложно, Агафон и Гена в кои-то веки сошлись во мнении в первые же пять минут.
И всё это время Дай У Ма – тенью настолько неотвязной, что казалось, будто нагрянули в гости как минимум два десятка его близнецов – рыскал рядом. Запасшись свитками, чернильницами и кистями, он постоянно обнаруживался под каждым локтем, за каждой спиной, у каждой баррикады, записывая всё, на что падал его горящий вдохновением взор.
– Ты што, штихи кропаешь? – удивилась Серапея.
– Хроники, боярыня Се Ра Пе! – гордо ответствовал толмач. – Эта провинция знала поэтов и философов, а летописцы ей – народ неизвестный! Пока.
– Да нужны этому Ясному Пеню летописцы как рыбе пятая нога! – отмахнулась старая боярыня, и Дай, выхватив из-за пояса заветный свиточек с Синеусовишными идиомами, спешно занёс и эту, закатывая очи и причмокивая, как последний гурман.
