По ту сторону рассвета - Чигиринская Ольга Александровна (бесплатные онлайн книги читаем полные TXT) 📗
Листва уже сделалась желтой и ломкой по краям, но держалась на деревьях.
— Когда она облетит, я уйду, — сказал Берен.
— Мудрое решение, — согласился Финрод. — После этого как раз выпадет несколько теплых дней. Предгорья Криссаэгрим поросли лесом — тебе будет где укрыться. Нет лучшей постели, чем листья, недавно опавшие.
— Есть, — непонятно зачем возразил Берен. — Хороший стог сена. Но орки не мечут сено в стога…
Они сели на берегу реки. Желто-зеленые листья время от времени срывались с ясеня и плыли по воде корабликами, или семена, кружась, тревожили гладь Миндеба. На другом берегу — словно облако висело над подлеском — возвышались дубы Дориата.
— Будем дожидаться ночи? — спросил Берен.
— Нет нужды.
Как тогда, в летнюю ночь, из котомки появился Палантир.
— Что мне делать? Куда смотреть? — спросил Берен, сжимая камень в ладонях.
— В себя. В прошлое, — ладони Финрода легли сверху. — Странствуй дорогами своей памяти, растворись в ней и исчезни, не думай больше ни о чем.
…Это была радость — но радость далась ему нелегко. Какой-то частью себя он все время помнил, что переживаемое им — не более чем яркие, зримые образы предельно обостренной памяти. Больно было заново переживать встречу — уже зная о предстоящей разлуке. Словно бы раздвоившись, Берен с одной стороны следил за своими странствиями и метаниями, а с другой — блуждал заколдованными тропинками, обретал речь при обжигающе страшной мысли о том, что Лютиэн сейчас уйдет, бродил с ней по лесным полянам и бежал из дома своего заточения, чтобы признаться ей в любви. И дальше, дальше… Финрод предупредил, что скрывать ничего будет нельзя. Это условие он произнес едва ли не с большим трудом, чем Берен на него согласился. Но теперь ему было все равно. О, что это была за сладкая отрава. Какая радость, что он не додумался до этого сам и раньше — кто знает, а вдруг слабость одолела бы и он бы позволил Камню выпить всю свою жизнь…
Беседа с Келеборном, гнев короля Тингола и смыкающиеся за спиной ветки лещины над Аросом… Берен напряг все силы — и вырвался из видения. По щекам его бежал щекотный и теплый пот, рубаха промокла в подмышках.
Финрод тоже был бледен. Свои пальцы он оторвал от Палантира словно бы с усилием.
— Ложись и отдыхай, — Финрод встал. — С закатом у тебя будет песнь. Какие слова ты хочешь сказать или услышать, чтобы чары вступили в действие? Это не должны быть слова, которые можно услышать в любую минуту, но не должны быть и такие, которые нельзя сказать почти в любую минуту, чтобы не вызвать подозрений…
— Я придумал, — сказал Берен, и назвал гномскую поговорку, слышанную от Мельхара. Финрод не стал сдерживать смех.
— Хорошо, это подойдет, — он разом посуровел. — Теперь же отдыхай.
Какое-то время Берен просто валялся на сухой траве, глядя в небо и следя за колышущимися на ветру паутинками. Потом его сморило. Но вечерний холодок еще не успел прокрасться под плащ, как Финрод разбудил его. Над плечом эльфа горели две ранних звезды — словно пристроилась незримая ясноглазая птица.
— Просыпайся, Берен. Пора.
Горец вскочил и встряхнулся.
— Будешь ли ты тоже погружать меня в чародейский сон, как это делала Тинувиэль?
Финрод улыбнулся.
— Песнь сложена и пропета, Берен. Ты просто забыл — потому что должен был забыть.
— Обидно, король. Твоей лучшей песни так никто и не услышит…
— И хорошо, — отрезал Финрод. — Ее не должно было слышать никому. Ее и петь-то не стоило…
— Что будет теперь? — спросил Берен. — Если боги сохранят от плена — так я и буду с этим ходить до конца жизни?
— Есть слово-замок и слово-ключ, — сказал Финрод. — Замок в твоей власти, а вот ключ ты должен доверить еще кому-то, кроме меня. Ты можешь сказать его даже многим, не объясняя его смысла, — эльф назвал слова ключа.
— Заклятие снять будет легко: ты должен сказать замок, а потом кто-то скажет ключ. И ты свободен. Если я не ошибся, ты будешь помнить эту песнь как песнь.
— А под заклятьем?
— Если бы я мог знать это твердо… Я все сделал для того, чтобы под заклятьем ты помнил песнь как нечто, поистине происходившее с тобой. А так оно будет или нет — боюсь, что не узнаю, прежде чем все кончится.
Они обо многом переговорили, пока ночь не сгустилась — последняя теплая ночь этого года.
«Ничего не бойтесь, потому что Валар с нами, пока мы правы», — слова эти все еще звучали у Гили в сердце, хотя Берен сказал их утром, а теперь день переломился на вечер.
…Листья опали в одну ночь, словно сговорившись: утром Руско вышел из коша, глядь — а на земле их больше, чем на деревьях. Золотой их цвет был таким живым и свежим, что не верилось в их скорое умирание.
У Гили замерло сердце — Берен назначил свой отъезд на день листопада.
…Луна выходила теперь рано, и долго висела на небосклоне вместе с солнцем. Она уже пошла на ущерб, и смахивала то ли на круг жирного желтого сыра, то ли на лицо толстой старухи, которую перекосило от зубной болячки. Словом, нехороший у нее был вид, совсем не такой, когда она шла в рост — полупрозрачная пепельная белизна. Она скользила за деревьями с той же скоростью, с какой Митринор и Лаэрос перебирали копытами, бледный ее свет путался в темном кружеве ветвей и словно бы отражался в оставшихся листьях.
Выехали они не так чтобы очень рано — Берен не хотел, чтобы все, кто будет его слушать, пребывали в дреме спросонья. Все утро он проговорил с командирами, а прощальное свое слово сказал уже с седла.
— Будьте бдительны, — говорил он. — Потому что я и сам не знаю, когда вернусь. Не ослабляйте внимания ни в какой день, ни в какой час. Ибо не знаете, кто раньше придет с Севера — я или орки. Будьте готовы в два дня собраться и скакать, куда я позову. Будьте готовы отразить удар, если я не вернусь. Надейтесь на Валар и призывайте их каждый день; чтите короля Ородрета и князя Халмира, слушайтесь командиров, остальным же спуску не давайте…
Смерти не бойтесь: от нее никто единожды не убежал и дважды не потерпел. Знамений не ищите, слухам не верьте, на гадания плюйте в левую сторону. Только на север поглядывайте.
Что ни день — упражняйтесь в ратной науке, бейтесь для потехи друг с другом, стреляйте в цель. Пусть ни один ремень не сгниет, ни одна тетива не отсыреет, ни один меч не заржавеет. Пусть я найду вас более сильными и умелыми, чем покинул.
— Пусть удача пребудет с тобой, ярн, — сказал Брандир, оставленный за самого старшего.
Берен кивнул ему.
— Не в последний раз видимся.
Наподдал Митринор пятками и, не дожидаясь, пока откроют ворота в ограде, махнул прямо через нее.
Если бы Гили попытался выкинуть такую штуку, его конек повис бы на кольях палисада с распоротым брюхом; так что он спокойно дождался, пока парни вынут подпирающие ворота колья и отодвинут бревенчатую загородку в сторону.
С ним никто не прощался: ему ведь предстояло вернуться.
Теперь они ехали вдвоем через прозрачные перелески. По правую руку сквозь деревья временами поблескивала холодная сталь Сириона, по левую — дымчатое переплетение ветвей скользило по пухлой Луне. Гили не пришлось напрягаться, запоминая дорогу — Сирион послужит путеводной нитью. За день Берен так и не сказал ему ни слова, хотя и не молчал, почти все время тихо напевая себе под нос.
Ночевать стали там, где Сирион сливался с Орнолином, небольшой речкой, бегущей со склонов Эред Ветрин. Отсюда были уже видны сами вершины Сумрачных гор, ярко горящие вечерним огнем. Но их сияние затмевали царящие над всей этой местностью пики Криссаэгрим.
Берен и Гили остановились в густой рощице, в сени старых вязов. Это была уже почти граница охраняемых земель, костра здесь разводить было нельзя.
Лишь на привале Гили решился завести разговор.
— Лорд, — сказал он. — А ты Брандиру что-нибудь говорил про… ну, про эльфийский шар?
— Нет, — ответил Берен, слегка приподняв брови, словно удивляясь такому глупому вопросу. — Брандир знает, что вы — разведка. Все прочее ему знать незачем. О чем еще спросить хочешь?
