Выбор пути (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович (книги онлайн полностью .TXT) 📗
— Стоять! Полиция! — выкрикнул я волшебные слова, надеясь, что заливший глаза кабан прислушается и забоится. Но «кабан» не забоялся и попер вперед, занося свою окорокообразную руку с кулаком-дыней. Я подался назад, наступил на незаметно подлезшую сзади собачонку, завизжавшую так, будто на нее напали волки, споткнулся о валявшуюся на траве старую зеленую эмалированную кастрюлю, и грохнулся по весь рост под визгливый хохот собравшихся на дороге ценителей жизненных спектаклей. И такая меня ярость взяла, так меня это все разозлило, что я не выдержал и выпалил в сторону набегающего на меня супостата:
— Да чтоб тебя паралич разбил, кабан ты безмозглый!
Колька вздрогнул, остановился, будто ему врезали обухом по голове, и замер так, поводя налившимися кровью глазами. Потом попытался что-то сказать, но перекошенный рот не выдал ничего, кроме струйки слюны — липкой, как секрет паука из которого получается паутина. Струйка помоталась в воздухе, и порыв ветра прилепил ее к сиреневой майке нарушителя порядка, где она и застыла, серебристо поблескивая на солнце.
Колька стоял секунды три, покачиваясь на ступнях, обутых в тапки разного размера и расцветки — одна голубая, женская, другая черная, мужская — а потом грохнулся на землю со стуком, как если бы кто-то шваркнул оземь мешок картошки ветра на четыре.
— Гля, Кольку-то кондратий хватил! — охнула женщина в толпе — теперь скорую надо вызывать! Подохнет ведь, идиот! Допился! Намучается теперь с ним Настька!
Я хотел было сказать, что возможно никакой Настьки уж и в живых-то нет, но этот персонаж внезапно появился в дверях, спокойная, как боец в окопе на отдыхе после атаки.
На вид Насте было лет тридцать пять-сорок, но судя по всему — поменьше. Деревенская жизнь старит — и труд тяжелый, и муж совсем не сахар. Пожалуй, и состаришься прежде времени, при такой-то «сладкой жизни». И деваться некуда — кому она теперь нужна, в ее-то возрасте, да и с «довеском», щупающим сейчас фингал. И это притом, что женщина была вполне себе симпатичной и даже сохранившей фигуру. Порванный на груди халат приоткрывал полную грудь третьего размера, и все у нее было пропорционально — и крепкий зад на нужной высоте, и ноги, которые она как ни странно брила и похоже что берегла. Про таких говорят: «С остатками былой красоты». В молодости была красавицей, точно. Лет в восемнадцать — «Смерть мужикам!»
Женщина посмотрела на мужа, валяющегося на земле, посмотрела на меня, обалдело созерцавшего поле битвы сидя на заднице, и негромко охнув, спросила негромким, мелодичным голосом:
— Вы его — что, застрелили?! О господи… Коля!
Она недоверчиво помотала головой, наклонилась к мужу, приложила ухо к груди, послушала сердце.
— Живой! А что такое с ним? — спросила Настя, оглядывая подошедших ближе зрителей.
— Да он хотел участкового отоварить — пояснила моя словоохотливая знакомица — А потом застыл, да и свалился! Похоже, что кондратий его шарахнул. Ну это… инсульт, называется! Надо скорую вызывать! Помрет ведь!
Следующие десять минут прошли под знаком красного креста. Пока дозвонились до скорой помощи, пока объяснили куда ехать — вот десять минут и прошло. На мой вопрос: сколько придется ждать машину? — вразумительного ответа не получил. Двадцать километров по убийственному грейдеру — это вам не по объездной вокруг Твери покататься на кабриолете. Час, не меньше.
Так оно и вышло. Скорая — видавший виды уазик-буханка с подгнившими порогами — появилась через час с небольшим. Все это время я сидел дома у Капустиных и на всякий случай опрашивал хозяйку дома на предмет происшедших событий. Объяснение отбирал. И как выяснилось — совершенно напрасно, потому что опрошенная не только категорически отказалась подписывать это самое объяснение (Мной прочитано и подписано собственноручно), но и о заявлении выразилась коротко и ясно: «Да вы что?! Какое заявление?!». Чего я с некоторой тоской и ожидал.
Бесполезная, бессмысленная работа. А еще и с этим чертовым боровом возись! Кто будет грузить эту тушу на носилки? Бабы, что ли? Небось водила скорой какой-нибудь задохлик, а вторым номером у него (или первым?) молодая худенькая фельдшерица, которая если и подымает что-то легко и приятно — так это только бокал шампанского. Или еще чего-нибудь… не такое уж и большое, но ценное-мужское. Бумажник, например.
И опять же я не ошибся. Водила был хоть и не хлюпиком, но помогать категорически отказался — «сердце больное и поясница шалит, согнешься, так и хрен разогнешься!» Предпенсионный возраст.
Фельдшерица — замученная худенькая женщина, которая смотрит на тушу Коли Капустина с тоской и толикой ненависти — «нажруцца, а мы тут их таскай!».
Первично она определила, что у Коляна на самом деле инсульт, по всем таким вот признакам — допился, несчастный. То есть кровоизлияние в мозг. И если его быстро не вывезти в больницу и не накачать лекарствами — тут ему и трындец придет. И даже если накачать — тоже не шибко восторг будет, 50 на 50, или даже меньше — что выживет. Водка — она к хорошему не приводит!
На носилки я перекладывал Колю совместными усилиями с его женой и фельдшерицей. Сын еще Колин помогал. А зрители куда-то сразу испарились, как только дело дошло до погрузочных работ. Бы-ыстро так… дела нашлись.
Потом мы подняли носилки и закатили их в салон автомобиля. Благо что носилки специальные, удобные, складывающиеся — иначе ни за что бы эту тушу не загрузили.
Настя быстро собралась в дорогу, влезла в машину, прихватив документы — паспорт, полис, и вот уже потрепанный жизнью уазик громыхая гнилым железом покатил по дороге, отвозя Колю к его, вероятно последнему при жизни пристанищу — районной больнице, большинство корпусов которой были построены из бревен еще в тридцатые годы. Бывал я там по службе, видал. И доверия эта больница у меня не вызывала.
Ну вот так и закончился мой первый день работы на новом месте службы. Достаточно бездарно и смешно. Ну как же — «участковый на задницу уселся! Колька только на него пошел, так тот чуть в штаны не наложил!» Так и вижу довольные рожи своих новых односельчан.
Впрочем — мне на это глубоко плевать. Хулигана сама судьба наказала, карма это, как назвали бы ситуацию завсегдатаи Ютуба. Хотя на душе у меня было гадко. Будто я в этом виноват. Поцапались бы в семье, отругался Коля, да и лег бы спать. Тем более что фонтан красноречия у него был явно на издыхании. А тут — я! Новый объект, новая мишень! И возбудил как следует несчастного. А того от перегрузки кондратий хватил.
Мораль: не торопись! Чуть попозже бы приехал — и ничего бы не случилось! Дрых бы Коля сном праведника, а завтра вышел на работу в гараж.
Но да ладно. Я что, кающийся праведник? Какое мне дело до запойного алкаша, гоняющего семью — что с ним случилось, и каково его здоровье? Дела надо делать!
И я пошел делать дела.
В этот день я обошел всю деревню и в каждый дом занес свою визитку. Где-то хозяева были, где-то оказалось заперто — там я сунул визитку или в почтовый ящик (если был), или на подоконник, туда, где не достанет дождь и не обгадят куры.
Ничего во время обхода не случилось — что может случиться в сонной и скучной деревухе посреди майского дня?
Уже когда собрался возвращаться к машине (я ошибку допустил, надо было идти вначале по четной стороне и вернуться по нечетной, а я перебегал через дорогу от дома к дому), заметил дом, стоящий на отшибе — небольшая изба, над трубой которой клубился дымок. Самогон варят? — первая мысль. И стало смешно — статья-то о запрете на самогоноварение давно уже отменена, а у меня вдруг включается рефлекс участкового — самогон варят! Протокол составлять!
Откуда у начинающего участкового такой рефлекс? Да наслушался старых волков, моих коллег, которые в битвах против зеленого змия все зубы сточили и когти обломали. Рассказывали, как изымали, как воевали с заводчиками браги и шинкарями-самогонщиками.
Кстати — варить-то самогон можно, а вот продавать его… это статья! Даже две статьи. Или три? Незаконная торговля спиртным — раз. Незаконное предпринимательство — два. Неуплата налогов — три. Можно и еще накрутить при желании. Если уметь, конечно.
