Лилия в янтаре. Исход (СИ) - Чикризов Виталий (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
- Кто ещё состоял с тобой в заговоре?
- Не знаю... Пишите, кого хотите... Я... подтвержу.
- Это лишнее, Ружеро, - Альфонсо снова подошёл ко мне. - Нам нужны имена тех, кого мы ещё не знаем. А о тех, о ком нам уже известно, мы поговорим позже.
Его лицо, нависшее надо мной, жёлтым пятном выделялось на фоне тёмного потолка, и, почему-то, постоянно менялось, плыло, словно воск в пламени свечи. Я не мог остановить это движение, от которого вдруг закружилась голова, и зажмурился.
Альфонсо не стал повторять вопрос или долго ждать ответа: у ног скрипнуло и я снова зашёлся в крике. На этот раз я почти потерял сознание, но теперь палачи уже знали границы моих возможностей и не дали мне ускользнуть в небытие.
- В наших сердцах нет гнева и зла, Ружеро. Только сочувствие, - признался мне францисканец. - Эта боль не наказание тебе за ложь, нет. Кто мы, чтобы брать на себя право наказывать? Мы хотим помочь тебе, ведь эта боль - ерунда, поскольку она временна. Неприятна? Да. Но она спасёт тебя от гораздо худшей боли, что будет длиться вечно. Ты поймёшь, что будет ждать тебя, если ты попробуешь солгать, и осознание этого поможет тебе удержаться ото лжи. Тем самым, через боль мы спасаем твою душу.
Боль была черная и противная, как расплавленный пластилин. Вонючими толчками она разносилась по всему телу, била в голову, капала из глаз, и не было от нее спасения. Она была чужая и неизбывная, как неприятный сосед. Она не помещалась в меня, я чувствовал, как она, накачавшись в каждую клетку, начинает разрывать меня изнутри, и как же я хотел, чтобы, прорвав кожу, она выплеснулась, наконец, наружу. В глазах, даже закрытых, что-то плыло и мелькали странные какие-то картинки. Снизу выплыла вдруг тонкая короткая полоска, а под ней я разглядел, опять-таки закрытыми глазами: "ЗДОРОВЬЕ 1 ТП/10 ТП". Соотнести увиденное со своим состоянием пришло в голову не сразу, но всё-таки пришло. Чёрт, я же умираю!!!
Даже сейчас умирать мне не хотелось. Очень не хотелось, почему-то. От отчаяния слёзы потекли потоком по щекам. Как же больно и холодно! Как страшно...
- Скажи мне, отрок, ты работал с еретиком и отступником Джованни Россини?
Я хотел было кивнуть, но не смог, и только хрипло выдавил из горла ответ.
- Кто ему платил? - продолжил монах.
- У... Уберти...
- Значит ли это, что Фарината дельи Уберти был главой заговора, заказывающим и оплачивающим услуги богомерзкого каббалиста, чернокнижника, и еретика Джованни Россини?
- Да... - даже такой тихий шёпот давался с трудом. Горло саднило, жуткий холод и дёргающая боль в ногах и плече не давала сосредоточиться, понять вопрос было сложно, а сформулировать ответ и подавно.
- С какой целью Фарината дельи Уберти заказывал услуги означенного чернокнижника?
Мысли словно тонули в ледяном масле, но совсем думать я не перестал. О работе в мастерской уже не спрашивают. Сменили тему? Похоже, сейчас под Уберти копают. Да и хрен с ним, с Фаринатой этим...
- С целью... распространения ереси и... убить папу... святейшество.
- Что именно делал Россини? - а, не. Вот опять про мастера.
- Оружие.
- Какое именно?
- Всякое... Баллисты, катапульты, самострелы... - тут я подумал, что ни мои попытки честно рассказать всё, что мне известно со слов Уберти, ни эта самая "истина", о которой так разорялся Альфонсо, на самом деле им и на пуп не сдались. Оружие - это, конечно, тема, но главное - им надо накопать компромата на Уберти, и пока они не услышат от меня всё, что хотят услышать, не успокоятся. В амнезию мою они, похоже, ни за что не поверят, а вот если буду сливать Фаринату, то, может, выкручусь. Так что простите, синьор Уберти. И Платон мне не друг, и на истину мне плевать. Бодайтесь с инквизицией сами. - Он... на всё оружие знаки наносил... Тайные... Каббалистические... И талмуд в полночь читал. Ещё... синьор Уберти и мастер Россини вызывали... демона, чтобы... продать душу и... получить тайный яд, который... действует только на католиков... От этого яда на лбу... проступает красная звезда... а в той звезде - серп и молот... И по этому знаку... будут узнавать настоящих... сынов церкви и папы...
- Почему - звезда? - растерянно обратился Бартоломео к старшему товарищу. - Символ нашей церкви - святой крест... Почему звезда? Откуда серп?
- Не обращай внимания, брат мой, - пояснил Альфонсо. - Мальчик лжёт. Он хочет нас отвлечь, усыпить наше внимание, и сбить нас с толку, завалив ложными сведениями. Ещё он хочет выиграть время и отдохнуть от боли.
- Вот как! - Бартоломео скривился, глядя на меня, как на что-то совсем уж мерзкое. -Так он больший грешник, чем казался!
- Ничуть, брат мой. Ничуть. Это естественное желание каждого испытуемого на первых допросах.
Альфонсо подошёл ко мне и погладил по голове.
- Сейчас он ненавидит нас. Ему кажется, что мы - плохие, злые люди, и именно в нас причина его бед и его боли. В его несовершенной душе бушует желание хоть как-то навредить нам, хотя бы перед смертью. Он ещё не понял, что причина - зло в его, а не в чьей-то другой душе. Но он это поймёт, брат Бартоломео. Боль и страдания очистят его душу, и он поймёт, что мы любим его, и тогда он возлюбит нас и будет благодарить за это очищение, и примет Бога в сердце своём. Всё это будет. Не надо спешить. Что такое единорог, Ружеро?
- Животное такое, - хотелось, ох как хотелось этому психоаналитику сраному ответную характеристику выдать, но грубить им желание у меня они отбили напрочь. - Лошадь с рогом. Сказочная. Девственниц любит, - говорить было тяжело. Я обнаружил, что опять плачу и всхлипы позорно прерывают мою речь. Боль билась в горло криком, который было трудно сдерживать.
Альфонсо улыбнулся.
- Нам известно про зверя. Но ведь я тебя спросил про то тайное оружие, которое изготовлял Россини, и которое он прозвал "Единорогом". Только не лги и не придумывай ничего про баллисты с тайными знаками.
Всё, шандец. Приплыли. Опять конкретные вопросы, а что нового я могу сказать?
- Если не лгать... то я... не знаю... Пытать меня бесполезно... я память потерял. Если бы знал, давно... рассказал... Но... Там что-то случилось в лабо... в мастерской. Меня... по голове сильно ударило, я... чуть не умер... Не говорил... несколько дней... сегодня только... хоть кого спросите.
- И спросим, - кивнул Альфонсо. - Конечно спросим. Но сейчас спрашиваем тебя.
- Если... опять пытать будете... я со всем... соглашусь, но... как тогда вы узнаете, что правда, а что нет? Рассказать, чего не помню... я всё равно не смогу.
- Фарината дельи Уберти расспрашивал тебя об этом оружии?
Ёксель-моксель! Ну конечно расспрашивал! В чем я тут же сознался. Как и в том, что и сам Уберти ничего нового от меня не узнал.
- Он спрашивал тебя об алхимическом составе?
Ещё бы! Тут Альфонсо стал совсем ласковым.
- Тебе нужно вспомнить, - он почти шептал мне в ухо. - Обязательно вспомнить этот состав, Ружеро.
- Я... мог его не знать... не помню...
- А, может быть, всё же знал? - покачал он головой.
- Может... знал. Не помню... ничего... Будете кости ломать... я... без остановки... говорить буду... боли не хочу... только всё, что под пыткой скажу... совру. Вам такое зачем? Вы ж не узнаете... пока не проверите, а... как проверить? Получается, что... смысла меня пытать... нет.
- Это только так кажется, Ружеро. - улыбнулся он моей наивной логической ловушке. - На третий, пятый, может десятый день, ты поймёшь это сам. Сейчас ты еще не полностью тут. Часть твоей души еще в том мире, где нет ни боли, ни страха. Эта часть еще живет надеждой, что вот-вот - и боль уйдет, все страшное кончится, и ты опять заживешь прежней жизнью. Ты еще не понял, что этого уже никогда не будет и ничего не вернется. Никто не придёт за тобой и не заберёт тебя отсюда. Никогда. И твои мучения в этой жизни не кончатся. И вот когда ты окончательно потеряешь всякую надежду, когда всё на свете, кроме одной минуты, одной секунды без боли потеряет всякое значение, когда твоя душа освободится от всех и всяких обещаний, клятв, привязанностей, дружбы и любви, когда сами понятия чести, верности, и даже добра и зла утратят всякий смысл и превратятся в пустое сотрясение воздуха, когда ты возненавидишь своё собственное тело, приносящее столько страданий и начнёшь мечтать о смерти, пусть даже самой мучительной, вот тогда ты будешь готов сказать всю правду. Поверь мне, Ружеро, так и будет. Нам надо только подождать. Нам ведь некуда спешить. В нашем распоряжении - вся вечность, созданная Господом. А сейчас продолжим, брат Бартоломео, - тон его стал назидательным, как у хорошего учителя. - Испытуемый слишком долго отдыхал от боли. Так он может забыть о ней, а этого допускать нельзя. К тому же пора на сегодня заканчивать. Продрог я. А вы?
