Мечта Пандоры - Столяров Андрей Михайлович (книги полностью TXT) 📗
Август перевел взгляд на Боннара. Тот подтянул, длинные ноги:
— Нет. Ничего подобного. За мной — чисто.
Август продолжал смотреть из-под голых век.
— Я бы заметил, — занервничал Боннар. — У меня квалификация первого класса. Нет. Не думаю.
Тон его мне не понравился.
— Хорошо, — наконец подал голос Август. — Будем рассматривать обе версии.
Симеон изучал фотографию. Чуть ли не нюхал.
— Готов поклясться, что этот тип из второго отдела, — внезапно сипло сказал он.
Август повернулся к нему всем телом:
— Военная контрразведка?
— Да.
— Мне кажется, дорогой Симеон, будто вы жалеете, что связались с нами.
— Вы не знаете, что такое второй отдел, — нахмурился Симеон. Бросил фотографию. Предупредил:
— На меня больше не рассчитывайте.
— Только не надо драматизировать ситуацию, — сказал Август. Симеон ушел в размышления, прикрыв глаза.
— И еще новость. — Я рассказал о своих ощущениях во время Спектакля и подробно изложил историю «Нищих братьев», проведя обнаруженную мной аналогию.
— Волновой генератор? — с сомнением произнес Август.
— Здесь, пожалуй, что-то есть, — задумчиво сказал Боннар. — Я не знаком с материалами по «Нищим братьям» и не сталкивался с направленной передачей эмоций. Но то, что вы рассказали, напомнило мне об ощущениях, которые я испытал в Спектакле. Сначала — неприятие происходящего вокруг, а потом вдруг полное приятно всего этого, сопереживание. Находишься будто в центре событий. Эмоциональный фон — легкость, веселье, вседозволенность.
— Ваше мнение, доктор? — обратился к человеку с мертвыми глазами Август. Представил. — Доктор Або, нейрофизиолог, специалист по блок-записям, занимается медицинской стороной фантомов…
Тот кивнул.
— Доктор, есть ли какие-нибудь медицинские средства, чтобы отличить обычного человека от фантома? — перебил я.
— Пока нет, — доктор сплел бледные пальцы. — Мы сейчас работаем над этой проблемой.
— А нельзя ли подобрать спектр — волновой, фармацевтический, который бы выключал или стирал программу?
— Не отвлекайся, Павел, — остановил меня Август. — Если медицина даст результаты, ты узнаешь об этом немедленно. Мы слушаем вас, доктор.
— Я не думаю, что в Спектакле существует передача эмоций, по крайней мере в том виде, как ее изложил ваш коллега. Волновой генератор — установка чрезвычайно сложная и дорогая, собрать ее частным образом без молекулярных микросхема без биодатчиков, которые выращиваются только индивидуально, по заданным параметрам и требуют громадного количества времени, невозможно. Скорее всего, указанный эмоциональный фон был создан атмосферой Спектакля. Зрительные образы чувственны сами по себе и, апеллируя к уже существующему эмоциональному резерву, вызывают соответствующее переживание.
Доктор говорил округлыми фразами, внушительно; видно, поднаторел на конференциях. Я понял, что убедить его не удастся.
— Что касается «Нищих братьев», то я знаком с материалами. Они имели самый примитивный передатчик и транслировали очень узкую часть экстатического спектра, примерно одну сотую, правда, при большой интенсивности. Если бы что-нибудь подобное имело место в Спектакле, то вы просто не смогли бы участвовать в нем — лежали бы в состоянии острой эйфории, — доктор расплел руки, положил их на острые колени. Замер.
— Ладно. Работаем дальше, — Август по-прежнему был собран. — Боннар, ставьте вашу ленту.
— Я не согласен, — сказал я. Август поморщился.
— Да, я не согласен. Я единственный из присутствующих, кто испытал действие генератора, и поэтому заявляю со всей ответственностью: генератор там есть. Вы даже не представляете, какая это опасная штука — волновой генератор эмоций.
Боннар усмехнулся. Август почесал лоб, доктор слушал спокойно, готовя возражения.
— Да! Наши фантомы — детская, игрушка по сравнению с ним. В конце концов, что могут фантомы — убить, взорвать… Они просто роботы. Их немного против всего мира. А генератор не изменяет человека, он лишь предлагает ему наслаждение в тысячу раз более сильное, чем в обычной жизни. Фактически он саму жизнь заменяет иллюзией — более яркой и радостной. И вкусивший плод может не захотеть отказаться от него, это становится своего рода манией.
— Чего же ты хочешь? — проворчал Август.
— Закрыть Дом, изъять аппаратуру, выявить всех людей, участвовавших в Спектаклях, провести обязательную психотерапию. Через МККР взять под контроль аналогичные Спектакли в других странах.
Боннар присвистнул.
— Дискуссию прекращаю, — прервал меня Август. — Дом будет открыт до начала операции. Там посмотрим.
— Я вынужден подать официальный рапорт, — сказал я и положил перед ним папку со своим ночным докладом.
— С вами, русскими, невероятно трудно работать, — вздохнул Август. — Вы вечно все усложняете.
— Мы можем послать кого-нибудь из технического отдела — осмотреть аппаратуру под видом плановой профилактики, — безразлично сказал Симеон, не открывая глаз.
Август с кислым видом отодвинул мою папку.
— Ладно. Максимум два человека. Всякие расспросы, выяснения, расследования — категорически запрещаю. Даже если обнаружится этот… генератор. Что ты улыбаешься, Павел? Имей в виду: фантомов мы должны взять в кратчайший срок. Боннар, у вас все готово? Включайте. Доктор! Уберите свет — там, справа.
Все смотрели запись, сделанную Боннаром на Спектакле. Она была очень забавна. Лента фиксировала лишь то, что было на самом деле, без достройки деталей, произведенной нашим сознанием. Так, оказалось, что борт корабля настоящий, а на палубе стоят два фанерных куба — грубая имитация капитанского мостика и кают. Пираты — голографическое изображение — были, словно восковые, не раскрашенные, и передвигались вдвое медленней, чем мне тогда казалось. Вместо пушек лежали толстые металлические трубы, время от времени независимо от заряжающих их людей извергающие клубы пара.
Совещание пиратов во главе с капитаном Клайдом проходило в современной комнате, лишь чуть-чуть тронутой голограммами. А улица города и площадь его были весьма удачно наложены на коридор Дома, который вел в дирекцию.
И среди этих примитивных декораций особо нелепо выглядели бегущие, падающие, сражающиеся с невидимым противником фигурки зрителей в модных костюмах. Несколько раз я видел на экране себя: нелепо дергаясь, как картонный, я прыгал по палубе и лицо у меня было глупо-восторженное. Мне было стыдно. Август смотрел на экран бесстрастно.
Потом мы прокрутили мою ленту. Я увидел точно такого же Боннара и успокоился.
Обе ленты в основном совпадали, кроме конца. Боннар не был в осажденном городе. Он высадился с десантом и карабкался с ним по тропе к площади — я снял их сверху. Мой показ завершался комнатой настройки в телецентре, где мертвый Кузнецов смотрел вверх остановившимися глазами.
Зажгли свет.
После паузы Август сказал:
— Мы, конечно, постараемся идентифицировать каждого зрителя, попробуем установить их присутствие в районе телецентра. Но это вряд ли что-нибудь даст. Ведь участвовало более двухсот человек.
— А лента Кузнецова? — спросил Боннар.
— Там не было ленты.
— Зондаж мозга?
— Сплошные помехи, — ответил Август. — Чернота. Смерть наступила внезапно. Он ни о чем не думал.
В комнате стало тихо. Жужжал невыключенный проектор. Август потрогал себя за массивную щеку, словно у него болел зуб:
— Кто такие Великие Моголы, теперь представляете?
— Да, — сказали мы с Боннаром.
— Специалисты, — кивок в сторону доктора, — полагают, что одно из имен в том или ином сочетании может быть словом. Вводит Моголов Павел. Боннар — наблюдатель.
— Можно еще раз посмотреть середину второй пленки? — неожиданно попросил доктор. — Там есть одно любопытное место. Сразу после совещания, когда вы выходите…
Я погнала назад ленту, фигуры на экране заметались, как сумасшедшие. В нужном месте я притормозил. В кадре показалось надменное, брезгливо сморщенное лицо капитана Клайда, парики, склоненные над картой, Анна, уронившая голову на руки. Август увидел, как Боннар подмигнул мне и недовольно кашлянул.
