Тропа каравана - Суренова Юлиана (книги бесплатно без txt) 📗
— Что с ним?
Тот замешкался с ответом.
— Говори! — прикрикнул на него Атен.
— Хозяин, раны очень тяжелые. Я не уверен, что мне удастся…
— На все воля богов, — прервал его хозяин каравана. — Я спрашиваю тебя о другом: его раны от меча или клыков диких зверей? — оставалась вероятность того, что чужак был по какой-то причине изгнан, оставлен в пустыне умирать.
— Хозяин, его пытались убить не люди и не звери, а силы, неизвестные мне…
— Понятно, — кивнул он, хотя, на самом деле, это было совсем не так. — Мы отправляемся в путь. Ты поедешь с ним. Будешь лечить. Возьми все необходимое.
"Будь мы возле города, я был бы почти уверен, что он — преступник, наказанный Хранителем и приговоренный к медленной смерти среди снегов. Но здесь, посреди пустыни… Может быть, он чем-то прогневал самих богов… — ему стало не по себе от одной мысли об этом. — Ладно, нечего гадать, — он качнул головой. — Все равно поздно что-либо менять…" — и, отвернувшись от склонившегося в глубоком поклоне раба, он двинулся в сторону своих помощников, чтобы узнать, как проходят сборы и когда можно будет отправляться в путь.
…Просыпаясь, Мати почувствовала покачивание повозки, услышала знакомые от рождения скрип снега и протяжную песню ветров. Все, как прежде. С добрым утром, родной мир — бескрайняя снежная пустыня! Потянувшись, она открыла глаза…и увидела сидевшего рядом отца.
Опершись спиной об упругий каркас повозки и вытянув ноги, он дремал. Девочка удивилась: он просиживал вот так рядом с ней долгие ночи лишь когда она тяжело болела. Но сейчас-то она чувствовала себя абсолютно здоровой! Встав на четвереньки, словно маленький ребенок, Мати подползла к отцу, прижалась к нему котенком… Атен проснулся, улыбнулся ей, приобнял:
— Ну, как себя чувствует моя путешественница? — спросил он.
— Хорошо! Как же хорошо дома!
— Мати… — голос отца стал серьезным.
— Папочка, я понимаю, как виновата перед тобой, перед всем караваном, — быстро, не давая отцу вставить и слова, заговорила девочка. — Я не должна была так поступать. Не сердись на меня, пожалуйста!
— Разве я могу! — он провел ладонью по ее голове, приглаживая растрепавшиеся локоны. — Я просто хотел… Ты ведь убежала из-за меня, из-за того, что услышала? — Атен внимательно всматривался в лицо девочки, но ее черты остались спокойны, лишь тихая грусть затеплилась в глазах.
— Да. Но только потому, что все случилось так неожиданно… Я не поняла, не смогла понять всего сама…
— Мне следовало рассказать тебе раньше…
— Ты боялся меня испугать… Все в порядке, па… Я тебя очень люблю и знаю, что ты любишь меня. Все остальное не важно. Мне просто нужно было сразу довериться сердцу…
— Спасибо, милая. Я и не знал, что ты у меня такая…
— Умная? Нет, я глупая. Мне нужно показать, чтобы я увидела…
— Ты просто чудо, — он улыбнулся, целую дочь в затылок. — Мати, я даю слово больше никогда ничего не скрывать от тебя. Но ты тоже должна кое-что пообещать. Что бы ни случилось, не убегай. Пойми, жизнь бесценна…
— Да. Мне и самой не хочется больше теряться.
— Что же с тобой случилось, доченька?
— Не знаю… Ну… Я услышала, что мы изгнанники, расстроилась, обиделась… И захотела убежать. В пустыне плясали ветра. Они подхватили меня, закружили, понесли куда-то… Я и не заметала, как потерялась… А потом увидела его… — губ девочки коснулась улыбка. — Я рассказала ему все, и успокоилась… Поняла, какой была глупой… — Мати вдруг встрепенулась: — С ним все в порядке?
— Чужак здесь, рядом… — отец на миг задумался, но потом, вспомнив, к чему в прошлый раз привело то, что он скрывал от дочери правду, продолжал: — Он тяжело болен, Мати, и, может статься, боги захотят забрать его…
— Нет! — девочка вскочила. — Я не позволю им! Он нужен мне!
— Мати, — укоризненно качнул головой караванщик. — Воле богов нельзя противиться.
— А я буду! — упрямо вскрикнула она и, в спешке одевшись, бросилась к пологу.
— Постой! Погоди! Ты даже не позавтракала…
— Потом, па!
Атен, опустив голову на грудь, улыбнулся… Он боялся этого разговора, с содроганием ждал, когда дочь проснется, а вышло все так легко, так просто… И зря он набросился на чужака, тот вовсе не пытался очернить его в глазах дочери, скорее наоборот…
Потом он подумал: "Мати кажется, что Метель не случайно привела ее к незнакомцу… С одной стороны, это хорошо: девочка привяжется к нему, станет спокойнее, не будет больше убегать… Но с другой… Он ведь чужой, совсем чужой… Ладно, ладно, — успокаивал он себя. — Дозорные присмотрят за ним, и если он осмелится хоть пальцем тронуть малышку, они не станут раздумывать…"
Мати тем временем, запыхавшись, торопливо смахивая с лица снег, уже влезала в повозку, в которой везли незнакомца. Сидевший с ним рядом раб, увидев дочь хозяина, поспешил уйти.
— Здравствуй, — Мати старалась двигаться осторожно, говорить тихо, боясь потревожить раненого. Но ей с трудом удавалось сдерживаться: ее всю распирало от радости, сердце бешено билось в груди, ей хотелось броситься на грудь чужаку.
— Здравствуй, — он открыл глаза, улыбнулся девочке. — Как ты, малыш?
— У меня отличный отец, все понимает… А ты как? — ей было легко с ним, как с давно знакомым, родным человеком. — Наверно, замерз в пустыне без полушубка, без шапки…
— Ничего, — он снова улыбнулся.
— Только ты не вздумай умирать. Ладно? Посылай вестников смерти прочь. А если придет сама госпожа Кигаль, станет звать за собой, скажи, что ты не можешь, что дал мне слово остаться. Договорились?
— Договорились, — его улыбка стала шире, в глазах замерцали огоньки…
…Первые несколько дней караванщики с опаской поглядывали на повозку чужака, настороженно переговаривались, повторяли: "Быть беде…", бросали недовольные взгляды на хозяина каравана, но никто так и не осмелился возразить против его решения.
— Они ждут повода, — под конец второго дня сказал Атену Лис. — Можешь не сомневаться: если что-то случится, первым, кого они станут винить, будет чужак.
Атен только пожал плечами. Сейчас у него не было времени разбираться с подобными пустяками: пока погода не переменилась и опять не набрали силу ветра, нужно было постараться пройти как можно большую часть пути.
Пустыня была преисполнена покоя и безмятежности. Крупные, похожие на пух белых птиц, снежинки сверкали в лучах солнца, переливаясь всеми цветами радуги и раскрашивая все вокруг удивительными оттенками, сплетенными в причудливый узор кружев. Ветер дремал, лишь лениво ворочаясь с бока на бок да протяжно зевая, отчего снег колыхался тихими, задумчивыми волнами. Легкий, преисполненный наивной радости воздух был мягок и нежен. Он не жег, не старался пронзить насквозь своим холодом, а касался щек прохладой утреннего луча или задорно щекотал нос запахом лаванды. Опытные караванщики считали и два таких дня подряд подарком судьбы, а тут… Минуло почти две недели, а вокруг царила все то же магия покоя и счастья.
Люди суеверны. Особенно в маленьком караване посреди бескрайних снегов. Они склонны во всем видеть знак: если беда — значит, боги чем-то недовольны, коли удача — наоборот. Так что, если первые дни чужак казался нарушителем спокойствия, и многие считали: Метели не понравится, что жертву вырвали из ее объятий, то теперь все не просто поверили, что совершили богоугодное дело, приняв незнакомца, раз небожители награждают их удачей, но и сочли гостя своего рода оберегом, чье присутствие способно защитить караван.
Раньше чужака сторонились, теперь же, наоборот, искали повода заглянуть к нему в повозку, заговорить. Но тот, казалось, сам стремился к одиночеству. Единственно кого раненый всегда был рад видеть, это Мати. Она прибегала к нему утром, с первыми лучами солнца, принося еду. Девочка привыкла завтракать с чужаком. Рядом с ним даже самая обычная пища — лепешки да каша — казались ей восхитительным лакомством.
Он смеялся: — Тому виной твоя фантазия, малыш.
Незнакомец упорно не называл ее Мати, но девочка не обижалась, когда обычные слова в его устах приобретали неповторимое звучание и имели, казалось, большую власть, чем священное имя.
