Кузнец из преисподней - Сертаков Виталий (читать книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
– Откачиваем воду, – распорядился Коваль, – сколько возможно. Нам надо подобраться к жерлу.
Спустя два часа непрерывной работы они увидели неровные края колодца. Наклонный шурф разрыл и утрамбовал кто-то совсем недавно. Вряд ли строители царской подземки накатали сверху подушку и слой бетона, не обратив внимания на шахту, ведущую вниз под углом почти в сорок градусов. Очевидно, что в те далекие времена колодца еще не было. Метрами десятью ниже уровня рельсов снова показалась кладка, но совсем иного типа. Эти кирпичи были крупнее и длиннее тех, что производились на казенных заводах. И в щелях белела совсем другая замазка. Вода постоянно стекала из щелей в жерло колодца, мешая заглянуть на дно. Только когда подключили сразу два ручных насоса, удалось разглядеть внизу затопленную горизонтальную шахту.
Это сооружение явно не имело никакого отношения к царской подземке.
– Здесь оно… – Хранитель памяти легко улегся на край, втянул ноздрями сырой воздух.
– Что нам делать? – тихо осведомился Артур. – Как его оттуда выманить?
– Ничо делать не надо, – усмехнулся за спиной президента Черный Дед. – Как бы оно нас не заманило…
Тускло мерцавший глаз на конце его посоха вспыхнул багровым огнем. Гвардейцы зашептали молитвы.
Из глубины колодца с невнятным журчанием поднималось жидкое зеркало.
6
СМУТА
– Ну-ка, убери псов. Ни одна зараза нас учуять не должна! – Человек с закрытым лицом говорил шепотом, но так властно, будто привык хозяйничать.
Благородный папа Степан Наливка еле сдержался, чтобы не осадить наглого незнакомца плеткой. Но сдержался, однако, не стал бучу затевать. Хватало на уральской земле бучи и без того.
С того момента, как погибла жена управителя железных дорог, по нему самому словно колоду железную прокатили. За ночь поседела наполовину голова его, замолчал надолго, и морщины на лбу как собрались, так больше не разгладились. До губернатора Степан в тот страшный день так и не добрался. Точнее – нашел губернатора уже мертвым, кишки ему каторжане выпустили. И прочим чиновникам, мытарям, клеркам. Всех перебили в конторе.
Степан вроде и не пил, но после того, как жена его родила бесов страшных, смотрел на мир глазами пьяными. Поскакал со слугами к военным, по пути их обстреляли. В районе Уралмаша творилось что-то непотребное. Дрались, шли стенка на стенку, из окон домов посуду и горящие подушки кидали, мародерствовали вовсю, да не городские, а хрен поймешь кто. Пришлось с револьвером в руках дорогу прокладывать, пока добрался до комендатуры. Дикие попы на телегах разбрасывали листовки и кричали в рупор, что приходит конец власти басурман и что нынче все станет общее, как при прежних коммунах…
Наливка с трудом нашел капитана, помощника коменданта, тот готовился бежать вместе с семьей на двух паровых грузовиках. Капитан вытащил револьвер, к себе близко не подпускал, выкрикивал страшное:
– Не подходи! Не подходи, нечистая, башку снесу!
– Вы меня не узнаете? Это же я, Наливка!
– А черт вас теперича разберет, никому веры нет, – окрысился помощник коменданта, сдирая с себя погоны. – Может, ты вовсе не человек, нынче не проверишь, тут такое творится… Не подходи, кому говорят! – И вскочил на подножку паровика.
Смута. Слово острое, ржавое, кислое, как взмах казацкой шашки. Еще вчера было тихо, а нынче неведомые заговорщики разом головы подняли. Чиновников питерских режут, дома грабят, жандармов душат, кто-то солдат споил, дружинников псами травят. У хлебных и винных складов бой идет, из леса дикари желтой оравой хлынули, город громят. Да еще и нечисть эта, все один к одному…
– Что же делать, капитан? – вослед пыхтящему паровику прокричал Наливка.
Капитан только показал пальцами – мол, беги. Только вот куда бежать-то, если тут семья большая и хозяйство свое рядом, в деревне, мастерские, работники. Куда побежишь? В городе и правда бунт поднялся нешуточный, кто в бега ударился, кто крушил склады да амбары. Горели заводы – тракторный, мебельный, паровых машин, оружейный, горела электростанция, горели вагоны на путях. Носились толпы полудикие, но никто не мог растолковать, как это получилось, что за один день люди человечьи лица скинули и обратились вдруг в сущих зверей. Бешеные бабки, распустив волосы, визжали, что конец миру настает, и все из-за проклятого Кузнеца. Бились лбами кликуши, старцы во власяницах, истерзав себя плетками, сурово предрекали гибель проклятому государству. Но слышались и призывы разумные, хоть и злые. Ставить над городом и губернией свою Думу, налогов не платить больше, волхвов призвать, а питерских указчиков – гнать метлой поганой!
Озерники вдруг показались. Эти прятались надежно, их велено было на месте стрелять, и за голову каждого Тайный трибунал золотом платил. Многих перебили, да видать не всех. К вечеру зазмеились темные лики, засияли три посоха багровых. А там, где Озерники, там дело известное – жди худых превращений да детишек береги!
Какое-то время Степан боялся, что затопчут, такая толпа плотная навстречу перла. Глаза у всех обезумевшие, шапки набекрень, пьяные. Перли так, что своих же, кто похилее, роняли и затаптывали насмерть.
– Давай за водкой! Отпирай склады, братва!
– На мельнице муку дают, айда туда!
– Пошли начальничкам петуха подпустим!
Степан Наливка ринулся с верными людьми спасать кожевенные мастерские шурина, так там его самого чуть не прибили. Кто-то выпустил из тюрем пересыльных каторжников, и Екатеринбург заполнили нищие, разбойники, кликуши. Все орали хором, что женщины больше детей не родят, а только бесов, и через то земля русская погибнет…
Убивали друг друга прямо на улицах. Встретился человек с залитым кровью лицом, кричал, что волчьи стаи при свете дня детей воруют, что на восточной окраине медведи троих уже задрали. Такого прежде не было, чтобы звери в городе хозяйничали. Шайки воров врываться стали в дома, вытаскивали все, что плохо лежит. Солдаты гарнизонные разбежались, полиция кителя форменные попрятала от греха. Казначейство вскрыли, но быстро стало не до денег. Едва сумерки спустились, как иная беда пришла. Откуда ни возьмись, летучие бесы стали людям головы рвать. Та же гадость, что заместо ребятишек из утроб материнских лезла. Народ попрятался под крыши. Самые лихие выскакивали с ружьями, арбалетами, револьверами, палили в темноту, но мало чего добились. Подстрелили штук десять тварей, а патронов с полтысячи израсходовали. Вначале на Качалыциков подумали – кто ж еще такое непотребство сотворить мог, как не могучие лесные колдуны?
Кошмар получился, когда на молебен собрались. Вышли из церкви с иконами, хоругвями, с огнем, впереди – архиерей, дьяконы. Степан тоже сбоку к процессии пристал – на месте не сиделось, сон не шел, кусок в глотку не лез. Молились о спасении, а бесы летучие, вроде муравьев с крыльями, позади процессии женщин жрали. Опомнились, начали по ним из ружей палить, да в темноте много ли настреляешь? А после видели в городе Качалыциков двоих, те сами от летучих гадов отбивались и клялись, что не они виновны…
Утро покоя не принесло. Лекарей убивать стали, аптеки разграбили, торговые ряды, биржу, магазины, повалили столбы с электричеством и телеграфом, радиовышку. Связи не стало, а потом дошли слухи, что и дороги – непроезжие. Мол, с юга, откуда ни возьмись, вернулись желтые дикари и деревни грабят. Уже десять лет о них не слыхали, отогнали давно их пушками, а тут – полезли…
Желтых дикарей Степан встретил утром следующего дня, когда во главе ватаги верных парней пробивался уже прочь из города. Удалось вооружиться и сухих пайков прихватить в конторе, а больше ничего не успели. Загорелось все. Шли на рысях, торопились под защиту родного имения, когда наперерез с горки покатилась желтая лавина. Подручные Степана не растерялись, швырнули пару гранат, ударили из пулемета… Удалось уйти.
И вот недолго отсиживаться пришлось. Нагрянули гости непрошеные – повезли куда-то.