Черные пески - Живетьева Инна (книги бесплатно читать без .txt) 📗
Заплутал княжич Дин быстро, потерявшись в темных коридорах и лестницах. Стало прохладнее, видно, тут ночью не топили, и уже выстыло. В открывшейся же гостиной с огромными окнами вовсе было зябко, но на небольшом столике для рукоделия горела свеча. К столику придвинуто кресло, в нем сидит Лисена, подтянув коленки к подбородку и укутавшись шалью. Казалось, рыжие волосы вобрали солнечный свет, так они сияют в темноте. Скрипнула доска под Митькиными сапогами – и девочка вскинула голову, испуганно стягивая на груди платок. Увидев княжича, торопливо зашарила по полу в поисках комнатных туфель.
– Чего не спишь? Да сиди ты.
– Не знаю, – пожала Элинка плечами, – Ночь какая-то… длинная.
Митька подошел ближе, присел на низенькую скамеечку. Лисена похлопала ресницами, глядя на него сверху, а потом прыснула со смеху. Митька тоже улыбнулся: наверняка обычно в кресле сидела княгиня, а у ее ног устраивалась служанка.
– Замерзнешь.
– У меня шаль теплая, козьего пуха.
Сейчас, с распущенными волосами, закутанная в платок, Лисена уже не выглядела такой повзрослевшей. Девочка водила пальцем по холодному подлокотнику, порой отнимая руку и согревая ее дыханием. Митька в накинутом мундире тоже слегка озяб.
– Княжич Эмитрий, а помните лето? Как в деревнях хороводы водили вокруг костров…
– На свадьбах, – кивнул Митька.
– Ага, но только на свадьбах уже ближе к осени было. А помните, я еще с вами не хотела идти, когда вы подарки дарили? С Артемием ходила, ну да, да, напрашивалась, а с вами – нет.
Княжичу слышались звуки плясовой, чувствовался запах яблок и вкус домашнего вина – но этого он не помнил, и лишь улыбнулся смущенно.
Элинка спрятала руки под шаль, поежилась. Митька подумал, что эта рыженькая девочка наверняка плохо переносит зиму. Вот ведь странно: кажется Лисена теплой, как весеннее солнышко, а сама себя согреть не может.
Затрещала, отбрасывая искры, свеча. Элинка наклонилась снять нагар, и кудри волной легли Митьке на колени. Пахнуло ромашкой и почему-то сухим песком, прогретым солнцем.
– У тебя волосы летом пахнут.
Лисена медленно повела головой, пропустила рыжее золото между пальцев.
– А хотите на память?
Она порылась в корзинке с рукоделием, вытащила ножницы. Щелкнули лезвия. Локон упал в Элинкину руку, свернулся пружинкой.
– Вот, – протянула на открытой ладошке.
Митька взял, коснувшись ее пальцев.
– Да у тебя руки ледяные! Иди в тепло! Давай быстрее.
– Хорошо, княжич Эмитрий. Я свечку вам оставлю, а то заблудитесь. Мне что, я тут каждый косяк знаю. Или, может, проводить вас?
– Проводи, а то и вправду заблужусь.
Девочка наклонилась, выискивая под креслом туфли. Митька нерешительно покачал ладонью, на которой лежал рыжий огонек. Что теперь с ним делать? Помедлив, убрал в карман.
Пусть. На память о лете.
Тени были густо-синими, хоть пригоршней черпай. А верхушки сугробов поблескивали на ярком солнце от остро-голубого до светло-изумрудного и блекло-желтого. Княжич и не знал, что можно увидеть столько красок на белом, казалось бы, снеге. Спасибо, Ларр, за утихшую метель, Митька постарается запомнить Турлин таким. Вот этот парк, что тянется по правую руку от въезда, – припорошенный снегом, пустынный, словно заколдованный Моррой. И площадь, где стоят готовые к отъезду роддарцы и прощаются с заложниками близкие.
– До встречи, малыш, – тур сгреб племянника по-медвежьи. – Ну и дорожку тебе Создатель метит.
Грустно смотрит Анхелина, греет руки в собольей муфте. Темка сумрачно уставился себе под ноги. Эти трое – все, кто пришел проводить Митьку. Напрасно княжич оглядывался на каждый стук дверей – мама не выходила. Истекают последние минуты, крег Тольский уже готов сесть в седло.
– Я просил разрешения хоть до городских ворот с тобой. – Темка придерживал под уздцы каурую Ерьгу, королевский подарок, голыми, без перчаток руками. Пальцы у него уже побелели на морозе. – Король не пустил. Ну почему все так! Как нарочно нас разводит.
Снова хлопнула дверь, взметнулись голоса – вышел Эдвин, ведя княгиню Наш, укутанную в темную меховую накидку. Виктолии с ними не было – она простыла, и лекарь запретил ей выходить на мороз. Лада опиралась на королевскую руку и что-то говорила негромко, горестно заламывая брови. У Митьки внутри заметался раненый зверек: неужели мама специально не приходила? Лишь бы вот так сейчас идти с королем, иметь право на его сострадание? Ну не может же быть отъезд сына всего лишь поводом!
– Вот видишь, пришла, – прогудел тур.
– Да, – натянуто произнес Митька и быстро шагнул вперед, оставляя друзей за спиной.
– Эмитрий, – король положил руку ему на плечо. – Я постараюсь…
– Не надо, ваше величество. Это мой выбор.
Эдвин обнял его.
– Ты должен вернуться. Ты нужен Иллару. – Широкая ладонь накрыла затылок княжича. – Ты мне нужен, Митя, понимаешь?
Митька вжался лицом в его плащ. Да что такое, который день глаза на мокром месте. Слюнтяй! Ох, не приведи Создатель расплакаться сейчас! Но какое же это горькое счастье.
– Эдвин, позвольте же и мне проститься с сыном.
Митька поднял голову и успел увидеть, как мама коснулась королевского плеча.
– Конечно, Лада. И разрешите сказать, княгиня, что я восхищен вашей выдержкой.
– Ну что вы, мой король, я всего лишь…
– Мама, ты хотела проститься со мной? – перебил Митька.
– Оставлю вас. – Король отошел, и словно паутинка потянулся за ним взгляд княгини. Но вот Эдвин затерялся среди свиты крега, и Лада повернулась.
Княжич Дин ждал. Раненый зверек, воющий внутри, не давал сделать первый шаг. Мама рассеянно поправила воротник Митькиного камзола, разгладила на плече дорожный плащ.
– А ты сильно вытянулся, – сказала с непонятной грустью. – Наверное, будешь высоким, как твой отец. – Ее руки скользили, то проверяя завязки плаща, то бессмысленно снова и снова укладывая воротник. – Митенька, ты прости меня, я наговорила тебе… Но все так запуталось в моей жизни. Не сердись, прошу. – Княгиня притянула сына, поцеловала. – Благослови тебя Матерь-заступница.
А вот сейчас слез не было.
– Пора! – тур показался за спиной Лады.
Во дворе засуетились, громче стали женские голоса. Темка подвел коня. Ну что же, пора так пора. Митька оглянулся на белую громаду дворца, на стоящего на крыльце короля. Ослепило солнце, висевшее между башенками.
Княжич взлетел в седло, принял от Темки повод. Крег, возглавлявший свиту, уже выехал за ворота. Митька сдернул перчатку, схватил побратима за руку, обжегшись о ледяные пальцы. Наклонился, почти прижимаясь к лошадиной шее, зашептал:
– Темка, ты только помни, у меня ближе тебя никого нет. Ты мне и брат, и побратим, и друг, и кровник. Будь осторожен! Храни тебя твой Олень!
– Мы еще увидимся, слышишь?! Мы увидимся!
Снег падал на обнаженные торсы и тут же таял. Поблескивали капельки на коже, солнце ярко вычерчивало рельефы мышц. Если бы Митька был художником, он бы нарисовал двух бойцов с ножами в руках. Неподвижны, только еле уловимы глазу напряжение икр, натяжение кожи на плече – развернутом, готовом к удару. Мгновение до того, как рванется к противнику остро отточенное железо и, может быть, брызнет на снег кровь. Митька знает, что ткань камзола – не такая уж серьезная защита, но все равно вид обнаженных тел страшит. Эти двое парней задирали друг друга с самого начала. Весельчак Торст с трудом разводил их, разряжая напряжение необидной шуткой. В Илларе еще сдерживались, но в Миллреде стало понятно, что простой ссорой дело не кончится. Останавливало лишь то, что драться предпочитали на своей земле.
Вот блюститель проходит между поединщиками; шутник и балагур Торст серьезен в этой роли.
Нарисовать бы в черно-белых тонах, и только зимнее солнце – красным. Но как передать это словами?
– Почему они разделись? – спросил Митька еле слышно.
– Сложно назвать одну причину. – Крег обыденно невозмутим и разъясняет так, словно они неторопливо едут бок о бок, а вовсе не рисует в эту минуту блюститель на снегу круг. – Показать уверенность в своих силах, подтвердить, что не нуждаешься ни в какой другой защите, кроме своего мастерства. Знак, что поединок не остановится, пока не прольется кровь.
