Семейные обязательства (СИ) - Келин Алекс (читать книги регистрация txt) 📗
Они были почти одного роста. Элиза смотрела на него в упор, не моргая. Ее взгляд - ненависть, вызов, отчаяние, разбивался об утонченную вежливость.
- Повезло с наследственностью, - едва заметно улыбнулся фон Раух. - Я пришел сообщить, что с вас сняты все подозрения. Павел Николаевич действовал один, вы действительно ничего не знали об его планах. По законам Империи все его имущество подлежит конфискации, подробный перечень в уведомлении. Еще раз - мои соболезнования. Все конфискованные бумаги вашего отца вам вернут.
Он протянул Элизе длинный плотный конверт, коротко поклонился и вышел.
Проходя мимо, фон Раух снова бросил взгляд на портреты, Элиза остро пожалела, что в ее руке нет пистолета. Очень хотелось выстрелить в затылок, точно в основание короткой косички его щегольской прически.
Элиза с трудом разжала сведенные судорогой пальцы, заломившие край конверта, и развернула уведомление.
"В связи с совершением государственного преступления... Подлежит конфискации в течение месяца... Надлежит освободить..."
Ни слова о том, когда она может похоронить отца. Неужели он в безымянной могиле? Или... Или все-таки жив? Не зарублен?
Господи, на все воля Твоя...
Элиза медленно подошла к креслу и еще раз, очень медленно, перечитала все уведомление.
Казна конфисковала заложенные и перезаложенные имения, счета в банках, на которых практически ничего не осталось, и дом в Гетенхельме.
По двору простучали копыта сразу нескольких лошадей.
- Барышня, - поклонился ей вошедший дворецкий, - неужели все закончилось? Уехала охрана, и гвардия, и охранители. Оставили вам коробку с бумагами, в седла вскочили - и нет их.
- Да, - медленно проговорила Элиза. - Это - закончилось.
Все счета и закладные были на месте, в черной кожаной папке. Элиза просмотрела их, сверилась с уведомлением, потом еще раз пересчитала цифры...
Конфискация избавляла ее, как наследницу, от выплаты всех долгов покойного отца.
Фактически ей подарили около двадцати тысяч золотых марок.
Слез не было.
Только клубящаяся тьма шепталась в углах гостиной.
Горькая слеза обожгла, сорвалась с ресниц и упала на гладкую, плотную бумагу уведомления из императорской канцелярии. Растеклась прозрачной каплей на строчках со словами "состоялась гражданская казнь" и "все имущество приговоренного подлежит конфискации".
Кто ты теперь, девочка? Без положения в обществе, без приемов в знатнейших домах Гетенхельма? Кто ты, Елизавета Павловна Лунина?
Ты даже траур не можешь объявить - после гражданской казни не бывает траура. Человека просто больше нет.
Когда-то давно Элиза видела, как волчонка посадили на цепь. Охотники убили волчицу и других волчат, а его ради забавы привезли в поместье. Собаки рвались растерзать зверя, исходили истошным лаем, а он просто стоял и смотрел. Не огрызался, не пытался убежать. Принимал свою судьбу со всем возможным достоинством.
Она сейчас была таким волчонком.
Сиди на цепи и будь благодарна - свору на тебя пока не спустили.
Не спастись. Но и загонщики не позабавятся. Ты не доставишь им удовольствия смотреть на твой страх.
Помнишь? Он так и просидел весь день. А ночью сумел вывернуться, оставил на привязи клок окровавленной шерсти и ушел в лес.
Может быть, и ты сможешь?
Вот только, при очень похожей судьбе, было у Элизы с волчонком одно отличие.
Мать-волчица сражалась за волчат до последнего вздоха.
Отец Элизы покушался на жизнь канцлера империи, не думая о том, как будет жить его дочь.
То, что она останется одна, окруженная презрением и брезгливым любопытством, не стоило внимания Павла Лунина.
Всего неделю назад Элиза была одной из самых блестящих невест столицы. Дата свадьбы назначена, подружки заказали наряды, половина цветочниц столицы готовит букеты для церемонии. Элиза давно разослала приглашения - на точно такой же бумаге, как та, что лежит перед ней на столе. Гладкой, плотной...
Теперь все это - мусор.
Кто придет на свадьбу прокаженной? Дочери преступника короны?
Отец, зачем - так? За что?
Элиза медленно подняла глаза на вновь вошедшего дворецкого. Ему было очень стыдно за приступ паники в день покушения - и сейчас пожилой солидный слуга всеми силами восстанавливал привычный уклад.
- К вам господин Румянцев, барышня. Прикажете пригласить?
Элиза осторожно свернула уведомление. Бросила взгляд в зеркало - прическа в полном порядке, а что глаза чуть покраснели... Не важно. Он и не заметит.
- Пригласите, пожалуйста, - негромко ответила она. Постаралась изобразить самую светскую из своих улыбок, но безжалостное отражение показывало только натужную гримасу.
От прежней жизни у Элизы остался только жених. Нелюбимый и ненужный. Сговор о свадьбе - последнее, что ей хотелось бы сохранить. Но остался только он.
Расскажи Богу о своих планах...
Петр Румянцев никак не мог служить прообразом героев на обложках рыцарских романов. Невысокого роста, немного сутулый, не худой, не полный, скорее какой-то невнятный. Как когда-то Элиза жаловалась подружкам - Пьер был воплощением частицы "не". "Не красавец", "не урод", "не мечта", не...
Пренебрежительно подшучивать над женихом было привычно.
О свадьбе семьи сговорились, когда Элиза еще была в колыбели, а Пьер катал на веревочке свою первую лошадку.
Знакомство с ним для семилетней Элизы стало жутким разочарованием. Она ждала прекрасного принца, а перед ней был нескладный (снова "не"!) мальчишка старше ее на два года. Жених честно пытался быть галантным, но постоянные взгляды украдкой на гувернера выдавали всю неловкость ситуации. Он явно тяготился своей ролью.
В карете по дороге домой Элиза разрыдалась, уткнувшись лицом в мамину юбку. Елена Лунина гладила дочку по голове и уговаривала, что лет через десять, когда придет время свадьбы, Пьер-лягушонок обязательно станет долгожданным принцем. Просто его надо будет полюбить, и тогда - ты ведь помнишь сказки? - любое чудовище станет красавцем.
Отец тогда усмехнулся непонятно: "Я же стал". А брат - вот зловредина! - добавил, что было бы неплохо сначала Элизе научиться быть принцессой, а уж потом...
Брат... Мама...
Теперь и отец.
Господи, за что?!
Пьер вошел почти бесшумно. Ботинки служащих министерства иностранных дел - это вам не подкованные сапоги военных.
Еще одно "не...". "Не военный". Еще и "не герой", "не возлюбленный"...
- Здравствуйте, Лизанька, - Пьер продуманно, выверенным, многократно отрепетированным движением поклонился ей. Прядь русых волос идеальной стрижки чуть качнулась. Как всегда. С точностью до миллиметра.
Если бы не светские манеры, Элизу передернуло бы от отвращения.
Ей почему-то вспомнился фон Раух. Если бы они познакомились - Пьер получил бы образец недостижимого идеала.
- Здравствуйте, Пьер, - она присела в реверансе, - нам нужно поговорить. И прошу вас, в который раз прошу - не называйте меня так! Я Элиза!
- Вы моя будущая жена, я буду называть вас так, как мне захочется, - спокойно ответил он. - Я пришел сказать вам, что венчание в кафедральном соборе отменено. Дочь государственного преступника не может выходить замуж в главном храме Империи. Нас ждут в церкви Святого Петра в моем имении. Собирайтесь, выезжаем завтра.
- Прошу вас, выслушайте меня! - взмолилась Элиза. Она взяла кольцо со стола и подошла к нему вплотную, стараясь не дышать. Парфюмерная вода, которой от него пахло, вызывала у нее тошноту. Когда-то похожим запахом пользовался ее брат, и он казался даже приятным, но от Пьера...
Жених бесстрастно смотрел на ее запрокинутое лицо.
