Крылья - Нестеренко Юрий Леонидович (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью txt) 📗
Я, разумеется, уже отнюдь не считала себя обязанной скрывать адрес жилища Нодрекса, но ссылка на подобный «дом» явно не пошла бы мне на пользу.
— Я приехала только сегодня, ну в смысле вчера вечером, и не успела найти жилье.
— Но документы у тебя есть?
Сказать, что они в другом месте, уже не получалось, раз я только что заявила, что у меня нет жилья в городе.
— Нет… — Видя, как все больше брезгливости проступает на лице капрала, я поняла, что выдумывать что-то нет времени, и попыталась ухватиться за правду: — Я беженка с Ктито, то есть на самом деле я из Ранайи…
— Почему сразу не с обратной стороны Лла? — оборвал меня капрал и повернулся к хозяину зверинца: — Ладно, заткните ей пасть. Ваши животные не должны нарушать сон и покой мирных граждан.
Животные. Он так и сказал.
— С удовольствием, господин капрал, — ухмыльнулся владелец зверинца и протянул ему отобранные у меня дилумы: — Извините за беспокойство.
Капрал равнодушно ссыпал монеты в карман и повернулся к своим:
— Пошли, ребята.
А мне и впрямь принялись заматывать рот какой-то широкой лентой, кисло пахнувшей зверем. Должно быть, ею завязывали пасти хищников, чтобы те не кусались или не выли. В первый момент меня чуть не стошнило.
— Ну что, убедилась? — Хозяин зверинца посмотрел на меня сверху вниз, благо рост позволял. — Никто тебе не поможет. Ладно, давайте ее в вагон с барахлом, пока Прум подготовит клетку. — Он все еще стоял, голый по пояс, и наконец обратил внимание на ночной холод и поежился. — Прохладно, черт.
«Не надо было говорить про Ранайу», — убито думала я, шагая под конвоем к вагончику, который Нодрекс обследовал первым. Все-таки, несмотря на очередное соглашение о вечном мире, илсудрумцы и ранайцы не очень любят друг друга. Еще с тех самых пор, как пять будущих западных провинций Ранайи вышли из состава Илсудрума, воспользовавшись тогдашним упадком империи, — было это за полтораста лет до Кайллана Завоевателя… В образованной среде эти настроения если и проявляются, то скорее в виде духа соперничества, часто даже добродушно-ироничного, а не враждебности. Но вот среди простого народа, такого, как эти стражники или те же балаганщики…
Впрочем, главное, конечно, было не это. На лице капрала читалось отвращение вовсе не к ранайцам, а к крылатым. А если и к ранайцам, то главным образом за то, что те дали крылатым равные права. И, должно быть, ему доставило особое удовольствие попрание этих прав.
Ужасно не хочется рассказывать, что было дальше. Но придется, раз уж я взялась за это повествование.
Они все-таки не решились выставить меня напоказ в Далкруме. Должно быть, побоялись, что у меня все же могут отыскаться друзья в городе — пусть не среди властей, так среди бандитов. За это их опасение я заплатила несколькими лишними часами, которые провела в вагончике в куче какого-то тряпья, связанная и с замотанным ртом. Мне не только скрутили руки и ноги, но и крылья тоже примотали к телу в сложенном состоянии, так что шансов выбраться из-под тряпья не было. Я там чуть не задохнулась. Хорошо хоть, что вязали меня не веревками, а специальными длинными ремнями, которые, хотя и держали крепко, не нарушали кровообращения, — очевидно, их использовали для длительной фиксации животных.
Лишь где-то в районе полудня зверинец снялся с места, и караван повозок покатил прочь из Далкрума. Я могла лишь догадываться об этом по толчкам и покачиванию вагончика. Вскоре, однако, он снова остановился, и я услышала, как открылась дверь. На какой-то миг — уж больно недолгой была поездка — у меня мелькнула надежда, что караван остановлен какими-нибудь неведомыми спасителями…
Увы. Когда меня вытащили из-под тряпья, я увидела все те же лица — хозяина зверинца (его звали Илдрекс Гарвум, как я узнала, прочитав имя на валявшихся в том же вагончике афишах) и пары его подручных. Мне наконец освободили рот, но прочие путы пока не тронули.
— Сейчас ты займешь свою клетку, — сказал Гарвум, — но, прежде чем мы приедем в следующий город, ты должна кое-что усвоить. Мы не изверги и без нужды не станем причинять тебе зла, но и ты веди себя как надо. Когда на тебя придут смотреть, ты не должна забиваться в угол и прятать крылья. Напротив, расправляй их пошире и время от времени маши ими.
Мои челюсти сжались до боли в скулах, но я взяла себя в руки. Раз им от меня что-то еще надо, появляется пространство для маневра и возможность поторговаться. И если прямо сейчас нет шансов освободиться, то почему бы не попытаться извлечь хоть какую-то выгоду из неизбежного?
— Ладно, у меня к вам предложение, — сказала я. — Я буду кривляться перед зрителями, как вы хотите, и стараться, чтобы вы заработали побольше денег. Но спустя… м-м… некоторое время вы меня отпустите и заплатите мне за работу.
— У меня другое предложение, — усмехнулся Гарвум. — Или ты будешь делать то, что я сказал, или мы отберем у тебя одежду и посадим на цепь, как старуху.
Эту старуху я увидела чуть позже. Она действительно сидела в своей клетке без одежды, но и голой ее тоже нельзя было назвать. Все ее тело было покрыто седой шерстью. Обычно-то у аньйо волос на теле нет совсем, в редких случаях — легкий пушок. А тут — настоящий звериный мех, даже длиннее, чем короткая шерстка тйорлов. Афиши и надпись на клетке называли старуху дикой, хотя на самом деле она наверняка родилась в каком-нибудь сельском или городском доме. Старуха была совсем сумасшедшая.
Даже говорить не могла, только время от времени мычала какой-то мотив, всегда один и тот же. Имени у нее не было, или, по крайней мере, его никто не знал; так и говорили — старуха. Чтобы подчеркнуть ее дикость, старуху держали в железном ошейнике и на цепи, хотя она была неагрессивна. Она просто сидела целыми днями без движения, иногда только раскачивалась, когда мычала свой мотив; на происходящее вокруг она никак не реагировала. Впрочем, обычных сумасшедших в психдомах тоже держат в кандалах, никогда ведь заранее не известно, что они выкинут, так что в этом ничего необычного нет.
Тогда я этих подробностей не знала и не поняла, почему это хозяин зверинца считает, что старух надо сажать на цепь. Но угроза была достаточно весомой и сама по себе, без аналогий. И я не успела скрыть от Гарвума свой испуг.
