Приносящая надежду (СИ) - Воронина Тамара (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
– Повторить ее можешь? – спросил Гарвин. Лена послушно повторила. Он покачал головой.
– Я и не надеялся.
– Ладно, теперь объясните, что тут особенного, – потребовал Маркус. – То есть хорошая клятва и красивая…
– И нерушимая.
– Вроде истинной?
– Нет. Истинную клятву можно нарушить. И умереть. А эту нельзя. Не получится. Это клятва… как сказать? Не формальная. Ее никогда не дают правителям или вождям… Вот жене можно.
– Клятва сердца, – кивнул шут. – Сказано сердцем и услышано сердцем. Потому и принято, да? Гарвин, а разве кто-то сомневался, что ты ей и без всякий клятв верен?
– Я, – пожал плечами Гарвин. – Я сомневался. Ты не знаешь, что я такое… я и сам не знаю. Я себя боюсь, Рош.
– Ага, – глубокомысленно изрек Маркус, пряча в несуществующие усы усмешку. – То есть выходит, что теперь она всегда сможет… до тебя докричаться?
– Сможет.
– Я в смысле…
– Я тоже в смысле. Она сможет меня вытащить из безумия. Скорее всего. А если не сможет, то кому-то из вас все-таки придется…
– Это понятно, – деловито согласился Маркус, – не Милит, так я. Рош, ты там ее держи, чтоб в обморок не упала… или не кинулась мне волосья рвать и глаза выцарапывать. Впрочем, крепче держи, она и кинжалом орудовать научилась…
Вот так. Клятвы в вечной преданности (почему не сказать просто – дружбе?), в том числе и какие-то особенно магические, и самые простые (типа «ты от меня все равно не отделаешься») – и тут же готовность горло перерезать во имя дружбы. И горло перехватывает так, что не ответишь, да и толку отвечать им: они так уверены в этой своей правоте… Бешеную собаку усыплять, раненых пристреливать, безумцам глотку резать. Лена отчетливо представила себе, как Милит, нагнувшийся над просыпающимся Гарвином, увидел в его глазах что-то не понравившееся и чиркнул клинком. И кровь брызнула, а Гарвин инстинктивно, как всякий, схватился за горло, стараясь вздохнуть. Эльфийские кинжалы куда острее пресловутых бритв, в том числе местных, и мужчины ими не бреются только из-за неудобной формы и длинного лезвия. Горло перехвачено до позвоночника, кровь льется, как из опрокинутого ведра, и вместе с ней вытекает жизнь эльфа Гарвина, некроманта поневоле и пророка… тоже поневоле. И все кончается очень-очень быстро, и бледно-голубые глаза становятся совсем уж похожи на стекло.
– Ты уже была в мире, который проклял безумный маг, – пожал плечами вполне живой Гарвин. Лена поежилась, потому что картинка была слишком реальной. – Да он, видно, слабоват был, проклятие погасили. Ну вот скажи, Милит, ты великий боевой маг?
– Да, – без ложной скромности кивнул Милит. – Равного себе я не знаю. Не встречал.
– И это правда. Ты можешь попросить силу солнца?
– Попросить-то я могу, – усмехнулся Милит, – и, кто знает, может быть, и получить смогу, а вот распорядиться ей – вряд ли. Сам сгорю скорее.
– А я никак не боевой маг – а получил и распорядился. Что я могу наделать, если не буду владеть собой?
– А разве теперь тобой не она владеет? – удивился шут, вроде бы и не всерьез, но Гарвин растерялся. – Ты знаешь, как действует эта клятва? Что она влечет за собой?
– Я клялся Вике.
– Значит, эта клятва основана на любви.
– А у тебя никогда не было… каких-то признаков безумия? – спросил Маркус. – Или это потому что ты стал некромантом, чтобы умереть в конце концов, а не умер, и это тебя доконало?
– Доконало? Нет, Маркус. Поверь. Некромантия… это действительно другой уровень магии. Я исцелять могу то, о чем раньше не помышлял. Некромантия – и целительство. Ты слышал когда-нибудь о таком?
– Все зависит от личности, – буркнула Лена, – и от целей. Ты для личной силы, для личной власти, для собственного удовольствия стал некромантом или для чего другого? Ты хотел стать властелином мира или просто отомстить за свой народ? За Вику, Тану, внучку… Как ее звали, Гарвин?
– Таали. Тана назвала ее Таали. Как мою мачеху, мать Арианы. Она думала, раз Таали любил Владыка эльфов, раз она была счастливой женой и матерью, то имя поможет девочке повторить ее судьбу. Ты права, конечно. Я хотел мести. Хотел нести смерть и разрушения, пока смерть не отыщет меня, хоть в бою, хоть у креста, все равно.
Шут потер переносицу.
– Странно получается. Ты неправильно говоришь. То есть мы-то тебя понимаем, а Лена нет. Знаешь, что она думает? Значит, просто так забрать жизнь можно, а с помощью ритуала некроманта – нельзя… Я не знаю, как объяснить ей, что действительно – нельзя. Почему мы убиваем и не считаем это чем-то необычным?
– Потому что мы убиваем на войне, – удивился Маркус, – или защищая себя или своих близких.
– А что делал Гарвин? Разве не убивал на войне?
– Но не для… черт тебя забери, я ведь тоже убивал из мести и не считаю себя последним мерзавцем.
– Я себя тоже не считаю последним мерзавцем. Даже предпоследним не считаю, – усмехнулся Гарвин. – Но разница все-таки есть. Ты их просто убивал. – «Ну, не то чтоб совсем уж просто», – пробормотал Маркус. – Ты не пользовался их жизнями. Твоя месть была… как сказать? конечна. Ты убил пять или десять человек и остановился, успокоенный. Жажда крови ушла, осталась только горечь потери.
– Разве сейчас у тебя осталась жажда крови?
– Нет. Не осталось. Только мы не об этом. Некромантия однозначно под запретом. И должна быть. Я тебе как некромант говорю. Ты только представь себе, что может начаться, если дать какое-то послабление, если не убивать некромантов или не запирать их в клетки. Милит вот понял, а ты нет.
– Дурак, – самокритично согласился Маркус, – не понял. Все повально рванутся в некроманты? А зачем?
– Действительно дурак, – вздохнул Гарвин. – Даже Аиллена вон поняла. Потому что более высокий уровень магии. Потому что я не уверен, что найдется маг, который может совладать со мной в одиночку.
– Да тут еще Аиллена со своей силой… Нет, Гарвин, давай я тебя все-таки зарежу на всякий случай.
– Давай, – согласился он. Маркус ругнулся: свести к шутке не удалось. – Когда препятствием к действительно великой магии становится всего лишь чья-то смерть, это очень большой соблазн. А продолжительность или вид смерти сами по себе вот только для Аиллены важны. Но не для мага. И тем более для того, кто Дара не имеет, но хочет получить.
– А это возможно? – разглядывая Гарвина, спросил Маркус, и на этот раз сумел его развеселить.
– Возможно. Великим магом не станешь все равно, потому что чужое не свое, но на иссушающий огонь станешь способен.
– Надо Корина Умо отловить, – озабоченно сказал Маркус. – Я, правда, не запомнил той картинки, что рисовать надо…
Гарвин дал ему подзатыльник, звонкий и необидный.
– Не я безумен, а вы. Все сошли с ума.
– На почве взаимной любви, – уточнила Лена. – Ты понимаешь? Я люблю шута как мужчину. Люблю вас немножко не так, но не менее сильно… Иначе, но не слабее. Милит, прости, милый, я понимаю, что тебе хотелось бы другого…
Она замолчала, потому что Милит с какой-то просветленной улыбкой покачал головой.
– Нет. То есть мечтать не вредно, но поверь, мне действительно достаточно того, что есть. Я люблю тебя и как женщину, и как сестру, и как друга – одновременно. Это неизменно, это навсегда, только ты не должна из-за этого переживать, потому что мне достаточно быть рядом с тобой, говорить с тобой и видеть, что ты счастлива. И видя это, я сам счастлив.
Лена растерялась. Совсем. Счастлив от того, что она счастлива с другим? А говорят, мужчины проще, что женщины выдумывают какие-то тонкости и глубины, а у мужчин все ясно и недвусмысленно.
– А почему это тебя удивляет? – спросил шут. – Если бы ты выбрала его и была с ним счастлива, сегодня услышала бы эти слова от меня.
– Ну да, – подтвердил Маркус. – Потому что любите не просто так, а по-настоящему. Сильно. Не для себя, а для нее.
– Здравый смысл! – Гарвин наклонил голову, подставляя затылок под руку Маркуса, и тот, уж конечно, возможностью воспользовался.
