Повелитель императоров - Кей Гай Гэвриел (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
Охота на Аликсану прекращена. Об этом объявлено, сказали евнухи. Ее все еще хотели найти, но теперь по другой причине. Леонт желал выразить ей свое почтение и почтить память о Валерии. Помазанник божий, благочестивый человек, желающий начать свое царствование подобающим образом. Однако она не объявилась. Никто не знал, где она. Криспин вдруг вспомнил свой сон: тот залитый светом луны берег, окрашенный в черно-серебристые цвета.
Гизелла Батиарская должна была сочетаться браком с Леонтом в тот же день во время церемонии в Аттенинском дворце и стать императрицей Сарантия. Мир изменился.
Кай Криспин помнил ее в ее собственном дворце, еще осенью, когда падали листья. Юная царица посылала его на восток с посланием, предлагая себя далекому императору. В то лето и осень в Варене заключали пари насчет того, как долго она проживет, пока кто-нибудь найдет ее отравленной или зарезанной.
Завтра или через день ее представят народу на Ипподроме, и их с Леонтом коронуют. Так много надо успеть сделать, сказали ему евнухи, суетясь вокруг, предусмотреть невероятное количество деталей.
По-настоящему это он стал виновником всего произошедшего. Это Криспин привел ее во дворец по улицам Города, в Порфировый зал сквозь эту безумную ночь. Это могло означать — был всего один шанс, что это могло означать, — что Варену, Родиас, всю Батиару удастся теперь спасти от вторжения. Валерий собирался начать войну; флот был готов отплыть в любой день, неся с собой смерть. Леонт, теперь, когда с ним Гизелла, может поступить иначе. Она дала ему этот шанс. Очень хорошо.
Ему сказали, что Стилиану ночью ослепили.
От нее отказался Леонт, их брак официально расторгнут по причине ее ужасного преступления. Такие вещи можно сделать быстрее, пояснили евнухи, если ты император. Ее брат Тетрий мертв, рассказали они Криспину, задушен в одной из тех комнат под дворцом, о которых никто не любит вспоминать. Его тело позднее в этот же день будет выставлено на всеобщее обозрение, повешено на тройной стене. Этим тоже руководил Гезий. Нет, ответили они, когда он спросил, об убийстве самой Стилианы не сообщали. Никто не знает, где она.
Криспин поднял взгляд на возвышающуюся перед ним статую. Человек на коне, боевой меч, образ власти и величия, доминирующая фигура. Но именно женщины, подумал он, делали здесь историю, а не мужчины со своими армиями и мечами. Он представления не имел, что об этом думать. Он хотел бы развеять эту тяжесть, этот густой, сбивающий с толку туман, сотканный из крови, ярости и воспоминаний.
Жонглер был очень искусным. Он жонглировал в воздухе пятью мячами разных размеров и одновременно кинжалом, который вращался и сверкал на свету. Большинство людей не обращали на него внимания, они спешили мимо. День еще только начинался, надо было спешить делать дела, выполнять поручения. Утром в Сарантии нельзя медлить.
Криспин посмотрел налево, на Святилище Валерия, купол которого безмятежно, почти высокомерно вознесся над зданием, над всей этой суетой. Он некоторое время смотрел на него, получая почти физическое наслаждение от грациозности, которой удалось добиться Артибасу, потом зашагал туда. Его ждала его собственная работа. Мужчине необходимо работать.
Он не удивился, когда увидел, что другие придерживаются того же мнения. Близнецы Силано и Сосио работали в маленьком обнесенном забором дворике рядом со Святилищем, присматривали за известью для основы, дозревающей в печи. Один из них (он никогда не мог их различить) неуверенно помахал рукой, и Криспин кивнул в ответ.
В Святилище он посмотрел наверх и увидел, что Варгос уже забрался на помост и накладывает тончайший слой основы на то место, где Криспин собирался работать накануне. Из его друга-иниция с Имперской дороги неожиданно получился вполне приличный подмастерье мозаичника. Еще один человек, который отправился в путешествие в Сарантии и изменил свою жизнь. Варгос никогда этого не говорил, но Криспин догадался, как и в отношении Пардоса, что основное удовольствие от этого занятия он получал потому, что был набожным и трудился в обители бога. Никто из них, думал Криспин, не получил бы такого удовлетворения, выполняя частные заказы для столовых или спален.
Пардос тоже находился наверху, на своем помосте, выполняя мозаику на стене по рисунку Криспина над двойным рядом арок вдоль восточной стороны пространства под куполом. Двое других мастеров гильдии из собранной им бригады тоже были здесь и работали.
Артибас тоже, наверное, где-то поблизости, хотя его труды, в сущности, завершились. Святилище Валерия построено. Оно фактически подготовлено для него, готово принять его сожженное тело. Осталось сделать только мозаики и алтари, гробницу или мемориал, который им теперь понадобится. Затем клирики войдут и повесят солнечные диски на положенные места и освятят это божественное место.
Криспин смотрел на то, ради чего он совершил свое путешествие сюда, и ему казалось, будто каким-то глубинным, совершенно необъяснимым образом один взгляд на все это приносит ему успокоение. Он чувствовал, как тускнеют картины вчерашнего дня — Лекан Далейн в своей хижине, люди, умирающие на поляне, Аликсана, сбрасывающая плащ на берегу, крики на улицах и горящие огни, Гизелла, царица антов, на носилках, ее сверкающие глаза, когда они пробирались сквозь темноту, а потом в затянутом пурпуром зале, где лежал мертвый Валерий, — все эти картины вихрем улетели прочь, а он стоял и смотрел на то, что создал здесь. Самое лучшее из всего, что смог сотворить он, подверженный ошибкам смертный в мире Джада.
Нужно жить, думал Криспин, чтобы тебе было что сказать о живых, но нужно уметь отойти в сторону, чтобы это сделать. Помост в вышине, думал он, ничем не хуже других мест, а возможно, лучше многих.
Он двинулся вперед, испытывая облегчение в окружении знакомых звуков работы. Он думая о своих девочках, вызывал в памяти их лица, которые он попытается изобразить сегодня рядом с Иландрой, недалеко от того места, где лежит в траве Линон.
Но не успел он подойти к лестнице, не успел начать восхождение к своему месту над миром, как чей-то голос окликнул его из-за одной из мощных колонн. Криспин быстро обернулся — он знал этот голос. А затем преклонил колени и коснулся лбом безупречно гладкого мраморного пола.
Перед императором Сарантия положено опускаться на колени.
— Встань, художник, — произнес Леонт деловитым тоном солдата. — Кажется, мы многим тебе обязаны за услуги, оказанные вчера ночью.
Криспин медленно встал и посмотрел на него. По всему Святилищу замирали голоса. Другие смотрели на них, они уже заметили, кто пришел. Леонт надел сапоги и темно-зеленую тунику с кожаным ремнем. Его плащ был заколот на плече золотой пряжкой, но наряд не был броским. Еще один мужчина, занятый своим делом. За спиной императора Криспин увидел священника, который показался ему знакомым, и секретаря, которого знал очень хорошо. Распухшую челюсть Пертения украшал синяк. Глаза его источали ледяной холод, когда он посмотрел на Криспина. Неудивительно.
Криспину было все равно. Он сказал:
— Император оказывает мне милость, превосходящую мои заслуги. Я просто старался помочь моей царице, которая пожелала почтить память умершего. То, что из-за этого случилось, не имеет ко мне никакого отношения, мой повелитель. Было бы самонадеянностью утверждать обратное.
Леонт покачал головой.
— Того, что из-за этого случилось, не случилось бы без тебя. Самонадеянностью будет делать вид, что это не так. Ты всегда отрицаешь свою роль в событиях?
— Я отрицаю, что намеренно сыграл какую-либо роль в… событиях. Если люди меня используют, то это цена, которую я плачу за возможность делать свою работу. — Он не совсем понимал, почему он так сказал.
Леонт смотрел на него. Криспин вспомнил другой разговор с этим человеком, в полной пара бане полгода назад, когда они оба сидели голые, в простынях. «То, что мы строим, даже Святилище императора, подвергается опасности и нуждается в нашей защите». В тот день туда пришел человек, чтобы убить Криспина.
